29
— Мам, привет! — жизнерадостно воскликнул он, останавливаясь напротив.
Сегодня на ней были зеленовато-синие пижамные брюки и цветастый больничный халат с хлястиком. Алекс иногда приносил новые симпатичные вещи, но мать редко их надевала. Слишком далека она была от реальности, чтобы обращать внимание на свой внешний вид. Впрочем, в редкие минуты просветления миссис Рал попросту отшучивалась, говоря, что сберегает хорошую одежду на тот день, когда ее выпишут.
Алекс подозревал, что матери нет никакого дела до собственной внешности отчасти из-за психического расстройства. Именно что отчасти, ибо основная причина — препараты, которыми ее пичкали. Из-за торазинового сиропа она жила как бы в полусне: едва реагировала на происходящее, шаркала при ходьбе, не в силах поднять ноги. Медикаменты тяжким грузом придавливали ее разум.
К счастью, сегодня молодые люди пришли незадолго до выдачи очередной порции лекарств. За минувшие годы Алекс усвоил: шансы увидеть матушку более-менее просветленной возрастали, именно когда успело ослабнуть действие предыдущей дозы медикаментов. Это не раз наводило его на мысль, что она собой представляла бы и как могла бы общаться, не принимай она таких мощных препаратов. То, что с родной матерью невозможно нормально поговорить, просто изводило Алекса.
Конечно, он частенько интересовался у врачей, нельзя ли отменить торазин или хотя бы заменить его более мягким средством, однако доктор Хоффманн, заведующий психиатрическим отделением, был категоричен: в ее случае альтернативных нейролептиков не имеется. Увы-увы, говорил доктор Хоффманн, фармацевты еще не придумали достаточно мощный заменитель, способный подавить склонность миссис Рал к агрессии. Лишь торазин удерживает ее на грани человеческого облика, не позволяя окончательно впасть в неукротимое буйство.
А еще доктор Хоффманн напоминал, что Алексу вряд ли понравится, если его уважаемую матушку будут держать в смирительной рубашке двадцать четыре часа в сутки. К тому же это вредно для здоровья пациентки. Доктор говорил, что понимает чувства Алекса и тоже хочет, чтобы у миссис Рал была возможность максимально сохранить человеческое достоинство. Как раз такие лекарства и позволяют добиться требуемого эффекта.
Алекс так и не нашел убедительных контраргументов.
Мать привстала с потертого кожаного дивана и бросила на Джекс косой взгляд.
— Алекс, ты почему пришел?
Он с удовольствием отметил, что мать не только вспомнила его имя, но и произнесла вслух. Вот это была редкость из редкостей. Уж не в Джекс ли тут дело? Может, девушка действительно оказывает благотворное влияние?
— Да вот, решил тебя проведать. А еще я хочу тебя познако…
— Я велела тебе бежать и прятаться! Ты почему пришел? Ты должен прятаться!
— Мам, я помню. Ты совершенно права. Но видишь ли…
— Ты должен от них прятаться!
Алекс осторожно сжал локоть Джекс и мягко подтолкнул ее вперед. Ему отчаянно — до дрожи в коленях — хотелось, чтобы девушка понравилась матери.
— Вот, мам, моя подруга Джекс. Джекс, познакомься, моя мама Хелен Рал.
Девушка протянула ладонь.
— Очень рада с вами познакомиться, миссис Рал, — сказала она, тепло улыбаясь. — Теперь я знаю, откуда у Алекса такие проницательные серые глаза.
Мать пару секунд разглядывала предложенную руку, затем приняла ее и даже положила вторую ладонь сверху, придавая этому жесту гораздо менее формальный характер.
— Так вы с Алексом друзья? — спросила она, не отпуская Джекс.
— Да. Мы с ним хорошие друзья.
— Насколько хорошие?
Джекс улыбнулась:
— О, миссис Рал, мне очень небезразличен ваш сын.
— Такими друзьями не каждый может похвастаться, — вставил Алекс.
Мать некоторое время смотрела на него.
— Ты должен прятаться, — повторила она, притягивая Джекс к себе. — И вы тоже.
— Да, это очень правильный совет, — сказала девушка. — Как только мы отсюда выйдем, я помогу Алексу укрыться.
Мать кивнула:
— Хорошо. Вы оба должны прятаться.
Алекс тем временем проверял, чем заняты другие женщины в солярии. Внимание большинства было приковано к телевизору, а не к посетителям.
— Мам, — решился он, беря ее под руку. — Мне надо с тобой серьезно поговорить. Может, перейдем к тебе в палату?
Она безропотно позволила молодым людям вывести ее из солнечной комнаты в сумрачный коридор. На этот раз остальные пациентки проводили всю троицу взглядами; кое-кто принялся бормотать себе под нос. Одна женщина всплеснула руками, громко споря с кем-то невидимым.
Алекс с облегчением отметил, что соседка матери, Агнес, погружена в очередную «мыльную оперу» и не следит за их разговором. Пусть даже Агнес никогда не разговаривала, она частенько оставалась сидеть в палате, бесцеремонно разглядывая Алекса, пока он общался с матерью.
Прежде чем зайти в палату, Джекс в очередной раз как бы невзначай окинула коридор взглядом, примечая, кто может за ними следить. В дальнем конце медсестра с санитаром толкали перед собой тележку с медикаментами, направляясь в солярий. Из другого конца коридора прошли две нянечки, улыбнувшись посетителям.
Алекс подвел мать к кожаному креслу, что стояло возле окна. Сквозь матовое, словно заиндевевшее, окно лился неяркий свет. Молодые люди уселись напротив.
Не успели они начать разговор, как мать вдруг поднялась и, подойдя к шкафчику, принялась в нем копаться. После недолгих поисков она достала с полки шаль. Джекс кинула Алексу косой взгляд, увидев, что миссис Рал занавешивает полированное металлическое зеркало. Юноша знал, о чем подумала его спутница.
— За мной следят, — пробормотала мать, возвращаясь к креслу.
— Да, мы в курсе, — кивнула Джекс. — Я рада, что вы принимаете меры предосторожности.
При этих словах мать Алекса вопросительно взглянула на девушку.
— Вот как? Вы действительно это знаете?
Джекс пояснила:
— Они следят и за Алексом, тем же самым способом. Вот почему мы к вам пришли. Мы хотим, чтобы они больше так не делали, чтобы никогда больше не следили ни за вами, ни за Алексом.
Между креслом и кроватью места было не так уж много, и, пробираясь к окну, мать в поисках опоры коснулась колена Джекс.
Она замерла, затем протянула руку и потрогала волнистые светлые волосы девушки.
— Какая красота… прелесть…
— Спасибо, — ответила Джекс. — У вас тоже замечательные волосы.
Усаживаясь в кресло, мать Алекса машинально поправила свои длинные пряди.
— Я сама причесываюсь, потому что не хочу, чтобы их состригли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});