Читать интересную книгу Повести. Рассказы - Лу Синь

— Это наши классы, — продолжал Вань, не опуская руки.

— Ах, вот как!

— Ученицы у нас очень послушные. Они ходят на лекции, а специализируются по шитью…

— Ax, вот как! — произнес Гао, чувствуя себя на краю гибели и тщетно надеясь на то, что Вань, наконец, умолкнет и даст ему возможность сосредоточиться, припомнить хоть что-нибудь из темы «Расцвет и гибель династии Восточная Цзинь».

— К сожалению, некоторые из них хотят писать стихи, а это не годится. Реформы, конечно, возможны, но нельзя же в конце концов допустить, чтобы все девицы писали стихи. Даже богиня Жемчужной орхидеи не очень одобрительно относится к женскому образованию, считая, что оно противно Небу и вносит разлад в отношения между мужчинами и женщинами. Об этом мы с ней неоднократно беседовали…

Раздался звонок, и почтенный Гао вскочил со стула.

— Нет, нет! Сидите, пожалуйста. Это звонок с урока.

— Вы, наверно, очень заняты, уважаемый Вань, прошу вас со мной не церемониться…

— Нет! Нет! Не занят, не занят. Так вот я полагаю, что развитие женского образования отвечает духу времени. Однако малейшая оплошность может легко привести к эксцессам. Возможно, слова «противно Небу» означают именно необходимость принять меры предосторожности, пока все это, так сказать, еще в зародыше. Следует поручить это лицам беспристрастным, придерживающимся золотой середины, стремящимся лишь к одному — нашему национальному наследию. Вот тогда и не будет злоупотреблений. Прав ли я, как вы полагаете? Даже бессмертная находит эти слова достойными внимания. Ха-ха-ха-ха!

Школьный служитель подал им еще по чашке кипятку, но тут снова прозвенел звонок. Вань попросил почтенного Гао отпить хотя бы два глотка, затем поднялся и повел его в класс через ботанический сад.

С сильно бьющимся сердцем Гао вытянулся, как шест, рядом с кафедрой и увидел перед собой всклокоченные головы. Заведующий Вань достал из нагрудного кармана листок почтовой бумаги и, то и дело заглядывая в него, стал объяснять:

— Вот наш новый учитель Гао, Гао Эр-чу. Он — видный ученый. Всем известна его статья «Систематизация истории — долг китайского гражданина». Газета «Дачжун жибао» сообщила также, что почтенный учитель Гао, как почитатель великого русского писателя по фамилии Гао, а по имени Эр-цзи, из уважения к нему переменил свое имя на Эр-чу. Появление почтенного Гао — поистине великое счастье для нашей литературы! И вот сейчас он, уступив настоятельным просьбам нашей директрисы, госпожи Хэ, любезно согласился преподавать вам историю…

Господин Вань исчез, и почтенный учитель Гао вдруг почувствовал себя очень одиноким. Поклонившись, он поднялся на кафедру и вспомнил о своем решении держаться как можно величественнее. Собравшись с духом, он медленно раскрыл книгу и начал пересказывать историю «Расцвета и гибели династии Восточная Цзинь».

Вдруг кто-то хихикнул.

Почтенного учителя Гао бросило в жар. Он быстро посмотрел в книгу и убедился, что ошибки не допустил — там стояло: «Установление власти династии Восточная Цзинь». Взглянув поверх книги, он ничего, кроме всклокоченных голов, не обнаружил. Решив, что никто не смеялся и это ему просто показалось, он снова собрался с духом и продолжал медленно говорить, не отрываясь от книги. Вначале он внимательно прислушивался к собственной речи, но постепенно стал сбиваться, путаться и в конце концов перестал понимать, что говорит. Когда же он дошел до грандиозных планов полководца Ши Лэ,[241] то уже явственно услышал приглушенные смешки.

Не удержавшись, учитель поднял голову и увидел совершенно иную картину. Теперь класс был заполнен глазами и множеством маленьких треугольников с носиками посередине. Все они как бы сливались в одно целое и напоминали таинственно волнующееся море, ослепившее его своей искрившейся поверхностью. Но в следующий миг картина снова изменилась, и перед ним по-прежнему оказались всклокоченные головы.

Он быстро опустил глаза и не решался больше отрываться от учебника. Когда же становилось невмоготу, устремлял взгляд кверху. Там, в самой середине пожелтевшего цементного потолка, был резко очерченный круг. И этот круг то расширялся, то суживался — и в конце концов завертелся так, что у почтенного Гао в глазах зарябило. «Стоит опустить глаза, — думал он, — и на меня снова нахлынет это страшное море любопытных глаз и носов… Уж лучше смотреть в книгу». И тут, перескочив через полсотни лет, он принялся рассказывать о том, как Фу Цзянь, разбитый в сражении на реке Фэйшуй,[242] в страхе принял деревья на горе за вражеских воинов.

