— Вы знаете, где она?
— Не вы один ее ищете, — сказал Монтгомери. — Она не появлялась на работе со вчерашнего дня. Сказала, что поедет с вами делать репортаж. Одно это всех удивило, а утром она перестала отвечать на звонки. С ней целый день никто не может связаться. По-моему, это непрофессионально.
— Могу я осмотреть ее кабинет? — спросил Росток.
— Конечно, но там ничего нет. Это стандартное помещение, она делит его с одним из наших репортеров.
Монтгомери провел его в кабинет. Соседкой Робин оказалась афроамериканка, которая начала было протестовать против обыска, но Ли Монтгомери быстро ее успокоил. Она отошла и позволила Ростку осмотреть папки и ящики.
— Что вы ищете? — спросила она. — Может быть, я смогу помочь.
— Не знаю. Если что-то сможет подсказать, где найти Робин…
— Такого вы здесь не найдете. Когда два человека сидят за одним столом, вряд ли они будут держать в нем что-то личное.
— А компьютер?
— Он у нас тоже общий. Вообще-то, им в основном пользуюсь я. Она больше работает с ноутбуком. Я была бы рада просмотреть ее файлы для вас, но они чисто деловые.
— Милые девочки, — сказал Росток, показывая на одну из фотографий на столе. — Двойняшки?
— Да, — улыбнулась девушка. — Грейс и Хлоэ. Им сейчас по шесть.
— А это кто? — Росток указал на фотографию белой женщины средних лет. — Где она живет?
— Где сейчас, не знаю. Раньше она жила в Филадельфии. Но не так давно вроде бы переехала сюда, Ж девушка вздохнула, пожав плечами. — Робин не рассказывала о своей личной жизни… даже Джейсону.
— Джейсону?
Девушка вдруг замолчала. Ее взгляд переметнулся на Ли Монтгомери, словно она сказала что-то лишнее.
— Джейсон — наш директор по новостям… или, наверное, стоит говорить «бывший директор», — объяснил Ли. — Ходят слухи, что у них с Робин роман.
— Может, она у него? — предположил Росток.
— Сомневаюсь. Они расстались, когда он отказался поддержать ее на одном из собраний. Это ее очень расстроило. Не думаю, что она когда-нибудь к нему вернется.
— Похоже, вы в курсе всего, что здесь происходит, — сказал Росток.
— Я делаю новости, — улыбнулся Ли Монтгомери. На белом воротнике его рубашки было размазано немного оранжевого грима. — Если честно, есть один человек, который может знать, где она. Это Гамильтон Уинфилд, который и послал ее на расследование дела с рукой в сейфе. Он знает обо всех здесь даже больше меня.
— Уинфилд? Она про него говорила, — вспомнил Росток. — Он что-то вроде консультанта, верно?
Ли Монтгомери вывел его в коридор, где их не могли слышать остальные работники.
— Он консультант по рейтингам. Странный человек. Всегда мерзнет и жалуется, что недостаточно тепло. Мы не даем домашних адресов своих сотрудников — но для вас я могу поступиться этим правилом, если…
— Если что?
— Если вы обещаете мне права на эксклюзивный репортаж о том, что за чертовщина творится у вас в Миддл-Вэлли.
— Я уже пообещал их Робин.
— Да, но она ведь сбежала? С точки зрения этики — это повод разорвать любое ваше с ней соглашение.
57
Если Гамильтон Уинфилд выбирал себе дом из соображений безопасности, а не красоты, он, без сомнения, сделал правильный выбор.
Адрес, полученный от Ли Монтгомери, привел Виктора на второй этаж двухэтажного здания, в котором когда-то располагалась пекарня. Оно было огорожено, поэтому подойти к нему незамеченным было невозможно. Пустая асфальтированная площадка вокруг дома освещалась призрачно-желтым светом. В здании по соседству находился полицейский участок. Преодолев один пролет деревянной лестницы, Росток оказался перед дверью в квартиру Уинфилда. Датчик движения, зарегистрировав приближение Ростка, активировал огромный прожектор. Камера, прикрепленная к стене дома, снимала каждого, кто поднимался по ступеням. Небольшой интерком и глазок в двери служили финальными этапами охраны.
Росток нажал на кнопку звонка. Он вдруг подумал, что Уинфилда может и не быть дома.
