загадочным голосом сказал я.
— Зачем? — глаза Кати потемнели и стали бездонными, манящими...
— А вот зачем!
Я прижал девушку к себе. На какое-то время весь мир исчез, утонул в шуме нашего дыхания...
Пока мы ехали на вокзал, я то и дело косился на Катин профиль. Благо, дорога была пустой, и вести машину это не мешало.
Вдоль дороги тянулся осенний лес. Уплывали назад пожелтевшие берёзы, красные заросли осин и великолепные разноцветные клёны. Только ёлки упрямо зеленели, не поддаваясь холодам.
Пахло осенью — холодной водой, сухими листьями и немножко грустью.
Я оставил машину так, чтобы не мешать подъезжающим к остановке автобусам и вытащил из кузова Катин чемодан.
— Как ты доберёшься до общежития с такой поклажей?
Катя улыбнулась.
— Меня встретит подруга со своим молодым человеком. Я же тебе говорила, Андрюша. Я заселюсь в общежитие, а потом мы поедем к ней в гости.
— Помню, — проворчал я.
Электричка уже стояла у платформы, гостеприимно распахнув двери.
— Смотри, Андрюша!
Катя показала мне на парочку, которая стояла возле первого вагона.
— Это же твой брат! Я не путаю?
Действительно, это были Серёжка с Таней. Видно, Таня уезжала домой, а Серёжка провожал её. У них начиналась учёба в школе — тоже свои заботы.
Весь август Серёжка пропадал на раскопках в Староладожской крепости. Поначалу он ещё ездил домой ночевать. Мама удивлённо рассказывала мне:
— Приезжает поздно. Поест, и сразу спать. А утром вскакивает ни свет, ни заря, чаю глотнёт — и на автобус! Словно и не каникулы у него, а работа.
— Так ведь это же хорошо, мам! Парень не по подворотням шляется, а полезным делом занят.
— Хорошо, — соглашалась мама, но по материнской привычке продолжала тревожиться.
Потом Серёжка настоял на том, чтобы ночевать в клубе вместе с другими волонтёрами, и домой приезжал только на выходные. Ладони его загрубели, покрылись мозолями от лопаты.
— Это тебе не картошку копать, — подшучивал я над братом, когда удавалось встретиться.
— Что мне эта картошка? — отшучивался брат. — Я её теперь один могу выкопать — так привык. Даже сплю с лопатой.
— Правда? — удивилась мама, и мы рассмеялись.
— Мам, ну нет, конечно! Это шутка. Но копают они, действительно, много.
— Андрюша, ты хоть иногда заезжай его проведать. Да мне рассказывай — как там у него дела.
— Я заезжаю, мам.
И вправду, я пару раз в неделю успевал доехать до брата. Мне тоже было интересно — что новенького удалось отыскать археологам.
Один раз Серёжка с гордостью сказал, что выкопал из земли золотую пряжку одиннадцатого века. И теперь эта пряжка станет гордостью коллекции.
— Правда-правда! — подтвердил мне Дмитрий Николаевич. — Удивительное везение у вашего брата. А старания хватит на троих! Не удивлюсь, если он решит стать археологом. С его способностями и интересом это совсем несложно.
Я улыбнулся.
— Ну, до сих пор особенного интереса к учёбе у серёжки не наблюдалось. А ведь для того, чтобы поступить в институт — надо хорошо закончить школу, я ничего не путаю? Проходной балл, и всё такое...
— Да, школьные отметки хорошо бы подтянуть, — подтвердил Дмитрий Николаевич. — Вуз у нас известный, на факультеты бывает большой конкурс. Вот Таня тоже собирается поступать к нам.
— Я подтяну, — серьёзно сказал Серёжка.
— Рад за тебя, брат!
Я одной рукой обнял Серёжку за плечи и притянул к себе.
* * *
— Подойдём? — спросила меня Катя.
— Не надо, — улыбнулся я. — Пусть поговорят спокойно.
— Ты записал номер телефона Ани? Если что-то срочное — она обязательно мне передаст.
— Записал. А ты, пожалуйста, звони сама, когда будет возможность.
— Хорошо. Я попробую договориться на вахте в общежитии. Но, думаю, там будет столько желающих позвонить, что...
Я невольно вспомнил своё студенчество и жизнь в общаге. Как только мы ни упрашивали вахтёра и коменданта — телефон был недоступен.
— Знаю я вас! — непреклонно говорила вахтёрша. — Опять девкам звонить будете!
И опускала тяжёлую пухлую руку на жалобно звякавший аппарат.
— Идите отсюдова по добру!
Никакие просьбы и мольбы не могли её разжалобить. Но я, всё-таки, умудрился найти к ней подход.
Однажды через приоткрытую дверь я случайно подсмотрел, как наша вахтёрша тётя Люба пьёт чай. Пила она не из чашки, а из блюдца, держа его в растопыренной пятерне. На столе перед тётей Любой стояла сахарница, а в ней лежали изящные никелированные щипчики.
Сделав глоток, тётя Люба аккуратно ставила блюдце на стол, одной рукой брала щипчики, а другой — кусок сахара. Раскалывала его пополам, потом — ещё раз, и ещё. Получившуюся осьмушку она бросала в рот, закатывала глаза и снова поднимала блюдце.
Я намотал увиденное на ус и в следующий раз, когда мне понадобилось позвонить домой, принёс тёте Любе полкило кускового сахара. Не прессованного рафинада, который рассыпается от малейшего прикосновения, а настоящего сахара в твёрдых кубиках, которые даже зубами не разгрызть, а только колоть щипчиками.
С тех пор, на зависть недогадливым сокурсникам, у меня всегда был доступ к телефону. В качестве дополнительного бонуса Тётя Люба иногда зазывала меня на чай в свою каморку при вахте.
Мы по очереди кололи щипчиками сахар. Тётя Люба закатывала глаза и говорила:
— Рази ж это с конфетой сравнишь? Конфета что — раз, и нет её! А тут с одним куском три чашки выпить можно. И всё сладко!
Далёкий голос в динамиках неразборчиво забормотал предупреждение об остановках. Я помог Кате занести чемодан в вагон, сам выскочил на перрон. Почти сразу двери зашипели и закрылись. Электричка тронулась.
Я поглядел в сторону переднего вагона. Серёжка махал рукой вслед электричке. Потом брат повернулся и пошёл ко мне.
— Здорово, Андрюха! — он протянул мне руку, немного смущаясь этого взрослого мужского жеста. — А я смотрю — ты, или не ты! Катю провожал? Учиться поехала?
— Угу, — кивнул я. — Ты тоже, смотрю, в провожатых?
Брат отвёл взгляд в сторону, щека его покраснела.
— Это нормально, Серёга — подбодрил я его. — Взрослеешь.
— Подскажи, что делать, Андрюха? — внезапно спросил брат.
— А что случилось?
— Понимаешь...
Он на секунду замялся. Сказывалась вечная привычка подростков не допускать взрослых в свои дела. Но Серёжка справился с собой и продолжил:
— Мы с