от отца с матерью не услышать, и в книжках не прочесть. 
– Сергей Андреич… Во-первых, семь футов тебе под килем. Это – прими, пожалуйста. Это искренне.
 «Дед» кивнул. У прилипалы сразу лоб посветлел.
 – А во-вторых… Ну, не в каменном же веке мы живём! Про что я – ты знаешь. Пойми, все мы люди, все можем ошибиться, не казнить же нас за это по двадцать лет. Ах, кержак ты эдакий, ископаемый человек! Ведь пора уже кое-что и пересмотреть. Время-то, время какое было. Вот молодость сидит, разве она себе может представить, какое было время?..
 Прилипала то на «деда» смотрел, то на Гракова. И такая у него на лице печаль была – ну действительно, не казнить же, ну бросьте вы ваши счёты, ну хоть обнялись бы… А «дед» молчал и супился. Граков ему руку на руку положил, «дед», я видел, страдал от этого, но руку не убирал.
 Я поглядел по сторонам – никто на нас не смотрел, – и «дед» поглядел на меня, понял, что никто не смотрит, и ему стало легче.
 – Слушай-ка, Родионыч, – сказал «дед». – Для чего ты это начал? Я ведь тебе никаких обид не высказываю. Ну, было, ну, прошло. Только вот пить за что, всё я в толк не возьму?
 Граков опять вокруг себя пошарил глазками.
 – Что ж она нам не несёт? Хоть минеральненькой – запить…
 Прилипала вскочил, шастнул между столиками.
 – А это мы сейчас сформулируем. – Граков золотой улыбкой заблестел. – Как я понимаю, ты последний год плаваешь. А ведь грустно это. Разве нет?
 – Кому грустно? Тебе?
 – Флоту, Сергей Андреич. Флот без тебя осиротеет.
 – Так уж прямо осиротеет.
 – Сергей Андреич, цену себе надо знать. Ты ещё много можешь флоту дать, молодым. Такой механик! Могут с тобой нынешние «деды» равняться? Нынешние, двадцатипятилетние? Вот и не хочется мне тебя с флота отпускать на пенсию. Ой, как не хочется!
 Прилипала тем временем воду принёс, вскрыл её вилкой, забулькал по всем фужерам.
 – Как, Игнатьич, не отпустим мы Бабилова с флота?
 – Нельзя, Димитрий Родионович, нельзя-а!
 – Вот и я думаю. – Граков уж всю ладонь «дедову» в обеих руках держал. – Ты, верно, по зрению на траулерах не можешь находиться?
 – Ну, – сказал «дед». – Ты уже в курсе.
 – А если – групповым механиком? Как? Правая моя рука будешь, по технической части. Целый отряд у тебя под началом, двенадцать, пятнадцать судов. Нахождение – на плавбазе, каюта – люкс. Трудненько ведь в твои годы на СРТ, покоя хочется, комфорта. Власти, если на то пошло. Как, сформулировали тостик? За группового механика Бабилова, Сергей Андреича!
 – Да, – сказал «дед», – соблазнительно. Но ты погоди.
 – Ну-ну, что тебя волнует?
 – А вот, если я твоя правая рука буду, ты меня за минеральненькой – тоже пошлёшь?
 Мне на прилипалу не хотелось смотреть, на бывшего моего кепа. И всё ж я видел, как он вспотел даже, а улыбаться не перестал. А мужик – вида наигвардейского, такому б как раз на параде полковое знамя нести, рапорт почётного караула отдавать. Ужас, что можно с человеком сделать!
 – При чём тут это? – Граков нахмурился. – Я серьёзно с тобой.
 – Хочется мне наперёд мои обязанности знать. Своё место. Может, и прогадаю по глупости. – «Дед» убрал свою руку, поглядел на прилипалу в упор. – Скажи-ка мне, Игнатьич, ты по мостику не скучаешь?
 Представьте себе, он смотрел на «деда» и улыбался.
 – Ну, а я, – сказал «дед», – без моей вонючей шахты помру, наверно. Так меня из люкса ногами вперёд и вынесут. Что же ты, Родионыч, смерти моей захотел?
 Граков улыбнулся через силу.
 – Не вышел тостик?
 – Этот нет, – сказал «дед», – ты что-нибудь другое придумай. Тогда и приходи.
 Граков отставил свой коньяк, поднялся. Прилипала тоже вскочил. Он теперь и не знал, улыбаться ему или хмуриться. «Дед» напомнил:
 – Марочный не забудьте.
 – Жаль, – сказал Граков. – Не понял ты меня, Сергей Андреевич. Я к тебе с чистыми намерениями. А ты всё же камень за пазухой таишь. Что и доказал сейчас наглядно.
 И вдруг он знаете чего сделал? Наклонился к «деду» – низко-низко, обнял за плечи и сказал, так задушевно:
 – Ну, ладно, ещё потолкуем. Сейчас ты, конечно, не в том состоянии…
 Я поглядел, как они уходят. Коньяк свой они, конечно, нам оставили. Не такие дураки – с бутылкой через всю залу переть. Но я ошибся, что никто на нас не смотрит. Вся «Арктика» теперь глядела им вслед. И вся «Арктика» видела, как Граков обнимался с «дедом»… Мне странно вдруг показалось – а было это всё на самом деле? Ведь не могло же быть! Но тут у меня в башке, наверно, стало туманиться. Я повернулся к «деду» – он себе отрезал мяса и прожёвывал медленно, зубы у него были плохие, у всех у нас такие из-за нашей воды, и мне отчего-то жалко было на него смотреть.
 – «Дед», а ведь он своего добился. Как же ты позволил?
 Он взглянул хмуро и пододвинул мне фужер.
 – Вот это допей и, пожалуй, хватит тебе сегодня.
 – Скажи, а почему ты один сидишь в «Арктике»? К те- бе ведь при нём не всякий подсядет.
 – Я с тобой сижу, Алексеич. А глупости будешь пороть – рассядемся. Уяснил?
 – Ладно, – я кивнул. – Ты посидишь ещё?
 – Минут десять, не больше.
 – Почему так спешишь?
 – А как раз Ненила Васильевна мои