Читать интересную книгу Земля в цвету - Вадим Сафонов

— Какие же должны быть у нас нормальные урожаи проса? — задает он теперь вопрос и отвечает: — Да, считаю, такие: пудов триста с гектара.

И вот самое невероятное: второй урожай в то же лето. На Украине в 1947 году косовицу на гнездовых полях проса закончили к 15 августа. Осталась стерня. Обычная, буро-желтая, чуть более мягкая, чем пшеничная. Но неспроста оставили колхозники эту стерню. Миновало пять дней. И тогда произошло невероятное. Мертвое ожило. Началось отрастание стерни. Такое быстрое, что уже второго сентября появились метелки. Колесник замечает об этом очень серьезно:

— Оно же умное, растение, оно же знает, что скоро заморозки будут.

И только что-то в глубине его глаз лучится, хохочет.

В первый, должно быть, раз во всей истории собрали два урожая с одного посева!

Итак, что же сталось с растением? Что сделает с ним человек завтра? Колесника вызвали в Москву. Он лежал, больной гриппом, небритый, пожелтевший, в комнатке при Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, но мысли его были там, на осенних просторах у Днепра. Он телеграфировал, чтобы при молотьбе отложили по 100 метелок с поля до его приезда. Надо же своими глазами посмотреть на завтрашний день проса!

… Продолжение этой истории с просом приводит нас опять к ее исходному пункту — к каучуконосам. К кок-сагызу? Нет, на этот раз не к нему, хотя, конечно, он главный герой и любимец каучуководов…

Еще за год до того, как поисковая партия нашла на Тянь-Шане, на высоте двух километров, этот одуванчик с желтым цветком, в 1930 году, в горах Кара-Тау казах Дюрбеков указал ботаникам на растение, тоже неведомое им. То был тау-сагыз. Он богаче своего «младшего брата» — кок-сагыза: его корни чуть не наполовину набиты каучуком. Но он упрям и капризен. Редко где позволял он выращивать себя… И на полях уступил дорогу младшему брату.

А теперь на тау-сагызе испытывается сила нового орудия власти над природой — гнездового посева. И Колесник говорит уже о плантациях тау-сагыза на Украине. Удивительных плантациях, которые будет достаточно заложить раз, а потом десятки лет пользоваться ими: ибо такова могучая способность оживать, снова отрастать, скрытая в этом растении.

Я слушаю Колесника и говорю себе: конечно, этот человек — мечтатель. Но мечта, которая ведет его, особого рода. Весь он — самый земной, его жизнь, его рабочее место — среди людей, чей тысячерукий труд «формует» землю; да и сам он умеет сделать своими руками всякую или почти всякую работу на поле. И мне кажется, что мечта для него означает прежде всего заражение ею людей — чтобы они осуществили ее. И в этом тысячеруком осуществлении — радость мечты для него.

Он назвал гнездовые посевы новым путем в земледелии. И вот он рассказывает о гнездовых посевах еще и люцерны и чудесной, ветвистой пшеницы с ее урожаем сам-сто, которая тоже должна и будет жить на украинской земле!

И я знаю: чудесная ветвистая пшеница будет расти на украинской земле и принесет там свои сам-сто.

А в одном докладе Колесник сделал героиней гречиху. Да, гречиху!

Когда, чуть не вчера, объявляли просо самым безнадежным из полевых растений, мы, помним, оговаривались: «кроме разве гречихи». «Кроме разве?..» Для людей, борющихся за новую власть над землей, это звучало теперь как вызов. И вызов был принят.

Так вот о гречихе.

Он говорил не о низенькой, красноватой тоненькой гречке, а о карликовых деревцах, о «букетах», как рощицы. О цветах этих рощиц он выразился, что и в самую жестокую сушь они «будут чувствовать себя примерно так, как человек в жару под липой». И сказал еще, что тут же необходимо поставить ульи. Пчела на обычных пасеках, которые стоят «сами по себе», выматывается дальними вылетами.

— Бензин тратит, — подсказали с места.

— Вот правильно, — одобрил Колесник: — бензин тратит.

И сообщил, что пчелы на гречишных пасеках не кусают: заняты по горло Белые медовые шапки в метр, а то и в полтора, пчела, тяжелая, не летает — ползает по ним. Собирая свое, опыляет гречиху.

Его очень занимает эта гармония жизни. Так можно сделать в каждом колхозе. Он с увлечением рассказывал мне об этом и в той маленькой комнатке при академии, где лежал больной. И пока я опять раздумывал о мечте, создающей этот настоящий живой мир руками понявшего природу человека, Колесник вдруг спросил сам:

— Что такое социалистическая романтика? В советском селе, в колхозах?

