Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оттащите ее в сторону, — приказал Караманлис.
Машину перенесли на несколько метров вперед, и капитан в сопровождении двух человек спустился в люк. Мирей наблюдала за происходящим, время от времени оборачиваясь, проверяя, не идет ли кто-нибудь с другой стороны. Она услышала приглушенный голос Караманлиса:
— За мной, скорее, я слышу шум шагов!
Было холодно, и руки Мирей окоченели, но при этом она чувствовала, как пот струится по ее телу. Она пыталась представить себе происходящее под землей, где сейчас находился владелец черного «мерседеса». Быть может, преследователи уже настигли его, и он, задыхаясь, растерянно мечется под мокрыми сводами канализации, среди зловонных ручьев нечистот, а вокруг кишат отвратительные крысы.
— Караульте у других люков поблизости! — приказал офицер, оставшийся возле машины. — Он не должен сбежать.
Ари закончил обход и сел смотреть телевизор. В вечерних новостях вспоминали о событиях, лично пережитых им десять лет назад, передавали сцены атаки армии на Политехнический, видны были струи слезоточивого газа, слышался скрежет гусениц танков, крики в мегафон, показывали офицера полиции, стрелявшего перед собой на уровне человеческого роста. Но голос комментатора перекрывал собой трагедию прошлого, лишал ее актуальности, преподнося как историю, помещая ее среди воспоминаний минувшего.
Старик Ари почему-то нервничал, его охватило необыкновенное волнение. Он время от времени вставал и подходил к окну. На улице стояла кромешная тьма, шел дождь. На стекле отражались искаженные картинки из телевизора. В дверь позвонили, он пошел открывать.
— Кто там?
— Я Мишель Шарье. Вы меня помните, Ари?
Ари попятился в изумлении.
— О да, — сказал он через мгновение, поборов удивление. — О да, помню, мой мальчик, заходи, не стой под дождем, садись.
Он выключил телевизор, пошел к шкафу, достал оттуда бутылку и два стаканчика. На Мишеле был серый плащ, ветер растрепал волосы. Он сел и торопливым жестом привел себя в порядок.
— Любишь «Метаксу»?
— Ты не удивлен, видя меня?
— В моем возрасте уже ничему не удивляешься.
— Но ты не так уж стар. Тебе еще и семидесяти нет.
— У меня такое ощущение, будто мне уже все сто. Я устал, мальчик мой, устал. Но скажи мне, чем я обязан столь приятному сюрпризу?
Мишель смущался, словно стыдился чего-то.
— Ари, мне трудно подобрать слова… Мы не виделись с тех самых пор, как расстались в ту ужасную ночь.
— Да. Мы больше не виделись.
— И ты не хочешь знать почему?
— Судя по тому, как ты спрашиваешь, речь идет о печальной истории, которую трудно рассказывать. Ты не должен давать мне объяснения, мальчик мой. Я всего лишь старый сторож, пенсионер, явившийся окончить свои дни в этом спокойном уголке. Ты не должен ничего мне объяснять.
Он смотрел на Мишеля ясным и спокойным взглядом. Молодой человек какое-то мгновение молчал, отпивая свой бренди, а старик перебирал в пальцах комболои из чистого янтаря, и бусины сухо щелкали одна о другую.
— Меня схватила полиция, Ари…
— Прошу тебя, я не хочу…
— Меня заставили говорить.
— К чему мне это? Все давно прошло, все кончено…
— Нет. Это неправда. Клаудио Сетти еще жив, я уверен в этом… И ты наверняка о нем что-то знаешь… Кажется, его видели недавно в здешних местах… Разве не так?
Ари встал и пошел к окну. Из деревни доносились еле слышная мелодия флейты и пение. Он вперил взгляд во тьму.
— У Тассоса кто-то играет… Красивая музыка, слышишь? Красивая песня.
Звук теперь перерос в песню без аккомпанемента и без слов, и Ари тоже стал подпевать вполголоса фальцетом, следуя далеким нотам.
Мишель вздрогнул.
— Это его песня. Это он поет где-то неподалеку в эту ночь, чтобы заставить меня умирать от тревоги. — Он резко встал, пошел к двери и распахнул ее. — Где ты? — прокричал он. — Ты больше не хочешь петь вместе со мной? Где ты?
Ари положил ему руку на плечо:
— Дождь идет. Ты весь промокнешь, заходи в дом.
Мишель сглотнул слезы, подступавшие к глазам, и обернулся к старику:
— Ари, ради Бога, выслушай меня. Мы с Норманом вернулись в Грецию после стольких лет, когда нам уже все удалось забыть, потому что нам напомнили о золотом сосуде, помнишь? О золотом сосуде, который ты привез в Афины в ту ночь. Именно так нас заманили в эту страну спустя столько времени. Сосуд с тех пор пропал. Только ты мог его забрать, значит, ты должен знать, зачем нас завели сюда, сначала на Пелопоннес, а потом в Эпир — целым рядом посланий, следов… Ты — единственная связь с тем проклятым предметом, который ты нам показал. Ты доставил его в Афины, и ты его увез… Ари, это Клаудио вызвал нас сюда, не так ли? Ари, ты любил нас, ты знаешь, мы были всего лишь детьми… О Боже мой, почему в ту ночь нам выпала такая судьба?
