Кембл (лежит, блаженно зажмурив глаза). Диди, я должен сказать вам… Я знал, что Смис меня побьет, но я сделал это потому, что вы… потому, что я… потому, что я вас…
Диди. Смешной. Я же знаю! Не надо говорить. Ну, понимаете – не надо: я знаю. (Смотрит ему в глаза, закусив губы.) Кембл, миленький, вы когда-нибудь это чувствовали: вот тут у вас вдруг тихонько повернется, будто там не сердце, а живой ребенок, и хочется, понимаете… закричать или…
Кембл. Но почему же закричать? (Морщит лоб.) Я полагаю…
Диди. Ни-че-го вы не понимаете! Молчите, а то я вас… (Слегка нагибается к Кемблу – короткая пауза – вдруг быстро, как клюнула, целует Кембла в губы.)
Кембл (изумленно моргает, приподнимается). Про… простите… Вы меня поцеловали.
Диди. Что? (Хохочет). Нет, вы просто… вы просто… (Выбегает из-за ширмы, берет на руки мопса Джонни, целует его.) Джонни, миленький мой, если б ты знал, до чего он забавен, до чего он забавен!
Кембл. Диди!
Диди. Да.
Кембл. Могу я у вас попросить почтовой бумаги? Мне надо написать письмо моей матери, леди Кембл.
Диди (входит за ширмы с листком бумаги и пером). Вот. (Смотрит, как Кембл пишет.)
Кембл. Нет, не могу.
Диди. Бедненький мой, вам больно?
Кембл. О, нет! Я чувствую себя очень хорошо. Но у вас бумага без линеек, я привык писать по линейкам. (Опускает руки. Сморщив лоб, размышляет.) Не понимаю.
Диди. Чего не понимаете?
Кембл. Вообще – ничего. Я был совершенно уверен, что вот это я должен, а вот это не должен. А теперь…
Диди. А теперь – без линеек?
Кембл. Как – без линеек? (Берет бумагу, смотрит.) Ах, да! У вас другой нет? Я не могу на этой.
Диди. Бедный мальчик! Ну, я научу вас обходиться без линеек. Только пойду оденусь.
Выходит из-за ширм. Перед зеркалом. Вынимает платье, шуршит шелком. Кембл еще пробует писать, слушает, бросил перо. С трудом, морщась от боли, встает. Он в крахмальной сорочке, в черных к смокингу брюках, как был на боксе. Быстро одевается, выходит в комнату Диди.
Диди. Сумасшедший! Что вы делаете? Доктор же велел вам лежать!
Кембл. Я… я не могу. Диди, я не спал всю ночь, я думал всю ночь, и сейчас тоже думал…
Диди. Ну? И что же?
Кембл (стоит твердо, башней расставив ноги). Диди, вы должны быть моей женой.
Диди (хохочет). Должна? Вы так думаете? Ну, что же, если должна, ничего не поделаешь! Только пойдите, ради Бога, и лежите спокойно.
Стук в дверь.
Ну, вот видите, вы не дали мне одеться! (Идет к двери.) Кто там?
О'Келли (за дверью). Я.
Диди. Ах, это вы! Ну, скорей, скорей. Я так рада, вам можно…
О'Келли (входит). Бомба! Бомба!
Кембл. Бомба? Анархист? Есть убитые?
О'Келли (серьезно). Да, убит весь приход Сент-Инох.
Кембл (изумленно). Как? Весь приход? Сразу?
О'Келли. Да, сразу. Бомба невероятной силы брошена анархистом по имени Кембл.
Кембл. Кембл? (Морщит, трет лоб.) Но, сколько я знаю, наша фамилия…
О'Келли (умирает со смеху, Диди тоже). Ах, Кембл вы эдакий! Вы меня уморите! Вы неподражаемы! Когда же вы научитесь понимать шутки? Вот – бомба здесь, завернута в эту газету. (Подает Кемблу газету.)
Кембл (берет газету, разворачивает. Сморщив лоб). Здесь?
О'Келли. Да читайте же!
Кембл и Диди про себя читают.
Кембл (в отчаянии садится). Ужасно! Моя мать теперь… (Пауза.) Но это неточно: здесь говорится, что я был вынесен в бессознательном состоянии.
О'Келли. Если хотите точности, так, по-моему, вы были в бессознательном состоянии с самого начала, как только сели рядом с Диди.
Кембл вскакивает со стула, нагнув голову, как бык.
Диди (сажает его на стул). Ну, О'Келли, оставьте, слышите? Кембл, миленький, не надо… (Стоит около, прижимает к себе его голову.) Не надо… ну?