И предложил:

— Хотите скажу?

Он достал записную книжку, полистал, но не прочел из нее, а произнес твердо, уверенно, очевидно выношенное:

— Социалистическая романтика — единство воли от секретаря обкома до звеньевой через науку агронома-опытника.

Помолчал, прикрыв глаза, потом прибавил:

— В чем, может, и не так выражена тут мысль. Одно знаю: без нее жить нельзя.

1948 год. И снова на украинских дорогах Иван Данилович Колесник. Ведь академия, в которой он академик, не только в Москве, не простое Москве, но и там, где еще грандиознее развертывается величественная, самая романтическая всенародная битва с природой. И то, что совершается там, историк науки поместит в число значительнейших, наиболее знаменательных событий своей летописи. Это всемирные победы в древнем споре человека со стихией, это открытия, одно за другим, означающие перелом, переворот в представлениях о том, чего могут добиться труд и знание от земли. Миллионы рук добывают это знание, эти победы; славны имена идущих впереди: Ивана Половкова, Марии Лысенко, Елены Хобта — знаменитых украинских женщин и сотен других.

И как стремительно это совершающееся!

Мечта о гречихе… Колесник ездит по колхозам Дымерского района; там на двух тысячах восьмистах гектарах гречиха уже дает по 12 центнеров — тройной урожай.

Вдоль дорог Черкасского района стеной стоит кукуруза. Сорок центнеров — это не рекорд передовиков, это среднее по району.

Он объезжает поля сахарной свеклы, плантации кок-сагыза.

А просо?

— Многие колхозы в нынешнем году далеко превышают урожаи и прошлого года. Колхозники артели «Пролетар», Киевской области, считают для себя нормой 50 центнеров с гектара, — рассказывает Колесник.

Он поясняет:

— Это и есть триста пудов.

УТРО МИРА

…У них есть книга, называемая «мудростью». Ее читают народу вслух.

Земледелие окружено у них высшим почетом. Им известны тайные средства увеличивать всхожесть семян.

Томазо Кампанелла. «Город Солнца». 1602 г.

Арбузы под Москвой! Мы прочитали о них 7 октября 1947 года. Беспримерный опыт был завершен полностью. И колхоз имени Ильича, Троице-Голенищевского сельсовета, Кунцевского района, Московской области, рапортовал о нем стране.

И не одни арбузы: дыни, фасоль.

Совершился новый прыжок на географических картах — резкое смещение линий, которыми были испокон века обозначены «пределы распространения» этих культур. Полосатые арбузы, желтые, с мягкими выпуклостями, ароматные дыни! В нашем представлении всегда возникал белый зной полудня, запах теплой пыли, сахарные груды облаков на синем небе — над шумной, говорливой базарной площадью, пестрой, как украинская вышивка…

Как же здесь, в Кунцеве, под Москвой, завоевали победу?

Ее вдохновителем и непосредственным организатором был человек, с чьим именем связаны все великие победы нашего народа.

Весной 1947 года Сталин дал колхозу трудное задание — вырастить арбузы и дыни. Колхоз имени Ильича славился до того урожаями овощей. Это был один из тех колхозов, где не просто берут готовое от агрономической науки, а сами тоже творят ее, отыскивая новые пути пересоздания природы. Здесь гордились, например, своим сортом скороспелого картофеля, дававшего по 30 тонн с гектара.

И вот этот колхоз получил сталинское задание. Никем еще не было осуществлено то, что следовало теперь осуществить в Троице-Толенищеве! То было дело новаторское для всей агрономической науки. В колхоз прибыл агроном Е. Е. Кузин; он приехал также по сталинскому указанию. Правление поручило вырастить арбузы и дыни семеноводческой бригаде Е. Ф. Крутовой.

И агроном Кузин, много лет специально работавший над «осеверением» бахчевых культур, и семеноводы-ильичевцы отлично знали, что дело не решится так: посадили — и само вырастет. Если хочешь переломить природу, то рывком этого не добьешься. Важно было все: выбор участка (южный склон), почва на участке, и удобрение ее, и согревание свежим конским навозом, и хорошо подготовленная рассада, укрытие от ветров, поливы, уход.

Арбузы начали созревать в августе. Первый снятый весил четыре килограмма. «Мы убедились в том, что и под Москвой можно успешно возделывать бахчевые культуры, которые до сих пор завозятся за тысячи километров с юга», писали впоследствии ильичевцы.