Остановились где-то наугад,
И я сказал по-русски: — Прошу, пани! —
И получилось точно и впопад.
Ах, еда дорожная
Из немногих блюд!
Ем неосторожно я
Всё, что подают.
Напоследок — сладкое:
Стало быть, — кончай!
И на их хербатку я
Дую, как на чай,
А панночка пощёлкала на счётах,
И я, прикинув разницу валют,
Ей отсчитал не помню сколько злотых
И проворчал: «По-божески дерут!»
Где же песни-здравицы?
Ну-ка, подавай!
Польские красавицы —
Для туристов рай.
Рядом на поляночке
С граблями в руках
Веселились панночки —
Души нараспах.
— Да, побывала Польша в самом пекле
Сказал старик и лошадей распряг. —
Красавицы полячки не поблекли,
А сгинули в немецких лагерях.
Лемех вглубь въедается
В землю, как каблук,
Пеплы попадаются
До сих пор под плуг.
Память вдруг разрытая —
Неживой укор:
Жизни недожитые —
Для колосьев корм.
В мозгу моём, который вдруг сдавило
Как обручем, — но так его, дави! —
Варшавское восстание кровило,
Захлёбываясь в собственной крови…
…Дралися худо-бедно ли,
А наши корпуса
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли
Рвались как один,
И танкисты плакали
На броню машин…
Военный эпизод — давно преданье,
В историю ушёл, порос быльём.
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нём.
Почему же медлили
Наши корпуси?
Почему обедали
Эти два часа?!
Говорят, что танками,
Мокрыми от слез,
Англичанам с янками
Мы утёрли нос.
А может быть, разведка оплошала —
Не доложила. Что теперь гадать!
Но вот сейчас читаю я: «Варшава» —
И еду, и хочу не опоздать!
[1973]
Лес ушёл, и обзор расширяется…
Лес ушёл, и обзор расширяется,
Вот и здания проявляются,
Тени нам под колёса кидаются
И остаться в живых ухитряются.
Перекрёсточки — скорость сбрасывайте!
Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!
И такие, кому не до братства, те
Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!
Я клоню свою голову шалую
Пред Варшавою, пред Варшавою.
К центру — «просто» — стремлюсь, поспешаю я,
Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.
Вот она, многопослевоенная,
Несравнимая, несравненная, —
Не сравняли с землёй, оглашенные,
Потому она и несравненная.
И порядочек здесь караулится:
Указатели — скоро улица.
Пред старушкой пришлось мне ссутулиться
Выясняю, чтоб не обмишулиться,
А по-польски — познания хилые,
А старушка мне: — Прямо, милые! —
И по-прежнему засеменила и
Повторяла всё: — Прямо, милые…
Хитрованская Речь Посполитая,
Польша панская, Польша битая,
Не единожды кровью умытая,
На Восток и на Запад сердитая,
И Варшава — мечта моя давняя, —
Осквернённая, многострадальная,
Перешедшая в область предания, —
До свидания, до свидания…
СОЛНЕЧНЫЕ ПЯТНА, ИЛИ ПЯТНА НА СОЛНЦЕ
(Из дневника)
Шар огненный все просквозил,
Все перепек, перепалил,
И, как груженый лимузин,
За полдень он перевалил
Но где-то там в зените был —
Он для того и плыл туда,
Другие головы кружил,
Сжигал другие города.
Ещё асфальт не растопило
И не позолотило крыш,
Ещё светило солнце лишь
В одну худую светосилу,
Ещё стыдились нищеты
Поля без всходов, лес без тени,
Ещё тумана лоскуты
Ложились сыростью в колени,
Но диск на тонкую черту
От горизонта отделило.
Меня же фраза посетила:
Не ясен свет, пока светило
Лишь набирает высоту!
Пока гигант ещё на взлёте,
Пока лишь начат марафон,
Пока он только устремлён
К зениту, к пику, к верхней ноте,
И вряд ли астроном-старик
Определит: «На солнце — буря», —
Мы можем всласть глазеть на лик,
Разинув рты и глаз не щуря.
И нам, разиням, на потребу
Уверенно восходит он —
Зачем спешить к зениту Фебу,
Ведь он один бежит по небу —
Без конкурентов марафон.
Но вот — зенит, — глядеть противно
И больно, и нельзя без слёз,
Но мы — очки себе на нос
И смотрим, смотрим неотрывно,
Задравши головы, как псы,
Всё больше жмурясь, скаля зубы,
И нам мерещатся усы,
И мы пугаемся — грозу бы!
Должно быть, древний гунн — Атилла
Был тоже солнышком палим,
И вот при взгляде на светило
Его внезапно осенило,
И он избрал похожий грим.
Всем нам известные уроды
(Уродам имя — легион)
С доисторических времён
Уроки брали у природы.
Им апогеи не претили.
И, глядя вверх, до слепоты
Они искали на светиле
Себе подобные черты.
И если б ведало светило,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});