Старик долго смотрел на него со смиренным сочувствием.
— Все мы отмечены судьбой, мальчик мой. Трудно ее избежать, когда приходит время.
— Ари, ради Бога, если Клаудио жив, устрой так, чтобы мы с ним поговорили, Боже… Устрой так, чтобы мы с ним поговорили…
Ари, погруженный в себя, казалось, прислушивался к далекой музыке.
— О, мальчик мой… Я не знаю, жив он или мертв, но уверен — нет больше языка, на котором ты мог бы с ним поговорить и который он бы воспринял… Ты понимаешь, о чем я? Понимаешь?
Музыка теперь звучала еще более приглушенно, смешиваясь с шумом дождя, еще дальше, быть может, еще прекраснее и пронзительнее, иногда совсем умолкая и пропадая из-за порывов западного ветра.
— Ари, сделай, как я тебя прошу, ради Бога! Заклинаю тебя!
Ари перебирал между пальцев бусины комболои. Когда он снова заговорил, взгляд его сделался пристальным и проникновенным.
— Уезжай, сынок. Ради Бога, возвращайся домой и забудь обо всем. Уезжай подальше… подальше. У тебя еще есть время.
— Я не могу. Скажи, где его искать.
Старик поднял глаза к потолку, словно пытаясь избежать настойчивого взгляда Мишеля.
— Твой друг… Норман, его звали Норман, верно? Где он сейчас?
— Он здесь, в Эфире. Он тоже идет по следу.
Старик снова одарил его долгим, проникновенным взглядом, полным сочувствия.
— Мог бы получиться замечательный праздник, черт возьми, если б мы собрались все вместе, пили бы рецину и вспоминали о прежних временах…
Мишель схватил его за руки, подошел ближе, стал лицом к лицу, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Скажи мне… где… его искать. Скажи мне.
— Ты ищешь проход через границу между жизнью и смертью… Если ты действительно этого хочешь, быть может, у тебя есть шанс. На пристани в Чанаккале послезавтра, незадолго до полуночи… может быть, тебе удастся его увидеть.
Мишель просветлел:
— Значит, я не обманулся. Значит, он жив.
— Жив? Ох, сынок… есть такие места… такие времена… и даже люди, в отношении которых слова «жив» или «мертв» больше уже не имеют привычного смысла.
20
Афины, улица Дионисиу
10 ноября, 23.00
Мирей чувствовала себя опустошенной, бессильной и в какой-то мере виновной в произошедшем: вероятно, Караманлис приехал сюда благодаря ей. Как иначе объяснить такой оборот событий? Может быть, она наивно доверилась Золотасу, а может, за ней установили слежку… Пока она пыталась найти ответы на свои вопросы, за спиной у нее раздался негромкий треск и едва различимо заскулила собака.
Позади нее, на расстоянии нескольких метров, виднелся забор, по ту сторону можно было разглядеть наружную лестницу, ведущую к двери на втором этаже скромного вида здания. Сейчас из подъезда выходил человек, закутанный в темное пальто, в шляпе. Большая собака с темной шерстью радостно приветствовала его, виляя хвостом. Человек закрыл за собой дверь, после чего провел рукой по водосточной трубе над дверью и нагнулся погладить собаку, увивавшуюся у его ног. Он спустился по лестнице и на какое-то время пропал из виду, но Мирей продолжала слышать, как он вполголоса разговаривает с собакой, а собака поскуливает в ответ на теплые слова хозяина.
Через минуту открылась дверь со двора на улицу, незнакомец вышел из нее и двинулся в противоположном направлении. Мирей, спрятавшись за выступом стены, наблюдала затем, как он шел, не медленно и не быстро, широким уверенным шагом, сунув руки в карманы. Внезапно у нее возникло острое ощущение, будто она прежде уже видела эту походку и эту манеру прямо держать голову: да, это был он! Человек из черного «мерседеса», тот, что позировал для загадочной скульптуры, для каменной маски с закрытыми глазами.
Но как такое может быть? Ведь он только что скрылся в канализационном люке, ведь Караманлис крикнул, что слышит его шаги под землей! И все же в душе она не сомневалась. Она решила убедиться в своей правоте, быстрым шагом прошла в нескольких метрах от людей Караманлиса, столпившихся вокруг люка. Ставня дома номер 17 по-прежнему оставалась закрытой, но из-под соседней двери, ведущей в полуподвальное помещение, проникал свет. Табличка с надписью «Артополион», а еще больше — душистый аромат хлеба неопровержимо свидетельствовали: пекарня среди ночи начала свою работу.
- Случай в Москве - Юлия Юрьевна Яковлева - Исторический детектив
- Хрусталь и стекло - Татьяна Ренсинк - Исторический детектив / Остросюжетные любовные романы / Прочие приключения
- Маскарад лжецов - Карен Мейтленд - Исторический детектив
- Ели халву, да горько во рту - Елена Семёнова - Исторический детектив
- Дознание в Риге - Николай Свечин - Исторический детектив