— Ну и? — грозно спросили у него. — Так и будешь молчать?
— А что говорить? — спросил Мишка.
— Сказку, — рявкнул тот же грубый голос.
Все остальные заржали и зашебуршились.
— Или говоришь, откуда ты, или мы сейчас…
— Можно и сказку, — вздохнул Мишка. — Я из будущего…
И он рассказал. Про то, как там, в будущем, не замечал, что вокруг много хорошего. Как здорово жить с электричеством, водой и теплым туалетом. Как красива Москва вечером, когда мигает разноцветная подсветка. Про компьютер и телевизор, про интернет и сверхзвуковые самолеты. Про роликовые коньки и мобильники.
Рассказ имел успех, слушали разинув рты. Когда Мишка наконец замолчал, кто-то с восхищением присвистнул.
— На! Ешь! — ему в руки сунули кусок хлеба.
— А ты к нам насовсем, или от своих сбежал?
— А ты завтра продолжение расскажешь?
— А про пиратов так можешь?
— Ша!
Из угла поднялся худой парень, и Мишка понял, что это и есть тот, кто рычал басом.
— Сказка хороша, — сказал он, — но я еще ничего не решил.
— Ой, Клим, разреши ему остаться, пожалуйста, — заскулил маленький мальчик с самыми жалостливыми глазами. — Красиво говорит!
— Говорит красиво, — отрезал Клим. — А завтра нас всех сдаст.
— Не сдам, — честно сказал Мишка. — Я тут никого не знаю. Издалека я.
— Он издалека, Клим, ну пусть останется, ну пожалуйста…
— Утром решим. А сейчас — спать. Дега — дежурный.
Мишка успел подумать, что в жизни не заснет, и тут же отключился.
* * *
Утром он проснулся от урчания в животе и еще от того, что его тряханули за плечо.
— Одевайся!
Спросонья Мишка попытался натянуть протянутую ему одежду поверх той, в которой спал, но его тряханули еще раз:
— Не-е-е! Свою колхозную одежку сымай!
Пришлось раздеться до исподнего и натянуть то, что предложили. Штаны и рубаха были такие промерзлые, что Мишка наконец проснулся. Насколько он мог судить, теперь он не отличался по внешнему виду от остальных обитателей подвала: бесформенные брюки, подвязанные веревкой, грязная и порванная в нескольких местах рубаха, пиджак явно с чужого плеча… И мятая кепка, под которой тонули уши.
— Потянет, — сообщил Клим, после чего принялся изучать снятую с Мишки одежду.
Мишка сразу же пожалел, что подчинился. Рубаха и штаны были совсем новые, а картуз только чуть ношеный. Хорошо еще, что удалось сохранить сапоги, утащенные из XIX века — целенькие, даже почти чистые, не то что у окружающих беспризорников.
Клим, кажется, тоже оценил качество сапог гостя, но, глянув на набычившегося Мишку, ничего ему говорить не стал.
— На Блошиный надо нести! — суетился вчерашний заступник Мишки. — Или к Кольке-нэпману!
— «Нэпману»! — фыркнул Клим. — Нэп кончился, когда ты, Пузырь, еще не родился!
Кличка «Пузырь» мальчугану не шла, он был весь сухой и колючий, но, видно, какая-то история дала ему это прозвище…
— Нэп кончился, а Колька все торгует! — не сдавался мальчишка.
— Профессору понесем, — отрезал Клим.
Заявление не вызвало энтузиазма ни у кого.
— Да че профессор? — пробурчал кто-то в углу. — Он же только за побрякушки платит!
— Ага, — поддержали его из полумрака, — особенно глубоко закопанные! А то — портки…
Клим ухом не повел. Аккуратно уложил Мишкину одежду и ушел. Пузырь переключился на Мишу.
— А расскажешь про пиратов? Или этих… мушкетеров?
Мишка пожал плечами. Про пиратов он смотрел кино. Про мушкетеров читал — на внеклассном чтении задавали. Все равно, что рассказывать.
— Нет уж, — из темного угла выбрался, почесываясь, стриженый под машинку мальчишка в драном пальто на голое тело. — Сначала работать. По карманам работать можешь?
Через пять минут Мишка понял, что он совершенно никчемный человек: карманы чистить не умеет, в форточку не пролезет, милостыню просить нет смысла — больно взрослый, таким не дают.
— Зато рассказывает хорошо! — не сдавался Пузырь.
— Заливает складно, — согласился угрюмый крепыш. — Может, к Костылю отвести?
…Костыль оказался смертельно пьяным (в такую рань!) и удивительно закаленным мужиком. Жил он в заброшенном доме, на чердаке, из щелей непрерывно дуло — а Костыль щеголял в одном тельнике и клешах. Весь в наколках, буквально с ног до головы. Мишка даже подумал, что наколки его и греют. А еще у него не было одной ноги. Совсем. Даже по колено.
— Болтать, гришь, могет? — недружелюбно спросил Костыль. — Валяй. Про флот, понял!
Про флот Мишка мало что знал. Разве что… Как же то кино называлось? Ладно, неважно. Главное — говорить короткими рублеными фразами, длинных этот одноногий не поймет.
— Наши сделали подводную лодку. Большую. Она на атомном двигателе могла весь земной шар обойти, не всплывая…
* * *
Пузырь водил Мишку еще к нескольким угрюмым мужикам, и везде повторялась одна и та же схема. Сначала недоверие — потом жадное слушание — восторженная матерщина в самых напряженных местах — вручение честно заработанного гонорара и требование прийти еще, «чтобы кореша послушали». Некоторые даже плакали, как Костыль, которому было мучительно жалко экипаж утонувшей подлодки.
— А может, их спасли? — сквозь слезы спросил Костыль. — Ну… там… другая подлодка, а?
Мишка чуть не проявил малодушие, но Пузырь его опередил.
— Продолжение завтра! — строго сказал он. — Угости, чем не жалко.
К полудню Мишка с Пузырем притащили в «берлогу» несколько кисетов махры, дюжину вареных картофелин, бережно завернутую в бумагу селедку и даже трубу от граммофона. За трубу Пузырю попало, но в целом обитатели подвала остались довольны. Никто не ожидал такого богатого улова. На Мишку посматривали вроде как даже с уважением, но никакой радости он не чувствовал.
Сказали «Седай!» — сел на кучу какого-то мусора. Сунули в руки картошку в мундире — съел прямо с мундиром. Пока рассказывал, мог гнать от себя всякие мысли о Маше. А теперь опять тоска навалилась.
Но долго рассиживаться не пришлось. Появился сосредоточенный Клим и коротко скомандовал:
— Ты, Балабол, за мной!
Мишка не сразу сообразил, что Балабол — это он. Пришлось Пузырю тянуть его за рукав. Клим деловым шагом двинулся по лестнице, Мишка покорно двинулся за ним. Пузыря, который было увязался следом, Клим шуганул.
Они довольно долго шли по улице. Теперь народу было побольше, но прохожие инстинктивно сторонились двух беспризорников. Несколько раз Клим поводил ухом и нырял в подворотню, увлекая за собой Мишку. И всегда через минуту-другую мимо проходил милиционер. Дождавшись, когда тот скроется из виду, Клим возобновлял путь.