так долго, по сути, не имело смысла?
— Верно. И вряд ли это сделало меня особенным.
— Но разве это правильно, отсутствие смысла?
— Жизнь либо никогда не имеет смысла, либо имеет его всегда — будучи по природе оптимистом, я склоняюсь к последнему. Однако, то, что я пережил больше, чем любой другой человек, ничего не меняет по сути. — Голос из серого куба сделал паузу, а затем сказал: — Хотя… я думаю, что долгое существование могло убедить меня в том, что я не такой уж приятный человек, каким когда-то себя считал.
Коссонт, получившая две возможности быть язвительной только в этих последних нескольких предложениях, знала, что не воспользуется ни одной из них. Она ограничилась: "Правда?", сказав это слегка саркастическим тоном.
— Одна вещь, — голос, казалось, не обратил внимания на её насмешку, — которая происходит, когда живешь долго, заключается в том, что ты начинаешь осознавать сущностную бесполезность многого из того, что делаешь, особенно когда видишь, как одни и те же модели поведения повторяются из поколения в поколение у разных видов. Вы видите те же мечты, надежды, те же амбиции и стремления, повторяющиеся из раза в раз, те же действия, тактики и стратегии, приводящие к тем же предсказуемым и часто плачевным последствиям, и вы начинаете думать: Зачем всё это? Разве это действительно имеет значение? Стоит ли оно потраченных на него сил и времени? Или это просто очередные заведомо обречённые, бессмысленные попытки заполнить пустое, лишённое всякого смысла существование, скованное безмерными стенами ущелья тёмного забвения, выявляющего абсолютную тривиальность всего в своём финале?
— Угу, — сказала она. — Вопрос, как я понимаю, риторический?
— Это порочный вопрос. Смысл присутствует везде и всегда. Или, по крайней мере, все вещи проявляют тревожную тенденцию к тому, чтобы обретать смысл, стоит им попасть в поле зрения разумных существ. Просто не существует окончательного Смысла, смысла с большой буквы С. Хотя иллюзия того, что он может быть, утешительна для иных умов.
— Жалкие, бредущие в неведении глупцы.
— Я подозреваю, судя по тону твоего голоса, что, как и немногим ранее, ты говоришь с сарказмом. Но неважно. Однако есть и иная, кроме ужаса и отчаяния, реакция на неисчислимое множество неоригинальных идиотизмов, которые жизнь подбрасывает с неизменным постоянством.
— И что же это?
— Своего рода ликование. Как только кто-нибудь переживает кризис, приходящий с пониманием того, что глупость и жестокость людей по отношению друг к другу неизлечима, несмотря ни на что, возможно, нетленна (некоторые выбирают самоубийство в этот момент), он становится на позицию: "О, пусть так, хорошо. Было бы, конечно, лучше, если бы всё было иначе, но раз уж дело обстоит скверно, давайте воспользуемся этим. Посмотрим, какую ещё чушь эти придурки смогут выдумать, чтобы помучить себя в очередной раз”.
— Не самая милосердная позиция.
— Не самая. Но я хочу сказать, что это, возможно, единственный вариант, который позволяет вам справиться с преклонным возрастом, не превращаясь в благочестивого придурковатого отшельника, и потому представляет собой своего рода фильтр, благоприятствующий мизантропии. Некоторые люди, переступающие порог, ведущий к старости, порой реагируют с таким отвращением на новые ужасы, с которыми они сталкиваются, что предпочитают покинуть этот бренный мир. Только мы, слегка злобные существа, способные пережить это осознание, находим удовольствие — или, по меньшей мере, удовлетворение — в наблюдении за тем, как последнее поколение или недавно эволюционировавший вид может заново открыть и пробить пути к катастрофе, бесчестью и позору, которые, как мы наивно полагали, безнадежно заросли.
— То есть вы, по сути, продолжаете жить, чтобы посмотреть, как все облажаются?
— Да. Это одна из немногих гарантированных констант жизни.
Коссонт задумалась.
— Если это правда, то это немного грустно, — призналась она.
— Грустно. Но иногда жизнь именно такова.
— И вы правы: это показывает вас не в лучшем свете.
— Ты должна восхищаться моей честностью.
— Я? — сказала она, протянула руку и выключила куб.
Тогда она и решила, что отдаст его кому-нибудь другому — тому, кто, возможно, захочет принять его или хотя бы согласится о нём заботиться.
12 (С -16)
— Это не Оспин, не орбитал! Не Базы Данных! Что, черт возьми, происходит?
Коссонт очнулась от глубокого и приятного сна, заказала завтрак, а затем попросила корабль показать ей, где они находятся, — передний план, обзор или как там это у них называется. “Ошибка Не…" подчинился, представив подобие широкого экрана прямо на её кровати, у ног.
Изображение, выведенное им на экран, открывало взгляду желто-оранжевое солнце, заходящее за большую каменистую планету с темными полосками облаков, частично скрывавшими поверхность пестрой мрачно коричневой земли и тёмно — синих морей. Учитывая, что Оспин был системой красного гиганта, лишённой скалистых планет, выглядело оно чуждым и неуместным.
— Что? — вскрикнула Пиан, неуклюже поднимаясь с того места, где устроилась минувшей ночью. — Ещё одна чрезвычайная ситуация! Мой процессинг не рассчитан на такое!
Корабль меж тем стремительно опускался сквозь многополосное скопище всевозможных мануфактур, микрохабов и планетарных спутников, быстро погружаясь в тень планеты так, что солнце в итоге померкло. Яркая полоса спутников продолжала сиять на фоне темной поверхности, затем корабль попрощался и с ними.
— План изменился, — сообщил ей Бердл, аватар Ошибки Не, явив себя в одном из углов голографического экрана — лицо его выглядело в этот момент абсурдно большим на фоне пейзажа внизу. — Тебе лучше одеться.
Изображение планеты становилось всё ближе, они уже почти вошли в атмосферу. Место выглядело до странности знакомым. И что-то здесь было не так, но она пока не могла понять, что именно.
— Где мы, черт возьми, находимся? — завопила Коссонт.
— Зис, Ксаун, система Мурейт.
— Что!
— О, только не это! — резко сказала Пиан и перевернулась на спину, без сил распростёршись на кровати.
— Но я только что покинула Ксаун! — заорала Коссонт, наблюдая за проносящимся мимо пейзажем. — Я оттуда и прилетела!
— С возвращением, — поздравил Бердл. — Ты уже одеваешься?
— Подожди-ка… — Коссонт уставилась на черную линию, заполняющую горизонт впереди — полностью заполняющую горизонт, от одного края до другого, как огромная плотина пресекавшая небо. — Это что, долбанная столица?
— Мы всего в нескольких минутах. Поэтому лучше тебе одеться побыстрее.
Она вскочила с кровати, принялась натягивать одежду, бормоча и ругаясь. Остановилась, нахмурилась, принюхалась, внимательно осмотрела куртку Повелителей Экскрементов. Всё было зашито и вычищено. И без всяких грёбанных “не угодно ли", пробормотала она, натягивая свежеотполированные ботинки.
Коссонт снова взглянула на экран. Нити облаков недалеко внизу. Море. Тёмно-синее небо над головой. Опять море. Несколько перистых облаков пронеслись мимо…
— Подождите… — сказала она, как раз когда начала запускать пальцы в свои