— Только те, кто похож на женщин, должны носить платья, — заметила леди ле Гион.
Один из зависших в воздухе серых силуэтов сказал:
«Предупреждение. Опасность. Та, кто называет себя леди ле Гион, может дать небезопасный совет. Предупреждение».
— Понятно, — сказал один из воплощенных. — Мы знаем дорогу и пойдем первыми.
Он попытался выйти сквозь закрытую дверь.
Аудиторы столпились вокруг двери, потом один из них посмотрел на леди ле Гион испепеляющим взглядом, а она улыбнулась в ответ.
— Дверная ручка, — указала она.
Аудитор повернулся обратно к двери, опустил взгляд на бронзовую ручку, потом осмотрел дверь сверху вниз. Она превратилась в прах.
— Повернуть ручку было куда проще, — заметила леди ле Гион.
ТикПуп окружали высокие горы. Но не у всех горных вершин, обступивших храм, были названия, потому что их было слишком много. Только боги обладают достаточным временем, чтобы присвоить имя каждому камушку на берегу; правда, им не хватает терпения.
Медная гора была достаточно маленькой, чтобы считаться достаточно большой и обладать именем. Лобсанг проснулся и увидел искривленную вершину, возвышавшуюся на фоне предрассветного неба над более низкими безымянными пиками.
А еще богам иногда не хватало вкуса. Они позволяли рассветам и закатам окрашивать небо в нелепые розовые и голубые тона, которые любой профессиональный художник пренебрежительно назвал бы работой энтузиаста-любителя, никогда не видевшего настоящий закат. Это и был один из таких рассветов. Рассвет, увидев который любой человек воскликнул бы: «Ну нет! Настоящий рассвет никогда не смог бы окрасить небо в цвет хирургического протеза!»
Тем не менее рассвет был красивым[15].
Лобсанг лежал, наполовину зарывшись в кучу листьев папоротника. Йети нигде не было видно.
Здесь уже наступала весна. Снег еще не растаял, но уже появлялись проталины с чахлой зеленой травкой. Лобсанг осмотрелся и увидел на деревьях набухшие почки.
Лю-Цзе стоял на некотором расстоянии от него и внимательно рассматривал дерево. Он даже не обернулся, услышав шаги Лобсанга.
— А где йети?
— Дальше он идти отказался. Нельзя просить йети пересекать линию снегового покрова, — прошептал Лю-Цзе.
— О, — прошептал Лобсанг. — А почему ты говоришь шепотом?
— Посмотри, какая птица.
Указанная птица сидела на ветке у развилки дерева, рядом с чем-то похожим на скворечник, и клевала округлую щепочку, держа ее в когтях.
— Должно быть, ремонтирует старое гнездо, — пояснил Лю-Цзе. — Новое еще не успела построить — сезон только что начался.
— А мне это кажется каким-то старым ящиком, — сказал Лобсанг и прищурился, чтобы получше разглядеть конструкцию. — Старые… часы?
— И глянь, что клюет птица, — посоветовал Лю-Цзе.
— Похоже на грубую шестеренку? Но каким образом…
— Точно подмечено. Это, юноша, часовая кукушка. Молодая, судя по внешнему виду. И пытается свить гнездо, чтобы приманить самца. Шансов у нее не много… Видишь. Цифры все перепутаны, и стрелки кривые.
— Птица, которая строит часы? Я думал, что часы с кукушкой — это часы с механической птичкой, которая высовывается, когда…
— А как, по-твоему, у людей возникла такая нелепая идея?
— Но это же чудо!
— Почему? — удивился Лю-Цзе. — Хода хватает только на полчаса, идут неточно, а бедные глупые самцы буквально с ног сбиваются, пытаясь поддерживать их в заведенном виде.
— Но даже…
— Полагаю, в этом мире все возможно, — перебил Лю-Цзе. — Так что нечего так шуметь из-за всяких пустяков. Еда осталась?
— Нет. Все доели вчера вечером, — ответил Лобсанг и добавил с надеждой: — Я слышал разговоры о том, что по-настоящему продвинутые монахи способны черпать жизненные силы прямо из воздуха…
— А я полагаю, что такое возможно только на планете по имени Колбаса, — отрезал Лю-Цзе. — Обойдем Медную гору и найдем что-нибудь в долине за ней. Пошли, времени совсем мало.
«Но вполне достаточно, чтобы тратить его на какую-то пичугу», — подумал Лобсанг, позволяя миру вокруг стать тускло-голубоватым. Эта мысль хоть немножко успокоила его.
По незаснеженной земле идти было легче — при условии, что удавалось избегать странного сопротивления, которое оказывали кусты и высокая трава. Лю-Цзе шагал впереди и выглядел странно цветистым и нереальным на фоне потускневшего пейзажа.
Они прошли мимо гномьих штолен, но на поверхности никого не увидели. Лобсанг даже слегка обрадовался этому. Вчера они проходили через пару деревень, и статуи, там стоявшие, оказались вовсе не статуями, а людьми, застывшими на разных скоростях времени. Лю-Цзе строго-настрого запретил ему приближаться к ним; впрочем, беспокоился он зря. Рядом с живыми статуями он, Лобсанг, чувствовал себя так, как будто случайно вторгся в чужие жизни. А еще хуже становилось, когда ты понимал, что они двигаются, только очень-очень медленно…
Они спустились по обращенному к Краю и покрытому густым лесом склону горы. Тут было куда теплее. Сам спуск занял не много времени — солнце почти не сдвинулось со своего места над горизонтом. Здесь пейзаж уже выглядел более обжитым. Лес стал больше походить на скопище рощиц. Звериная тропа, по которой они шли, пересекала ручей, где обнаружились следы тележных колес — старые, но еще не заросшие травой.
Когда они миновали брод, Лобсанг обернулся и увидел, как вода очень неторопливо заполняет оставленные его ногами следы.
Он тренировался нарезать время на заснеженных равнинах, что раскинулись над долиной с монастырем. На вопрос «А почему не потренироваться здесь?» ему ответили: «Чтобы случайно не навредить». Кому или чему, так и осталось неизвестным. И сейчас Лобсанг впервые нарезал настоящую местность.
Ощущения были чудесными! Птицы зависли в небе. Ранние шмели застыли над не успевшими распуститься цветами. Мир казался большим кристаллом, созданным из живых существ.
Лобсанг замедлил шаг рядом со стадом щипавших траву оленей, заметил, как с геологической медлительностью начал поворачиваться в его сторону глаз ближайшего животного. Потом под шкурой готового спастись бегством существа сократились мышцы…
— Все, время для тяжки, — сказал Лю-Цзе.
Мир вокруг Лобсанга пришел в движение. Олень исчез, а вместе с ним и волшебство момента.
— А что такое «тяжка»? — спросил Лобсанг.
Он ощутил легкое недовольство. Ему было приятно в медленном и тихом мире.
— Никогда не бывал на Четырех-Иксах?
— Нет. Но в «Виноградной горсти» работал один человек. Кажется, родом оттуда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});