— Ну?
— Что ну?
— Озарило?
— Кажется, да. Знаю, кто нам поможет — Андрвал!
Лена прошла следом за подругой в комнату, и, плюхнувшись на диван, внимательно наблюдала, как эта мыслительная бомба на тонких ножках облачается во что попало.
— Ремень!
— А?
— Ремень застегни! И шнурки завяжи.
— А…
Пожалуй, стоит её проводить до больницы.
На улице Елена похвалила себя за правильность принятого решения. Анна двигалась автоматически, как зашоренная лошадь, лишенная периферического зрения. То и дело приходилось вытаскивать за руку из-под колёс или силой огибать натыкающихся на неё прохожих. С горем пополам они добрались до больницы.
— Андрей Валентинович отдыхает — ночью Герасимову оперировали, — с порога предупредила Ирочка.
— Мне срочно.
— А чего случилось-то?
— Пока ничего. Но может! — Аня накинула халат, отодвинула Иру плечом и оставила недоумевать в Лениной компании.
Андрвал спал, смешно выпятив губы и поджав под себя ступни в сине-чёрных клетчатых носках. Очки линзами вверх насажены под носом на подлокотник кресла, вместо одеяла плечи укрывает мятый халат. Мальчишеские вихры клубятся возле блестящей розовой макушки.
— Андрей Валентиныч! У-у, проснитесь, пожалуйста, — она легонько тряхнула доктора, — мне нужна ваша помощь!
Он открыл глаза, приподнял голову и близоруко сощурился в её сторону.
— Аня? Что Вы здесь делаете? Если мне не изменяет память, у Вас выходной.
— Я пришла поговорить о Марке. Ему угрожает какая-то опасность. Только не спрашивайте, откуда я это знаю. Знаю и всё.
— Во-первых, кто такой Марк? Во-вторых, присядьте и успокойтесь.
Девушка послушно опустилась в кресло:
— Марк Мицкевич, брат Романа из седьмого бокса. Они сегодня уехали в Петербург на операцию.
— Теперь понял о ком речь. Но при чем тут Марк, если трансплантации подвергнут Романа? — доктор поискал ногами туфли, одну поцепил носком, в другую промахнулся и отчекнул к столу.
— Скажите, вы уверены, что Марк здоров? Достаточно ли сделано проверок? — Аня извлекла из-под стола убежавшую туфлю и поставила рядом с его ногой.
— Я, честно говоря, до конца ни в чем не уверен. Но и причин для беспокойства особых не вижу. Кто поехал с братьями? Отец? Ну, значит, он держит всё под контролем. Серьёзный господин — нажал на нужные педали, и карту более чем двадцатилетней давности из другого государства прислали за два дня. Похвальная оперативность в наши дни.
— Какую карту, чью?
— Медицинскую карту вашего Марка, которую завели после его рождения.
— А что, её не было?
— Нет. Затерялась при переезде сюда. Что-то около двух лет повисло в воздухе.
— Это так важно?
— Аня, в медицине для постановки диагноза всё важно. Любая деталь, например, укол против оспы, не говоря уж о перенесённых заболеваниях и их лечении.
Девушка напряглась, почувствовав близость момента истины:
— Андрей Валентинович, что там было в этой карте?
— Да как раз ничего стоящего ваших тревог. Здоров Марк Мицкевич: привит по всем правилам, из детских болячек — лишь крапивница…
— Но это неправда!
— Что неправда, позвольте спросить?
— Какая, к черту, крапивница, когда он перенёс несколько переливаний крови. И плазму ему кололи, вот сюда, между шеей и затылком!
— Да с чего вы взяли? Откуда эта информация?
— От его матери. Почему вы-то об этом не знаете?.. А про амнезию там написано? Он головой об дерево стукнулся, потерял много крови и память — все свои младенческие воспоминания за два года. Говорить учился заново и понимать — что, зачем.
