агентства, совершили фатальную ошибку: Джим Хорн, он же Джеймс Сэмюель Хорн, значился в списках пассажиров дирижабля «Князь Ульрих», который вылетел с Валькабары, но попал в шторм и сгорел над морем от удара молнии, примерно два месяца тому назад. А вот его брат, Джек Хорн, он же Джон Сэмюель Хорн, погиб здесь. Это из его рук вы получили бумажник. Что бы ни натворил на южном континенте Джим Хорн, к его брату и оставленному братом наследству это, скорее всего, не имеет никакого отношения. Более того, у меня нет сведений, что он в принципе что-то натворил.
– А что он делал на Валькабаре? – поинтересовался Абекуа.
Ла-Киш раскрыл привезённую курьером папку и достал оттуда четвёртый листок:
– Господин Джеймс Хорн был личным секретарём городского советника Фушара, и сопровождал своего шефа в поездке.
– Погодите-погодите, – нахмурился Вути. – Это же тот самый Фушар, чей шофёр погиб, как мы полагаем, случайно приняв отраву, предназначавшуюся жене советника?
– Тот самый, – кивнул сюретер.
– А почему тогда имя Джеймса Хорна не упоминалось в документах по делу о гибели шофера?
– Потому что в тот день его не было дома, он опять-таки сопровождал советника. А поскольку гибель шофера сразу же была признана несчастным случаем, в тот раз ограничились лишь опросом непосредственных свидетелей происшествия.
– И Джим Хорн, разумеется, никогда не был ни в тюрьме, ни даже под следствием, – задумчиво добавил Абекуа, просматривая переданный ему Ла-Кишем лист.
– Не был. Добропорядочный гражданин, никогда не привлекавший внимание Канцелярии. Как и его брат, и его мать.
Оба помолчали. Потом Вути спросил:
– Но о каком наследстве Джима Хорна может идти речь, если дирижабль сгорел над морем? При крушении дирижабля были выжившие, подобраны какие-то вещи?
– Ничего, – покачал головой Ла-Киш, словно фокусник, извлекая из папки пятый листок. – У нас есть отчёт капитана рыболовецкой шхуны «Счастливая Звезда». Они были примерно в полумиле от места катастрофы. Заметили в небе яркую вспышку пламени, пошли туда, но обнаружили только обломки. Шхуна оставалась на месте крушения до рассвета, надеясь найти выживших, но погибли все. Скорее всего, в дирижабль попала молния, когда он пытался набрать высоту и подняться над грозовым фронтом.
– Джим Хорн был женат?
– Нет.
– А Джек Хорн?
– Есть жена и дочка, живут вместе с его матерью в Ле-Пото.
– Тогда, выходит, бумажник, фото и ключ предназначались именно семье, – предположил Абекуа. – А наниматель «кирпичников», кто бы он ни был, переполошился так лишь потому, что решил, будто обнаружились некие вещи Джима Хорна. Наниматель «кирпичников»…
Муримур задумчиво почесал за ухом, потом встревоженно посмотрел на сюретера. Ла-Киш кивнул:
– Вот именно. Наниматель «кирпичников».
Абекуа открыл рот, но, ничего не сказав, снова закрыл его. Сюретер одобрительно хмыкнул, показывая, что оценил осторожность собеседника. Затем подался вперёд над столом и заговорил вполголоса, чтобы наверняка не смогли услышать дожидающиеся за дверью кабинета констебли и секретарь.
– Молодой человек работает личным секретарём городского советника, постоянно находится при нём, сопровождает во всех поездках. Но вдруг в одиночестве вылетает на родину, оставив своего шефа на Валькабаре. Одно из двух: либо Джим Хорн получил от Фушара некое задание, которое должен был выполнить в городе – либо Джим Хорн сбежал. От чего? Он три года проработал у советника, значит, Фушар был полностью доволен своим секретарём.
– Стало быть, это было всё-таки не выполненное поручение?
– Возможно. Сам советник вернулся в город спустя три дня.
– Именно потому, что дирижабль упал?
– Опять-таки возможно. Но что, если Фушар изначально планировал вернуться именно тогда?
– То зачем бы ему посылать вперёд себя секретаря, – закончил мысль сюретера Вути.
– Тоже возможно. В конце концов, есть телефон и телеграф, будь дело совсем уж срочным, – заметил Ла-Киш, постукивая указательным пальцем по листку с анкетой Джима Хорна.
– Одно дело срочность, другое – секретность, – задумчиво отозвался Абекуа.
– Резонно. Но знаете ли, господин Вути, что не даёт мне покоя?
– Что?
– Если городской советник дал секретарю поручение лишь на словах, он бы не стал так переживать из-за гибели Хорна. Слова погибли вместе с человеком, который их слышал, только и всего. В то же время мне слабо верится, что городской советник мог доверить секретарю какие-то сугубо конфиденциальные и секретные документы. Такие вещи всегда держат при себе, потому что даже самый преданный слуга всё равно может предать. Фушар понимает это, как никто другой, иначе бы он не продержался столько лет в политике. Значит, скорее всего, имел место как раз второй вариант: Джим Хорн бежал. И бежал он с чем-то вещественным, чем-то таким, что могло пережить и катастрофу, и морские волны, и неожиданно «всплыть» уже в городе. Чем-то, что доставляет беспокойство советнику Фушару, а он, в свою очередь, решил доставить беспокойство всем нам.
– Нам, – поправил его Вути, – а не вам.
– Да нет, боюсь, что теперь уже всем нам, – усмехнувшись, заметил Ла-Киш. – Если мы правы, и в деле действительно замешан Фушар, то о том, что я запрашивал информацию по Джиму Хорну, он узнает максимум завтра. А, может быть, знает уже сейчас.
– Чтоб его, – вполголоса проворчал Абекуа.
* * *
Часов до девяти вечера в переулке Старой Собаки ещё теплились огоньки в окнах домов – там пили чай, заканчивали домашние дела, читали, придвинув кресло поближе к потрескивавшему в камине огню, или всей семьёй играли в лото. Потом огоньки один за другим погасли, и спустя час переулок уже спал, погрузившись в темноту, которую рассеивал лишь свет уличных газовых фонарей.
В съёмной квартирке, в полуподвальном этаже дома номер семь, свет продолжал гореть в окне гостиной, пробиваясь из-под неплотно задёрнутых штор тонкими золотистыми нитями. Виола решила не ложиться и во что бы то ни стало дождаться возвращения Лайоша и Равири, хотя те перед уходом заверили её, что будут обратно лишь утром, и незачем мучить себя ночным бдением.
Впрочем, девушка всё равно чувствовала, что не сможет заснуть. Мадемуазель Энне успела за эти дни искренне привязаться к своим коллегам. Ей нравились и ироничный, насмешливый Абекуа, и добродушный, всегда спокойный Равири, и неизменно галантный, хоть и слегка отстранённый, Лайош. Нравилась их уверенность в собственных силах и друг в друге, и настойчивость, с которой они продвигались к решению загадок, несмотря на возникавшие перед ними