видимость, хотя сейчас рана уже почти исцелилась. Я скрываю улыбку, притворяясь, что морщусь от боли.
– Если под «осмотром» ты подразумеваешь, что какая-то дамочка пришла, побрызгала ее целебной водичкой и безжалостно заштопала огромной иглой, то да.
– Теперь моя очередь спрашивать: болит? – В его взгляде, когда он смотрит на меня, написана удивительная нежность. Почему? Почему он так смотрит на меня? Это разрывает меня на части. Я отхлебываю большой глоток йолшила. Возможно, выпивка усмирит боль.
– Уже нет. Девочка, которой ты отдавал свои безделушки, в порядке?
– Будет жить, – отвечает Люсьен. – Но жизнь на улицах Ветриса не так уж добра к одноглазым девочкам. – Он замолкает, в его темных зрачках плещутся золотистые отблески очага. – Ты не убежала, когда я тебе приказал.
– Я могу быть кем угодно, ваше высочество – шутницей, легкомысленной, дурочкой, – но я не трусиха.
Лжешь. Трусиха по натуре – убившая безоружных бандитов, пытающаяся забрать сердце этого парня ради собственной выгоды, легкого пути на свободу.
– Без сомнения. – Люсьен обхватывает пальцами мою здоровую руку, его ладонь шершавая. – Ты храбрее любого, кого я когда-либо встречал.
Его слова ранят. И успокаивают. Боль и удовольствие смешиваются, словно мой мозг не может решить, что выбрать. Люсьен сохраняет серьезное выражение лица.
– Выше нос, ваше высочество, – говорю я. – Мы выиграли этот бой.
– Люсьен, – выдыхает он. – Зови меня Люсьеном.
Я вздрагиваю – по имени обращаются к друзьям. Он не может быть мне настоящим другом. Я могу шутить на этот счет, могу блефовать, но этот фарс не может стать реальностью. Не с ним. С кем угодно, только не с ним.
– Люсьен, – шепчу я. Вино из таверны было водой по сравнению с тем, что я пью сейчас. Мир затуманивается, осколок моего сердца в медальоне пронзает странная боль, когда Люсьен прожигает меня взглядом насквозь.
– Кажется, вы двое украли у меня славу.
Миг проходит, и мы оба поднимаем глаза при звуках этого голоса – это девушка в балахоне, которой я передала пожилую женщину. Ее голубые глаза сверкают, когда она снимает капюшон, являя миру вьющиеся каштаново-серые волосы и розовощекое лицо. Трости нет, но балахон почти скрывает ее неровную походку.
– Леди Химинтелл, – произносит Люсьен на выдохе. – Что вы здесь делаете?
– Могу спросить вас о том же, ваше высочество. – Она приподнимает бровь при виде моего перебинтованного запястья. Без сомнения, ей хочется спросить, планировали ли мы с И’шеннрией, что я окажусь здесь, но она не может, пока Люсьен рядом с нами.
Люсьен? – вклинивается голод. – Ты хочешь сказать, цель. Добыча.
– Я просил вас держаться подальше от дядиных дел. – Люсьен прищуривается. – Но вы вновь и вновь меня игнорируете. Так хотите пострадать?
– Если и так, это не ваше дело, – выпаливает Фиона, а затем, словно осознав, на кого она повысила голос, успокаивается. – Вы не должны быть здесь, ваше высочество. Вы знаете так же хорошо, как и я, что мой дядя использует любой шанс, чтобы наброситься на вас.
Люсьен гневно смотрит на нее. Есть между ними что-то, чего я не могу объяснить, – какая-то неприязнь, какая-то история. И дело не в том, что над Фионой издевались на Приветствии, это уж точно. Фиона поворачивается ко мне с искусственной улыбкой на лице.
– По крайней мере, из вас двоих выйдет прекрасная парочка. Только для свидания место выбрано неудачное, если, конечно, вас интересует мое мнение.
Парочка? Мимолетная, невероятная мысль. Отвечать ей слишком опасно, нельзя выдать тот факт, что мы близко знакомы. К счастью для меня, Люсьен сам задает следующий вопрос.
– Вы ведь знали, что Гавик собирался отправиться сюда, не так ли, леди Фиона?
Ее улыбка остается неизменной.
– Конечно. Он неделями болтал об этом с начальником стражи, прогуливаясь по нашему саду с лилиями и обсуждая детали. Я планировала прийти раньше него и вывести столько людей, сколько смогу, пока не началась бойня, но… – Фиона обводит взглядом голубых глаз израненную, измученную толпу. – Но никто не торопился. Есть переломный момент в отчаянии, когда зов голода и других потребностей заглушает чувство самосохранения. И эти люди, возможно, оставались в этой точке дольше, чем можно вынести.
Люсьен обводит взглядом толпу, и его лицо мрачнеет. Устало потирая лоб, он бормочет:
– Я почти ничего не мог сделать. Если бы она это увидела, ей было бы так стыдно. Она бы во мне разочаровалась.
Она.
Тяжесть, с которой он это произносит, может говорить лишь об одном человеке – Вария. Фиона слышит, и даже сквозь наигранную улыбку на ее лице проступает горечь.
– Не льстите себе, ваше высочество. Их страдания не только на вашей совести. Если уж ей и есть за кого стыдиться, так это за моего дядю.
Люсьен замолкает, и Фиона насмешливо хмыкает, касаясь рукой маленького кинжала на поясе. Она достает его, внимательно изучая лезвие. Красивая вещица – рукоять украшена кольцами сапфиров и жемчуга, а лезвие из позолоченного серебра. Кинжал аристократа. Нет, королевский кинжал.
– Я обещала ей, вы же знаете. – Ее взгляд становится тяжелым. – Я обещала ей, что никогда не позволю ему разделить нас.
Решимость в ее словах поражает меня до глубины души. Я привыкла, что она притворяется застенчивой, кроткой глупышкой. Даже при первой нашей встрече в особняке И’шеннрии она постоянно улыбалась, несмотря на мое поведение. Изображала радость. Но теперь она пылает, никакого расчета, никакого притворства. Неприкрытая честность. Лишь старые кровоточащие раны. Они кровоточат… из-за Варии? Поэтому она предает Гавика и рискует всем?
Фиона поворачивается ко мне.
– Вы меня удивили, леди Зера. И уверена, что моего дядю тоже. Он не привык, что ему противостоят люди, чья фамилия не д’Малвейн.
– Придется ему привыкнуть, – отвечаю я. – Потому что я собираюсь делать это так часто, как только смогу.
Она хихикает.
– Вы слышали, ваше высочество? Нам с вами остается лишь посвятить ее в наши личные мотивы.
Люсьен прищуривается.
– Нет. Это лишь подвергнет леди Зеру еще большей опасности.
Медальон у меня на груди вздрагивает – он беспокоится обо мне?
– Я польщена, – отвечаю я. – И одновременно заинтригована.
Фиона вздыхает.
– Мы с его высочеством годами пытались помешать моему дяде. Я предложила нам работать вместе, но это никогда толком не получалось – мы всегда недолюбливали друг друга. – Она задумчиво замолкает. – Но теперь, когда вы здесь, леди Зера…
– Совершенно точно нет, – заявляет Люсьен.
– Я еще даже ничего не сказала! – Фиона топает ногой.
– Я знаю, о чем вы думаете, – возражает он. – С Гавиком не стоит играть, нельзя относиться к нему как к какому-то учебному проекту от наших