в обмороке.
В этот момент Бойс Ганн вполне мог бы умереть, получив два десятка пуль, но тех-лейтенант, командовавший отделением, отдал отрывистую команду. Он удивлением присмотрелся к распростертому телу Ганна, подумал секунду, потом тряхнул головой.
— Не стреляйте в него, — проворчал он. — Он должен говорить. Доставьте его в отделение Безопасности, и побыстрее.
Четыре дня Ганна допрашивали круглые сутки самые мускулистые специалисты из арсенала Технокорпусовских умельцев, и они не слишком церемонились.
Он отвечал на все вопросы, рассказывая чистую правду, за что расплачивался ударами дубинки по почкам и пинками по ребрам. Десятки раз он терял сознание от ударов и всякий раз оживал снова, чувствуя, как санитар с каменным лицом выдергивает из него шприц. Ганн был снова готов к продолжению допроса.
Наконец, они позволили ему заснуть. Не потому, что ответы их удовлетворили, а потому, что врачи опасались, как бы Ганн не умер.
Когда он проснулся, каждая клетка тела невыносимо болела. Он был привязан к операционному столу. Орган-банк, подумал он в первом приступе паники. Но это был не орган-банк, это была тюрьма. Очевидно, над Ганном только что потрудились врачи. Хотя тело болело, но он мог двигаться. Пальцы сгибались и разгибались, слушая сигналы мозга. Глаза открывались, и он мог поворачивать их в любую сторону.
Только с шеей не все было в порядке — он чувствовал на чей что-то холодное, твердое, тесное.
Воротник безопасности, с такой легкостью снятый Гарри Хиксоном, был возвращен на место.
Вокруг Ганна сновали санитары, отстегивая ремни, помогая ему подняться на ноги.
— Эй, оп, — проворчал какой-то сержант в радарном шлеме. Его подбородок казался синеватым от щетины. — Поднимайся! Ты будешь говорить с генералом.
Подгоняя Ганна, он повел его по серым коридорам к лифту. Лифт был скоростной, от легкой перегрузки голова у Ганна пошла кругом. Потом лифт резко остановился. Ганн едва не упал, но один из охранников рывком поставил его ноги.
— Вперед, оп! Пошевеливайся!
Спотыкаясь, он вышел из лифта. Новые коридоры, потом пустая серая комната, где он, вытянувшись по стойке «смирно», долго стоял и ждал.
Потом без сигнала — видимо, он был передан через радарный шлем — охранник рявкнул: «Вперед!» и втолкнул его через дверь.
Ганн оказался в комнате побольше и посветлее. Мебель была превосходная, на пьедестале золотом сиял бюст улыбающегося Планирующего, на столе доминировал золотой связь-куб Машины. На столе же имелась именная табличка:
МАШИН-ГЕНЕРАЛ АВЕЛЬ ВИЛЕР.
За столом сидел генерал собственной персоной.
Довольно долго он рассматривал Бойса Ганна. Машин-генерал Вилер сам казался наполовину машиной. Это был крупный, плечистый, с порывистыми движениями мужчина. Тело его казалось металлическим: загорелая кожа цвета бронзы, глаза цвета стали, волосы — как медная проволока. Он в упор рассматривал Ганна, потом, в полном молчании, перевел глаза на что-то, лежавшее перед ним на столе.
Бойс Ганн почувствовал, как душит его ледяной металлический воротник. Ныли бесчисленные синяки, он был весь покрыт потом, но строго сохранял положение по стойке «смирно». В Академии Технокорпуса он изучил искусство сохранять такое положение как угодно Долго. Неуловимое перемещение веса и перераспределение напряжения мышц уберегали от гибельного крена вперед. Он старался думать только о том, что должен стоять, как положено. Только это имело значение.
