это сделать, когда я каждый вечер должен ее одну оставлять? Как же мне ее из магазина-то теплом согреть? Как Вы думаете?
— А вы вот еще и гулять совсем не ходите! — тут же зашла она с другой стороны. — А ей было бы приятно с мужем вечером по свежему воздуху пройтись…
— В магазин, после рабочего дня? — твердо стоял на своем я. — Или в деревню за молоком — полдня в машине со мной трястись?
Старушка заморгала.
— Так что давайте, Варвара Степановна, договоримся, — улыбнулся я, чувствуя, что профессиональные навыки начинают давать результат, — за покупками я буду ездить сам и один раз в неделю. А Вы уж заранее подготовьте список того, что Вам нужно. И — отдельно — того, что Вы нам посоветуете, мы Вам только благодарны будем. Когда прогуляться пойдем — в свободное время.
— Конечно-конечно, — закивала она с влажно заблестевшими глазами, — как скажешь, милый. Только ты уж не сердись на меня, если что — память-то уже совсем не та у меня…
Так, по-моему, если я и добился успеха, то определенно не ошеломляющего. Нужно будет для работы запомнить — сосредотачиваясь на лобовой атаке, нельзя и о флангах забывать. Взять бабулю с собой в магазин еще пару раз, что ли — для приобретения навыков обходного маневра? Уж слишком виртуозно вбила она мне в сознание мысль о моей собственной мрачности. Странно, я за собой такого не замечал. Может, со стороны виднее? Так Татьяна, вроде, не жалуется. Она, правда, опять какая-то рассеянная стала… И когда, спрашивается, ей со мной о чем бы то ни было говорить, если я с Тошей чаще в последнее время по душам общаюсь? Но не спрашивать же у него…
Не пришлось. Прямо на следующий день Тоша, как истинный друг, с чисто ангельской непринужденностью рассеял мои сомнения в пух и прах — в том смысле, что мои сомнения совершенно не стоят того, чтобы из-за них голову себе сушить.
Я в тот день примчался в офис пораньше и тут же направился к Татьяне — создавать радостную атмосферу.
— Я уже здесь, — шепнул я ей на ухо, чуть пожав ее незанятую мышкой руку.
— Не мешай, — проговорила она уголком рта, ни на миллиметр не повернув ко мне голову, — мне еще три письма сегодня отправить нужно.
Обидевшись, я отошел к Тошиному столу и устроился на самом дальнем от прохода его краю.
— Привет, — буркнул я, внимательно приглядываясь к Татьяне. Да нет, я бы не сказал, что она невеселая — обычное, рабочее, сосредоточенное выражение лица.
— О, а чего мы сегодня опять рычим? — вместо приветствия поинтересовался Тоша.
Я резко выпрямился. Что значит — опять?
Он услышал мой мысленный вопрос.
— Да ты в последнее время какой-то… — Он замолчал в поисках подходящего слова. — К тебе хоть и не подходи — того и глядишь, бросишься.
Интересно-интересно… Может, прямо с него и начать? В кризисной ситуации, правда, не стоит делать то, что от тебя ожидают. А то, если я на него сейчас брошусь, он больше ничего говорить не будет. Некоторое время. Пока в сознание не придет. А мне бы хотелось послушать, какой я еще в последнее время…
— Да что ты, Тоша! — вкрадчиво отозвался я. — Жизнь у меня просто… насыщенная, времени на болтовню нет. Тебе вот белой завистью завидую, — мстительно добавил я.
— Серьезно? — усмехнулся он. — Так, может, прекратишь завидовать, а просто возьмешь и расскажешь, чем это ты свою жизнь до белого каления насытил?
Я насытил? Вот спасибо — дождался признания! Как же мне не нравилось, что меня постоянно на задний план отодвигают — вот и распишись в получении места в самом центре внимания. Критического, разумеется. Братцы, не ищите больше крайнего, если что не так — вот он я, сам себе оплеух надаю, только команду дайте! И хоть бы кто спросил, каково мне земные заботы с ангельскими совмещать, да еще и одной рукой — второй нужно мину жизнерадостную на лице придерживать!
— Да зачем тебе моя головная боль? — непринужденно отмахнулся я. — Своих, что ли, дел нет?
— Да хватит тебе хорохориться, — спокойно произнес Тоша. — Давай — рассказывай, что случилось. Сам ведь говорил, что нам общение нужно. Для пользы дела.
Точно — говорил. Когда нужно было его уму-разуму учить. Не хватало еще, чтобы он со мной начал наставника изображать… Мне ведь и там, наверху поручили опытом с ним делиться, а не неприятностями…
— Не знаю я, Тоша, о чем ты говоришь… — рассудительно начал и, и вдруг меня прорвало: — Но меня эти люди уже просто достали!
— Что — прямо-таки все? — с любопытством спросил Тоша.
— Почти, — мрачно поправился я. — Нет, я не спорю — они, естественно, в своей человеческой жизни лучше разбираются. Но, может, не нужно меня постоянно в это носом тыкать? Может, нужно мне объяснить — по-человечески — что и как делать?
— А может, тебе не нужно во все их дела свои пять копеек вставлять? — возразил мне Тоша. — Может, каждому — свое? Им — со своими взаимоотношениями разбираться, тебе — за Татьяной присматривать?
— Да? — взвился я. — Так у меня же уже и работу из-под самого носа уводят! Как ни поверни — получается, что все вокруг лучше знают, что ей сейчас нужно! И она — тоже хороша: опять замолчала наглухо! «У меня все в порядке» — и хоть ты ее стреляй!
— А может, у нее действительно все в порядке? — с улыбкой предположил Тоша.
— А чего тогда все вокруг нее суетятся, как ненормальные? — подозрительно прищурился я.
— Кто — все? — спросил Тоша.
— Ну, мать по врачам ее таскает, — принялся перечислять я, — бабка эта, соседка наша — спасибо, кстати, Марине, навязала нам ее на мою голову! — по магазинам меня гоняет, да еще и отчитывает, что я Татьяну недостаточно радую!
Тоша расхохотался. Слава Богу, беззвучно, но его всего прямо затрясло. Ох, я бы сейчас добавил! Амплитуды.
— Вот я знал! — выдавил, наконец, он из себя, слегка заикаясь. — Я знал, что сейчас где-то Марина выплывет!
— При чем здесь Марина? — рявкнул я.
— А при том! — ответил он, смахнув слезу тыльной стороной ладони. — Ты бы ей спасибо сказал, что ваша бабушка перестала Татьяне настроение портить! А если она еще и за здоровьем ее следит — так тебе же радоваться нужно!
— Чему радоваться? — процедил я сквозь зубы.
— Тому, что кто-то с радостью взялся делать то, о чем ты понятия не имеешь, — уже серьезно ответил Тоша. — Если бы за Галей мать так следила! Так