Гао не сомневался, что многие ученицы исподтишка насмехаются над ним, но продолжал читать, хотя это было очень мучительно. Читал он, казалось ему, чуть ли не полдня, а звонка все не было. Однако взглянуть на часы Гао не решался, опасаясь, как бы школьницы не стали презирать его еще больше. Он сообщил о «внезапном возвышении государства Тоба»[243] и дошел уже до «таблицы расцвета и гибели Шести государств».[244] К этой теме он вообще не готовился, полагая, что сегодня очередь до нее вряд ли дойдет. И вдруг неожиданно для самого себя он осекся.

Помолчал в нерешительности и страхе, а потом, запинаясь, сказал:

— Сегодня первый раз, вот так… — Он кивнул головой, сошел с кафедры и вылетел из класса.

«Ха-ха-ха!..» — звенело у него в ушах.

А перед глазами волновалось все то же таинственное море носов. В полном отчаянии Гао шел через ботанический сад в учительскую, как вдруг его что-то с силой ударило по голове. От испуга он выронил «Учебник истории Китая» и, попятившись, увидел сломанную ветку с еще дрожавшими листьями, на которую наткнулся. Гао быстро наклонился, чтобы поднять книгу, и тут заметил колышек с дощечкой:

«Тутовое дерево. Семейство тутовника».

Почтенному учителю Гао все еще мерещился звонкий хохот и таинственное море носов. Он даже не решился потереть царапину на голове, которая саднила. Скорее бы добраться до учительской — это было единственное, чего он сейчас желал.

Там по-прежнему стояли две чашки с остывшим кипятком, но школьного служителя, похожего на мертвеца, не было. Исчез куда-то и господин Вань Яо-фу. Лишь поблескивали в полумраке новый портфель и новая шляпа Гао. Стенные часы показывали всего без двадцати минут четыре.

Дома почтенного учителя Гао то и дело бросало в жар, а время от времени на него находила злоба. Теперь и он понял, что школы приводят к падению нравов, что лучше бы их закрыть совсем, в особенности школы женские. Что в них проку? Так только, пустозвонство одно!

Хи-хи… — Этот приглушенный смех преследовал его, вызывая неукротимую злобу, и укреплял в нем решимость отказаться от преподавания. Он вечером напишет директрисе Хэ и сошлется на болезнь ног. «Но как быть, если его станут удерживать? Нет! Все равно он туда больше не пойдет. Поистине, трудно представить, к чему это может привести. Так стоит ли впутываться в темное дело? Разумеется, нет».

И почтенный учитель Гао решительно отодвинул в одну сторону «Сокращеное зерцало», в другую — зеркало и спрятал приглашение директрисы Хэ. Но только было собрался сесть, как почувствовал новый прилив раздражения, вызванный этим листком красного цвета. Он схватил злополучный листок и вместе с «Учебником истории Китая» сунул подальше в ящик.

Наконец-то все убрано. Только зеркало осталось на столе. Хоть глазам легче. Правда, ему все еще было не по себе, чего-то вроде бы не хватало. Но тут он сразу понял, в чем дело, надел осеннюю шляпу с красным бантом и отправился прямо к Хуану Третьему.

— А вот и почтенный учитель Гао Эр-чу!. — провозгласил Лао-бо.

— Не бреши, пес!.. — огрызнулся Гао, нахмурив брови, и стукнув приятеля по макушке.

— Ну, как прошел урок? Удачно? Есть ли хорошенькие? — полюбопытствовал Хуан Третий.

— Я не намерен продолжать преподавание. Поистине, трудно представить, до чего могут довести эти женские школы. Порядочному человеку не стоит впутываться в это дело…

В комнату вошел старший сын Мао Цзы-фу — толстый и круглый, словно пирожок с мясом.

— А! Давно мечтал, давно мечтал познакомиться!..

Все зашумели. Складывали руки в приветствии и приседали, будто собираясь опуститься на корточки, отвешивали друг другу поклоны — кто два, а кто и три.

— Это Гао Гань-тин, о котором я вам говорил, — указывая на почтенного учителя Гао, сказал Лао-бо старшему сыну Мао.

— А-а! Давно мечтал, давно мечтал!.. — произнес Мао, кивая головой и кланяясь с особым почтением.

В левом углу комнаты стоял квадратный стол из потемневшего сандалового дерева. Приветствуя гостей, Хуан Третий помогал служанке расставлять стулья и готовил фишки. На столе, в каждом углу, зажгли тонкие стеариновые свечи, и четверо игроков заняли свои места.