Андрвал прошелся по кабинету вдоль и поперек, остановился у окна:
— Если то, о чем ты говоришь — правда, а не бред воспалённого сознания, хочу тебя огорчить — дело пахнет керосином… — незаметно для себя главврач перешел с Аней на "ты", чего обычно не допускал с подчинёнными. — Выходит, господин Мицкевич-старший ввёл нас в заблуждение, предоставив ложную информацию. Подделка документов — дело уголовно наказуемое.
— Он сам себе Уголовный Кодекс. Большая шишка в этом бизнесе.
— Я одного не могу понять, Анна, зачем ему рисковать сыном
— Чтобы спасти другого сына. А разве жизни Марка что-то угрожает?
— При вновь открывшихся обстоятельствах не смогу поручиться за удачный исход. Дело в том, что при выборе донора учитываются и все переливания крови в прошлом, и расстройства психики. У Марка возможны непредвиденные осложнения. Кстати, я его об этом предупреждал.
— Что же делать? — теперь Аня выглядела по-настоящему испуганной.
— Я сказал — возможны. Это значит, есть надежда, что всё пройдёт благополучно.
— А если нет? Никогда не прощу себе этого!
— В данном случае, Анна, от Вас мало что зависит. Мы можем с вами немедленно послать факс с просьбой перепроверить данные медкарты. Но наше слово против слова родного отца? Да и карта выполнена на совесть — трудно заподозрить фальсификацию. Ну а если поверят всё-таки нам — перепроверка займёт слишком много времени, потребуются дополнительные анализы… А ведь вам известно, что времени Роману отпущено очень мало.
— Но существует же какой-то выход!
— Да, выход есть. Я дам вам недельную командировку в Санкт-Петербург. Вы отправитесь туда немедля и поговорите с братьями, расскажете им правду. Предвижу, что разговор будет трудным и болезненным. Марка, одержимого идеей спасти младшего брата, не остановит ваше признание — он готов к самопожертвованию и сделает всё, чтобы помешать Вам открыть правду Роману. Роман, в свою очередь, узнав от Вас о риске, которому подвергнет себя старший брат, не раздумывая откажется от трансплантации. Тем самым обречет себя на гибель. Этого вам не простит Марк, да и сами вы возьмёте на душу непосильный груз. Но это выход…
Аня опустила голову в ладони и тихонько, без слёз, заплакала.
Сто раз на дню пытался представить себе загробную жизнь — ни. Лезет всякая дурь на глаза: небо цвета ультрамарин, благостные лица в нимбах с крыльями, всё в цветущих садах и созревших плодах… Нет, в рай я не верю. Это должно быть что-то более реальное и масштабное, как кусочек ада, виденный мной во сне. Лет пять назад мне приснился сосед, который умер накануне. Проигрался однорукому, спустил зарплату всю до копейки, а три семёрки поймать не успел. Оставил джек-пот тому, кто закинет жетон уже после него. Пришёл домой и в ванной вскрыл себе вены. Хороший был дядька, наверное, по доброте душевной показал пацану Роме Нечто…Большой зал и его обитатели в черно-коричневой безликой обстановке, самым ярким пятном — серый свет из окна. Натыкаюсь на соседа — он в инвалидном кресле. Теперь, говорит, живу здесь. Страшно сожалею, что попал сюда. Страдаю за грех самоубийства. Умом я понимаю — это ад, но ни чертей, ни горящей сковородки, даже комнаты пыток из средневековья в помине нет. От чего страдаешь, спрашиваю. От того, что вечно обречен носить на себе. И в этот самый момент я замечаю на спине соседа горб. Тот начинает шевелиться, поднимается над его головой и оказывается маленьким уродцем, мерзким склизским чудищем. Бр-р-р!.. До сих пор меня передёргивает, как вспомню. Существо, которое живет телом и мозгом бедного страдальца, помыкает его мыслями и действиями и есть проклятое адово место — убивая в себе жизнь, выпускаешь наружу монстра, пьющего твою кровь бесконечно…