О'Келли. Вот как? Фью! Дидичка, берегитесь! Если вы в шутку, то знайте, что он не будет шутить; если же вы всерьез, то знайте, что я буду шутить, а это может быть…
Диди. Да оставьте же! Надо его скорей устроить. Ведь вы же понимаете? Домой он не может… Вот что: подите с Кемблом к Нанси: может быть, она согласится переехать вниз, и тогда Кембл может в комнате рядом со мной…
О'Келли. Диди, я жалею, что это не меня избил Смис. Уважаемый анархист Кембл, идем.
Уходят. Диди начинает причесываться. Стук в дверь.
Диди (назад через плечо). Нанси? Войдите, дверь не заперта.
Входит викарий Дьюли. Диди – движение к ширмам, затем навстречу к викарию.
Вик. Дьюли. Ах! (Пятится.)
Диди. Нет, пожалуйста, пожалуйста!
Вик. Дьюли (брови треугольником вверх: негодование). Чрезвычайно извиняюсь! Я полагал, что раз уже больше двенадцати, когда уже все… уважающие себя… (Берется за ручку двери, но за ту же ручку берется Диди, закрывает дверь.)
Диди. Ради Бога, не стесняйтесь! Садитесь, прошу вас. Это – мой обыкновенный утренний костюм, и не правда ли: очень милый фасон? Я много о вас слышала, я очень рада, что вы…
Вик. Дьюли (садится; старается не смотреть на утренний костюм Диди). Видите ли… Мисс… гм… Диди… Я пришел к вам по поручению одной несчастной матери. Вы, конечно, не знаете, что значит иметь дитя…
Диди. О, м-р Дьюли, вы ошибаетесь, у меня есть…
Вик. Дьюли (изумленно). У вас есть?..
Диди (берет мопса Джонни, подносит к самому лицу викария). Вот мой единственный Джонни, и я его страшно люблю. Не правда ли, какой очаровательный? У-у, Джонни, улыбнись ему! Поцелуй м-ра Дьюли, не бойся, Джонни, не бойся! (Быстро прикладывает Джонни к губам викария; викарий машинально громко чмокает морду Джонни; Диди в восторге.) Ну какой вы милый, м-р Дьюли! Я так и думала!
Вик. Дьюли (вскакивает). Я зайду к вам, мисс… миссис, когда вы будете не так весело настроены. Я вовсе не расположен…
Диди. О, м-р Дьюли, к несчастью, я, кажется, всегда весело настроена.
Вик. Дьюли (поворачивается к двери). В таком случае…
Диди. Нет, нет, не уходите. Я уверена, что м-р Кембл будет очень жалеть, если вы уйдете. Я сейчас его позову. (Выходит.)
Викарий ходит взад и вперед с заложенными на спине руками. Подняв брови, останавливается перед афишей, брошенным платьем Диди, кроватью – ужасно! За дверью – голос, хохот О'Келли. Входит Кембл.
Вик. Дьюли (патетически). И это вы, вы, Кембл?
Кембл (с недоумением, морща лоб). То есть? Ну да, я.
Вик. Дьюли (все так же). Я не узнаю вас!
Кембл. Как? Разве я… (Ощупывает воротничок, поправляет галстук.) Вы хотите сказать, что я утром – в вечернем костюме. Да. Но видите ли…
Вик. Дьюли. Нет, дорогой Кембл, я говорю не о вашем бренном теле, я имею в виду вашу бессмертную душу. Хотя, разумеется, и ваш костюм… Это есть зеркало души, да. Вы понимаете теперь, насколько я был прав в моем «Завете Принудительного Спасения»? Вы представляете себе – хоть на минуту – меня в вашем теперешнем положении?
Кембл (мрачно). Нет.
Вик. Дьюли (торжествуя). Ага, нет! А между тем я такой же человек, как и вы… Ну, скажем, почти такой же – вы согласны?
Кембл. Согласен.
Вик. Дьюли. Да, и это благодаря тому, что я с неуклонной точностью… Впрочем, оставим мою… гм… скромную особу. В данный момент в обсуждении – и я скажу прямо: в осуждении – нуждаетесь вы. Вы согласны?
Кембл. Да, согласен.
Вик. Дьюли. Я так и думал. Я полагаю, что умею читать в сердцах, и я знаю, что вы в глубине сердца… Кембл, вы понимаете, что ваше имя – имя, которое носил достопочтенный сэр Гаральд. Это имя – на эстраде, в уличной газете, брошенное под ноги толпы… Это… это подобно троекратному отречению апостола Петра! Это подобно грехопадению Адама! (Библейски.) И Адам был изгнан из рая. И вы будете изгнаны из рая… Я хочу сказать, что мы будем вынуждены исключить вас из Общества Почетных Звонарей, куда мы так недавно еще вас выбрали.