Хмурые глаза генерала были обращены к встроенным в стол экранам связи, которых Ганн не видел. Секунду спустя он нажал бесшумные клавиши, связываясь, как догадался Ганн, с Машиной. Почему же он не воспользовался связь-кубом? Ганну не пришло в голову, что генерал, быть может, опасался делать это в присутствии Ганна. Человек, который необъяснимым образом оказался в самом сердце Машины, мог равно необъяснимым способом изучить механо.
Генерал ждал, что-то читая на экране. Лоб его покрыли морщины. Вдруг он рывком поднял голову и снова взглянул на Ганна.
Экраны погасли. Плоское бронзовое лицо генерала было абсолютно лишено выражения. Оно походило на маску из мускулов, словно какой-то неумелый хирург в центре пересадки забыл подключить к мышцам нервы, которые должны были придать им жизнь.
— Оператор-майор Бойс Ганн! — резко скомандовал генерал Вилер. Ганн подпрыгнул — он ничего не мог поделать, голос напоминал металлический скрежет.
— Вольно!
Ганн позволил плечам слегка опуститься, глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу. Но настоящего облегчения он не почувствовал. Глаза генерала следили за ним, стальные, холодные и безжалостные, словно они были зондами хирурга, проникающими в мозг Ганна.
— Машина требует от вас сведений, — резко объявил он.
— Я знаю, сэр, — с трудом выговорил Ганн. — Меня уже допрашивали. Раз сто, по-моему.
— Если надо, допросят тысячу! Вас будут допрашивать снова и снова. Машине нужна правда, и срочно. — Голова генерала выдвинулась вперед, словно поршень. — Дитя Звезд! Кто он такой?
Ганн почувствовал в горле сухой спазм. Он сглотнул и упрямо сказал:
— Я не знаю, сэр. Я рассказал все, что мне известно.
— Требование Освобождения! Кто написал это?
Ганн покачал головой.
— Как вы проникли в штаб-квартиру Планирующего?
Ганн продолжал качать головой, безнадежно, но упрямо.
— Как этот документ попал на Землю? Кто такая Карла Сноу? Зачем вы убили майора Зафара и сочинили эту смехотворную ложь?
— Нет, сэр! — крикнул Ганн. — Я не убивал! Полковник Зафар был врагом Плана!
Широкий рот генерала затвердел. Бесцветные губы сомкнулись, как пасть капкана. Голос принял глухой, зловещий оттенок.
— Обстоятельства заставляют предположить, что вы не говорите правды, — сказал он. — Вы можете доказать свою правоту или нет?
— Нет, сэр. Но…
— Оператор-майор Бойс Ганн! Дитя Звезд — это вы?
— Нет, сэр! — с искренним негодованием ответил Ганн, — Я…
— Оператор-майор Бойс Ганн! Известно ли вам, что произошло с «Сообщностью»?
— С чем? — воскликнул потерявший надежду Ганн. — Генерал, я даже никогда не слышал о… что это такое? Сообщность? Я не понимаю, о чем вы говорите.
С размеренностью пульсирующего лазерного локатора генерал отчеканил:
— «Сообщность» отправилась в космос сорок лет назад. Больше о ней ничего не слышали. Майор Ганн, что вам об этом известно?
— Ничего, сэр! Ведь я тогда еще даже не родился!
На мгновение в маске образовалась щель, и лицо генерала приобрело почти человеческое выражение. Озабоченное. Даже немного растерянное. Секунду спустя он сказал:
— Да. Это так. Но…
Потом лицо вновь отвердело, генерал качнулся вперед всем корпусом. Его стальные глаза сузились.
— Благонадежный ли вы член Плана Человека? — тихо спросил он.
— Да, сэр!
Генерал кивнул.
— Надеюсь, — сказал он бесцветным голосом. — Так будет лучше для Плана и для вас, потому что сейчас я вам скажу нечто такое, во что вы никогда не сможете поверить. Стоит вам прошептать лишь слово, оператор-майор Бойс Ганн, и