голову, как ей удобно, и, подняв веки пальцами, залила в каждый жгучий, как перец, состав. Теперь слёзы потекли ручьём.
— Блин, — я потянулся вытереть слёзы, но она отбила мои руки.
— Не трогай!
— Хоть салфетку дай!
Мне в руки ткнулось что-то волокнистое. Я, наконец, протёр глаза.
— Артём Палыч хочет с тобой поговорить, — сказала медсестра, когда я уже ясно вижу её лицо. Мне всё равно. Почему-то нет сил, чтобы встать, и всё болит. Ах, да, вчера... сегодня утром мы встретились с Руфом и Майклом. Встреча оказалась неприятной. Двадцать один — ноль не в мою пользу.
— У тебя гемоглобин снижен до семидесяти трёх, — сообщила Алия, с интересом разглядывая меня. — Это ненормально. Нужно комплексное обследование.
— Представляю, — я откашлялся, — не надо ничего. Я и так знаю, что со мной. Хронический лейкоз.
— Лечиться тебе надо.
— Некогда лечиться.
— Позову Палыча?
— Зови, — какая разница раньше или позже. Почему так сложно встать, вот вопрос. И голова такая тяжёлая и болит на пару с желудком.
Спустя время пришел и Палыч. Артём Палыч. Как и в тот раз, что я помню, в охотничьем комбинезоне защитной расцветки. Помялся у входа, а потом ему из коридора подали табурет. После этого он подсел к кровати.
— Ты извини, — начал он, — что мои ребята того... не подумали.
— Бывает, — я даже сесть не могу. Что за чёрт? Приходится разговаривать лёжа, налегая на опухшую после утреннего происшествия щёку.
— Ты сам-то откуда?
— Из Гудрон-тауна, — бубнил я в тощую подушку.
— А к нам зачем?
— Работу искал.
— Один?
А вот здесь кроется подвох. Они видели меня в гостинице с Колючкой и симом.
— Нет, не один.
— А кто с тобой был?
— Попутчики, разошлись мы.
— Вон оно как, — кивнул Палыч. — Тут одна девка Малому хозяйство пробила. Не местная, сразу видно.
— Девка? — уж не Колючка ли? Шипастая колючка. Смех вышел долгим кашлем. Палыч ждал, пока я отдышусь. — Какое хозяйство?
— Известно какое. Чуть евнухом не сделала. Знаешь её? С тобой приехала.
Может, и знаю, всё вокруг становится мутным, и даже Палыч.
— Поймали? — слова выходят вместе с дыханием.
— Нет, уехала.
Уехала... На чём? На поезде? Надеюсь. Нечего здесь делать. Надо бы и мне. Только куда?
— Нет, не знаю.
Палыч отвлёкся, потому что его позвали из коридора. Почему я не слышу? Потому что в ушах опять стучит кровь. Раздаются голоса. Оба, кажется, мужские.
У меня в кармане ёмкость с капсулами, нужно выпить таблетку. Снова пропустил все сроки. Я поискал рукой выступающий бок банки. Нет. Вытащили? Поднимаю глаза. Да нет же, вот лежит рядом со стаканом всё, что вытянули из карманов. В том числе и заветная банка, наполовину опустошённая. Пока я справлялся с крышкой и капсулой, голоса в коридоре стихли. Вернулся Палыч с человеком в военной форме. Это мне совсем не нравится.
— Марк В. Новак?
Он самый. Я кивнул, всё-таки умудрившись сесть. Голова постепенно приходит в норму.
— Вас приглашают к беседе.
Вот как? Интересно.
— С кем?
— Эвелин Райго вам знакома?
Как не знать, из-за неё, считай, и начался бардак в моей жизни.
— Смутно припоминаю.
— Вспоминайте, — соглашается военный, — пока едем, сможете освежить память.
Не хочу никуда ехать, из меня словно вынули батарейку. Надо заменить. Мне смешно, но военный шутить не настроен. У него на плечах погоны со странными нашивками. Не могу понять, в каком он звании. Он подхватывает меня под локоть, заставляет встать. Спешно рассовываю своё имущество по карманам, а потом только вижу растерянные глаза Палыча. Уж, прости, старик, теперь каждый хочет со мной поговорить.
Так мы приехали туда, куда, собственно и стремились. Я почти готов к разговору, только в голове постоянно мутится, а следом тянет и желудок. Пустая затея. Пустая голова. Нет, я вру себе, к разговору я не готов. Я вообще ни к чему не готов. Всё, чего я хочу сейчас, это тишина и хоть какая постель, чтобы не стоять вот так, гадая в какой момент меня вымутит на пол.
То, что говорит поверенный Фатума, некий Лука, не делает мне лучше. Всё только усугубляется. Кажется, что я не смогу досидеть до завершения беседы. Чего он хочет? Какое решение я должен принять? Судя по моему состоянию, мне осталось не так много времени, когда я хоть что-то могу решать. Зачем им такой боец? Ни к чему. Проще бросить меня подыхать где-то в полевом госпитале. Но Колючка твёрдо намерена бороться. Она спорит. Пусть. Хоть кто-то ему возразит.
Разговор завершается. Меня мутит: от услышанного, от жизни, от ползущего вниз давления — от всего.
— Вас проводят. Можете подумать.
— А где Пончик? — мне хочется увидеть его. Он такой трогательный со своей заботой.
— Сима вам вернут, — соглашается Лука, — на время. Не затягивайте с ответом.
Снова. Оставьте меня в покое.
Нас провожают к огромным транспортным контейнерам в самом конце огромнейшего ангара. Вип-места. Один из них — для нас. Какая честь. Внутри — целая комната отдыха с уборной и системой вентиляции. Мы заходим, и дверь за нами закрывается. Попались, как кролики. Но мне безразлично. Я с ходу сворачиваю в уборную, и сразу меня выворачивает желчью в белоснежный унитаз.
Колючка молча проходит дальше. Вода освежает лицо и даже утоляет жажду. Она не очищенная, но мне плевать. На крючке висят два нетканых синтетических полотенца. Подхватываю одно.
— Ты в порядке? — слышу я её голос. В порядке ли я? Нет, не в порядке. Слышу, как открывается и снова закрывается массивная дверь, щёлкает замок. В проёме появляется сим. У него ободрана половина лица до чёрной основы скелета, разорван костюм. Он словно воевал, пока мы беседовали. Боевой симилис Пончик.
— Марк? — сим всё равно вежлив и спокоен. — Вы живы! Я очень рад.
— Пока да, — полотенце летит на раковину. Мне надо прилечь, — из какой задницы вылез ты?
— Я бы не назвал это место так, — Пончик следует за мной, как привязанный, и встаёт рядом с креслом, на котором я растягиваю уставшее тело. — Здравствуйте, Лин.
Колючка не смотрит на сима. Пока меня не было, что-то между