Однажды, когда Каан вместе с Чагатаем возвращался из своих охотничьих угодий, они днем увидели мусульманина, сидящего в ручье и моющегося. А Чагатай очень ревностно следил за соблюдением ясы и не щадил никого, кто хоть немного от нее отступал. Когда он увидел этого человека в воде, от огня охватившего его гнева он хотел предать землю его существования ветру уничтожения и отрезать источник его жизни. Но Каан сказал: «Сегодня уже поздно, и мы устали. Этот человек будет находиться в заключении до завтрашнего дня, когда мы сможем рассмотреть это дело и узнать причину нарушения им ясы». И он приказал Данишманду Хаджибу присмотреть за тем человеком до утра, когда будет установлена его вина или невиновность; он также тайно приказал Данишманду бросить в воду, в то место, где сидел человек, балыш серебра и научить его, когда его будут допрашивать, отвечать, что он бедный человек со множеством долгов и что этот балыш был для него целым состоянием и именно потому он поступил столь необдуманно. На следующий день виновный был допрошен в присутствии Каана. Каан сочувственно выслушал его оправдание, но из предосторожности кто-то сходил к тому месту, и балыш был вытащен из воды. Тогда Каан сказал: «Кому только могло прийти в голову подумать о том, чтобы нарушить нашу ясу и наши указы /163/ или хотя бы на волосок отклониться от них? Но, похоже, что это человек имеет малый достаток и скудное имущество, поэтому он пожертвовал собой из-за одного-единственного балыша». Он велел дать тому человеку десять балышей в придачу к тому одному; и с него было взято письменное обязательство впредь не совершать подобного поступка. И так он не только сохранил свою жизнь, но и приобрел имущество. И свободные люди стали рабами этого деяния, что было лучше, чем несметные сокровища.
И вслед за его справедливым мечом пришли клинки,
обращавшие в рабов свободных и освобождавшие измученны[604].
[ii] Когда они только пришли к власти, они ввели ясу, что никто не может убивать животных, перерезая им горло, а только распарывая грудь, как принято у монголов.
Мусульманин купил на рынке овцу, принес ее домой, надежно запер ворота и зарезал животное, как принято у мусульман, [на дорожке] между двумя или тремя домами, не зная, что за ним наблюдал кифчак, который, дожидаясь этой возможности, шел за ним с самого рынка. Когда он полоснул ножом по горлу овцы, кифчак прыгнул с крыши, крепко его связал и отвел его ко Двору Императора Мира. Каан рассмотрел это дело и послал писцов провести расследование. Когда обстоятельства стали известны его ясному уму, он сказал следующее: «Этот бедный человек исполнил положение нашей ясы, а этот тюрк нарушил его». Мусульманину сохранили жизнь и отнеслись к нему с благосклонностью (soyurghamishī), в то время как кифчак был предан в руки палачей Судьбы.
Если один зефир твоей благосклонности пролетает по лесу, мускусная лань спасает свой пупок от клыков льва.
[iii] Труппа актеров пришла из земель китаев и играла чудные китайские пьесы, каких /164/ никто до этого не видел. Сюжет одной из этих пьес заключался в изображении всех народов, и среди них был старик с длинной белой бородой и в тюрбане, которого волочили лицом вниз привязанным к конскому хвосту. Каан спросил, кого изображал старик Ему ответили, что он представлял непокорного мусульманина, поскольку так их стаскивали с земли. Каан приказал остановить представление и велел своим слугам принести из казны всевозможные драгоценности из земель Хорасана и двух Ираков, такие как жемчуга, рубины, бирюза и другие, а также расшитые золотом ткани и одежды, и арабских скакунов, и оружие из Бухары и Тебриза; и точно так же то, что было вывезено из земель китаев, а именно одежды, уступающие предыдущим, маленьких лошадей и другие китайские товары; и все эти вещи он велел сложить рядом, так чтобы видно было, как велика разница. И он сказал: «Беднейший мусульманин имеет множество китайских рабов, в то время как у величайших эмиров китаев нет ни одного мусульманского пленника. И причиной этого может быть только доброта Творца, Которому ведомы положение и ранг любого народа; и это также соответствует древней ясе Чингисхана, согласно которой выкуп (вергельд) за мусульманина составляет пятьдесят балышей, а за Китая полагается осел. Ввиду таких доказательств и свидетельств как можете вы делать посмешище из народа ислама? Преступление, которое вы совершили, должно быть наказано, но я пощажу ваши жизни. Считайте это большой удачей; ступайте же прочь с глаз моих и никогда больше не показывайтесь в этой округе».
[iv] Один правитель из...[605] направил к нему посла и пожелал выразить ему почтение и покорность, послав ему в числе прочих даров отшлифованный рубин, доставшийся ему в результате побед его предков. /165/ Сверху на камне было вырезано имя Пророка Господа Мухаммеда, а снизу по порядку перечислены имена его пращуров. Каан приказал ювелирам оставить имя Мухаммеда на счастье, но стереть имена султанов и поставить его собственное имя после имени пророка (мир и милость ему!) и Того, Кто послал его.
[v] Один бедный человек, который не мог заработать себе на жизнь и не выучил никакого ремесла, заострил куски железа, придав им форму шила, и разложил их на куске дерева. Затем он уселся в том месте, где должна была пройти свита Каана, и стал ждать. Каан заметил его издалека и послал к нему одного из своих слуг. Бедняк рассказал им о своем бедственном положении, о скудости своего имущества и величине своей семьи и отдал им шила. Но когда посыльный увидел его грубые шила, даже сотня которых едва ли стоила ячменного зерна, он подумал, что не стоит показывать их Каану, и [вернувшись] рассказал о том, что увидел. Каан приказал ему [вернуться и] принести все шила, которые были с собой у того человека. И, взяв их в руки, он сказал: «Даже такие пригодятся пастухам, чтобы чинить бурдюки для кумыса[606]». И за каждое шило он дал тому человеку балыш.
[vi] Один старый человек, чья сила ослабела в круговерти дней и ночей, пришел к Каану и попросил двести балышей золота, чтобы на эти деньги начать свое дело. Один из придворных сказал: «Солнце жизни этого человека достигло своего вечера, и у него нет ни детей, ни внуков, ни какого-то определенного жилища или дома, и никому не ведомо его положение». Каан ответил: «Он, должно быть, лелеял эту мечту в своем сердце всю свою долгую жизнь и все время искал такой возможности, а потому будет невеликодушным отправить его от нас разочарованным и обманутым, и это будет недостойно монаршьего звания, возложенного на нас Всевышним. Дайте ему то, о чем он просил, прежде чем он отправится навстречу своей судьбе.
О
брюзга!
Истинно,
щедрость не погубит меня,
а скупец не станет бессмертным из-за своей низости.
О доброте героя будут вспоминать и тогда,
когда его кости сокроются в могиле,
превратившись в прах и тлен[607].
Он не отдаст богу душу, пока не исполнит свое желание». Этот человек, не успев получить все свои балыши, умер. Этот рассказ привел к порогу Каана множество людей.
Его слава указала дорогу к его милосердию,
как журчанье воды указывает путь к морю.
[vii] Один человек пришел к нему и попросил пятьсот балышей для какого-то дела. Он приказал удовлетворить его просьбу. Его придворные указали ему на то, что этот человек не имел никакого положения и что у него не было и гроша за душой, а его долги равнялись тому, что он просил. Каан велел им удвоить сумму, с тем чтобы половину ее он мог использовать как капитал, а оставшееся отдать кредиторам.