– Ну что, господин Расторопшин – будем оформлять ваш визит как явку с повинной? – усмехнулся генерал, жестом предлагая ему венское полукресло у столика.
– Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, – покачал головой ротмистр, – что мой визит лучше бы не оформлять вообще никак. При любом его исходе.
– Рад, что вы это ясно понимаете – насчет «любых исходов», – до чего же пошлый литературный штамп: «Глаза его обратились в пару револьверных дул», но что поделаешь, коли это правда…– Мы вас внимательно слушаем.
«Мы», стало быть…
29
– Примите мои поздравления, ваше превосходительство! – начал ротмистр, как двинув пешку е2-е4: открытый дебют.
– Поздравления – с чем?
– С успехами вашего расследования, разумеется! Мой добрый знакомец майор Иванов получил за эти дни, как я вижу, полковничьи погоны.
– Ах, это!.. Ну, в вашем ведомстве тоже случаются довольно внезапные продвижения по службе. Вот был армейский штабс-капитан Попов – и вдруг генерального штаба ротмистр Расторопшин, через два чина разом. Правда, в отставке – но насчет последнего есть некоторые сомнения.
– Сомнения? Ну, тогда вам известно больше моего…
– Это моя профессия, ротмистр: знать о людях больше, чем они сами, – мгновенная пантомима с глазами-дулами повторилась. – Впрочем, мы отвлеклись, а время дорого. Что случилось в том доме? где мальчик и собака? – ваша версия.
– А нельзя ли мне для начала выслушать официальную?
– Пожалуйста. Вы совершили побег с конспиративной квартиры, перебив всех, кто там находился. Детали уточняются.
– Мальчишку и собаку я, стало быть, тоже убил? и съел?
– Господь с вами, ротмистр, – а съедать-то было зачем? Там река, вроде, под боком…
– Кстати, а в каком качестве я пребывал на той конспиративной квартире, и как туда попал? В рамках официальной версии, я имею в виду.
– Ну, думаю, наше ведомство как-нибудь решит этот вопрос. С прокуратурой и бывшим вашим ведомством, я имею в виду, – небрежно отмахнулся генерал. – Ладно, господин Расторопшин: наши сотрудники живы, но привести их в сознание не удается, и мы не имеем пока сколь-нибудь внятных версий происшедшего. Так что у вас и впрямь есть неплохой товар для торговли с нами, но товар этот весьма скоропортящийся – я бы, на вашем месте, приступил уже к делу!
Да, судя по отменной вежливости генерала и полному отсутствию попыток перевести разговор в принятую модальность: «Здесь вопросы задаем мы!», дела у коллег обстояли неважно…
– Слушаюсь, ваше превосходительство. Всё началось с того, что принесший мне ужин сотрудник ни с того ни с сего вознамерился меня застрелить, из табельного револьвера. Мне удалось его обезоружить и оглушить. Судя по особенностям поведения, а также по реакции зрачков, тот не контролировал свои поступки: видимо, находился под воздействием наркотиков. На верхнем этаже дома тем временем начались крики и стрельба. Я заключил, что дом подвергся нападению, вероятная цель которого – ликвидация свидетелей, в том числе и моей персоны. Вооружившись револьвером оглушенного, я поспешил на выручку к вашим людям. Оба обнаруженных мною оперативника пребывали уже к тому времени в бессознательном состоянии; ранений и ушибов я при визуальном осмотре не заметил. Что же до происшедшего дальше, в столовой, то вам, полагаю, лучше ознакомиться сначала со свидетельством Александра Лукашевича: вот, извольте, – и с этими словами он почтительно протянул генералу Сашин рапорт.
Вышло эффектно. Генерал аж крякнул, после чего коротким кивком подозвал стоявшего в некотором отдалении «майора Иванова» («Это его почерк?» – «Так точно, ваше превосходительство. Во всяком случае, очень похож») и погрузился в чтение. Интересно, как он поступит с бумагой дальше – бросит в камин? При трех свидетелях (даже если один из них – считай, покойник) – вряд ли…
– М-да-а… – протянул генерал, аккуратно сложив рапорт и пряча его в карман. – Этот ваш Лукашевич – ему бы авантюрные романы писать, право-слово! Богатое воображение, да и стиль неплох – для своего возраста. Неведомо откуда взявшийся в доме убийца с нечеловеческими способностями, надо же…
– Смею вас уверить, ваше превосходительство: перед вами именно отчет. Написано почти идеально – ну, для своего возраста, как вы верно заметили. Если вас интересуют подробности, не упомянутые парнишкой: я ведь стрелял по человеку-тени на поражение, без дураков – меньше чем с десяти метров. Высадил полный барабан, но зацепить его сумел лишь последним выстрелом – это при том, что в подброшенное яблоко я попадаю четыре из пяти стабильно. Дорожку кровяных капель от столовой к выходу из дому ваши люди, надо думать, зафиксировали?