Не услышав изнутри никаких звуков, он снова надавил на кнопку и назвал свое имя в интерком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я знаю, кто ты, — раздался из динамика голос, прерываемый металлическим звуком помех. — Подожди пару секунд.
Вслед за голосом послышался лязг цепочки, щелчок замка и, как показалось Ростку, скрежет засова. Наконец дверь открылась, но ровно настолько, чтобы Росток мог проскользнуть внутрь. Ему показалось, будто он входит в топку. Комната была темной, не считая красного свечения огромного электрического обогревателя, посылавшего волны теплого спертого воздуха.
— Ты пришел насчет девчонки? — раздался в темноте голос старика. Мимо обогревателя прошла тень. — Я знал, что ей нельзя доверять.
— Вы скажете, где она? — спросил Росток.
— Я могу сказать, что вчера вечером мы потеряли связь с ней. Она сообщила, что последние два дня была с тобой, а потом перестала звонить. Когда ты видел ее в последний раз?
Росток шел на ощупь вдоль стены, стараясь держаться на некотором расстоянии от Уинфилда. Он не понимал, как нормальный человек мог жить в такой жаре.
— Сегодня днем. Она сбежала вместе с уликой.
С мощами? — голос старика задрожал. — Она украла мощи Распутина? Ты знаешь, куда она направилась?
— Откуда вам известно, что это мощи? — спросил Росток. Когда глаза привыкли к темноте, он смог разглядеть Гамильтона. Тот выглядел невероятно старым, с густыми бровями, впалыми щеками и кривым носом. Его глаза, отражавшие красное свечение обогревателя, выглядывали из глубоких глазниц. — Робин не могла вам этого сообщить. Она узнала, что рука принадлежала Распутину, несколько часов назад.
Старик сел в кресло рядом с обогревателем.
— Думаю, она догадывалась, — сказал он. — Она умна, это точно. Умнее, чем все они вместе взятые. Может быть, даже слишком умна.
— Это угроза?
— Вовсе нет. Просто констатация факта. Взяв мощи, она подвергла себя огромной опасности.
— Почему? Из-за чего они так опасны?
— У тебя с собой диктофон?
— Нет, — сказал Росток и добавил после паузы: Можете обыскать меня, если хотите.
— Проклятые диктофоны, — проворчал старик. — Теперь они у каждого репортера. Говоришь слово, и никто не гарантирует, что оно останется между вами.
— Можете мне поверить, — сказал Росток. — Я никому не передам информацию, которую вы мне сообщите.
— Я это уже слышал, и не раз, — отозвался старик. — От более влиятельных людей, чем ты. И каждый раз я слышал ложь. Какого черта мне тебе верить?
— Такого, что я до сих пор никому не раскрыл ваш обман.
В темноте он услышал удивленный вдох старика.
— Ты знаешь, кто я? — старик попытался придать голосу важность.
— Ваше имя действительно Гамильтон Уинфилд, — ответил Росток. — И вы когда-то были корреспондентом-международником, но вы не консультант по рейтингам. Я взял в студии «Канала 1» копию вашего резюме и позвонил на станции в Нью-Йорк и Бостон, где вы якобы работали. Там о вас никогда не слышали.
Некоторое время в комнате было слышно только жужжание обогревателя.
— Ты говорил Джейсону? — раздался голос старика.
— Нет.
— А Ли Монтгомери?
— Нет.
— Кто-нибудь на станции знает?
— Понятия не имею, — ответил Росток. — Думаю, у них просто не возникало мысли проверить.
— Потому что рейтинги растут. Пока будут подниматься рейтинги, они будут мне верить, что бы я ни сказал. Им, в отличие от тебя, не придет в голову навести обо мне справки. Особенно учитывая, что владельцы станции обеспечили мне полный контроль над их деятельностью.
Он самодовольно усмехнулся:
— Наличие связей в высших кругах весьма полезно, — сказал он. — Присаживайся, юноша, мы с тобой поговорим. Тебе придется извинить меня за жару. Я провел десять лет в трудовом лагере в Сибири и теперь у меня пониженная свертываемость крови. После обморожения я потерял три пальца на ноге, а теплорегулирующая система моего тела была навсегда повреждена. Я не чувствовал тепла с тех самых пор, как вернулся на родину.