– Разумеется, зафиксировали. А почему я должен считать, что та кровь накапала не из вашей головы, разбитой в схватке с нашими оперативниками?
– Потому, что характер моего ранения это исключает. Вот, поглядите, ваше превосходительство, – тут ротмистр с небрежностью фокусника извлек из-под бинтов повязки полуторадюймовую стальную пластинку в форме индийского «вращающегося креста»-свасти и, не обращая внимания на мгновенно появившиеся в руках жандармов револьверы (бдительность на высоте, молодцы…), почтительно протянул ее генералу. – Голову мне рассекли именно этой штуковиной – приобщите ее к рапорту Лукашевича, пожалуйста. Вам знакомо такое метательное оружие?
– Знакомо, – задумчиво кивнул тот. – Вот уже два… нет – два с половиной часа как знакомо: мы нашли пару таких «штуковин» застрявшими в штукатурке столовой… Вы хотите сказать, что наши оперативники, даже если у них поехала крыша от веществ, этим экзотическим оружием все равно не владеют, да и взять им его неоткуда?
– Совершенно верно, ваше превосходительство!
– Что ж, звучит довольно убедительно, не могу не признать… И кое-что даже ваши слова подтверждает. Поручик, – обернулся он к одному из своих безмолвных подчиненных, – покажите господину Расторопшину стрелу. Я так понимаю – собаку ранили именно этим?
– Да, похоже, – согласился ротмистр, осторожно, за концы, приняв из рук жандарма зловещего вида трехгранную стальную спицу, сплошь покрытую засохшей уже кровью. – При беглом осмотре места я ее не нашел. Где она оказалась?
– Вонзилась в доски пола под очень малым углом, возле самого плинтуса; разглядеть было действительно трудновато… Ладно, ротмистр – как говаривал в таких случаях первый мой наставник по сыскной части, Папаша Мельников: «Мелочи сходятся, а верить следует именно мелочам». Считайте, что обвинения по этой части с вас сняты. Предпринятая вами по собственному почину эвакуация свидетелей с места происшествия, в связи с неясностью обстановки, была верным оперативным решением. Кстати, где сейчас мальчик?
Ну вот, разминка окончена. Секунданты – аут, гонг!
– Этого я не могу вам сказать: механизм эвакуации за границу уже запущен, а поскольку со мной тут, у вас, может приключиться всякое, подробности маршрута мне неведомы. Скорее всего, парень уже тю-тю…
– Вы в своем уме, ротмистр? – голос генерала был тих и участлив. – Вы хоть отдаленно понимаете – во что влезаете и под какие статьи идете? Вы и ваше ведомство?
– Ну, ведомство мое – бывшее! – тут вообще ни сном, ни духом,– улыбка ротмистра была легка и безмятежна. – Что ж до меня, ваше превосходительство, то я и так уже во всё это влез по самую маковку – безо всякого своего желания и согласия, и теперь мне – обратного хода нет, только вперед!
И если я не отменю приказа, мальчишка пришлет сюда из-за границы довольно неприятные документы, так что ликвидировать меня или законопачивать пожизненно в шлиссельбургскую одиночку уже бессмысленно. А вот если мы сейчас сговоримся, я готов поделиться кое-какими соображениями об убийстве министра колоний, которое вы сейчас расследуете. И если эти мои соображения помогут делу, вы прекратите подверстывать меня к убийству Командора – во что вы и сами наверняка не верите ни на грош. Такая вот «сделка с правосудием»; идет?
– Никакого «дела об убийстве министра колоний» нет, господин Расторопшин. Смерть была признана естественной.
– Да, и это было политическим решением сверху. Но вы, тем не менее, продолжили расследование – неофициально и секретно. И визит человека-тени ясно говорит о том, что вы «ведете огонь в верном направлении».
– А вы-то за каким дьяволом влезаете в эту кашу, ротмистр? – ворчливо откликнулся генерал после довольно продолжительного молчания.
– Чтобы избавиться от преследования по абсурдному обвинению. И еще: мне – как, похоже, и вам – не нравится, когда в столице моей страны иностранные агенты невозбранно убивают министров; вас это удивляет?