часть образа.
— В помещении моветон находиться в головном уборе.
— Наша с Вами встреча- это уже моветон, давайте не будем лукавить…
— Как знаешь…
Мы какое-то время сидим, просто попивая вино и слушая пришедшего в зал саксофониста. Алкоголь растекается приятным теплом по конечностям. Здесь красиво и уютно. Мы были здесь пару раз с Али. Этот ресторан один из старейших в Ливане. Поэтому-то я и поняла, что Ламун выберет именно его. Для него Луканда- это суть его страны… Это его класс, его уровень.
Оглядываюсь по сторонам. Десятки фотографий всех мастей и форм с лицами знаменитостей, посетивших это место. Все они приезжали сюда отдыхать, работать в красивой атмосфере или просто со вкусом проводить время, а я… Я приехала выживать. Всегда только выживать…
— Почему ты покинула родину, Алёна? Почему начала этим заниматься? Почему стала продаваться мужчинам? — спрашивает он, галантно накладывая мне принесенные официантом салат и закуски. Его самого он пренебрежительно прогнал одним движением руки. Верный признак заинтересованности восточного мужчины. Это они так проявляют свои ухаживания, подсознательно. Видимо, для самовлюбленного деспота положить на тарелку девушке три помидоринки — верх заботы и настоящее одолжение, которое стоит ценить…
— Потому что не было другого выхода заработать деньги, а они были очень нужны, — говорю я правду.
Он пренебрежительно цыкает.
— Плутуешь… Все вы плутуете… Всегда есть выход… Не каждая пойдет расставлять ноги ради денег, Алёна. Ты выбрала этот путь, потому что в нем вся твоя суть. Все женщины делятся на две категории- плохих и хороших. Просто ты плохая, а деньги, спасение больных родителей, кошки, собаки, соседки или кто там у тебя- это всего лишь повод.
Я чувствую, как глоток вина идет не в то горло и изо всех сил держусь, чтобы не поперхнуться и не вылить остаток на него.
— А те, кому раздвигают ноги насильно? Кого делают продажными по принуждению, как те девушки, в плену у Удава. Кому этого самого выбора попросту не дают? Они тоже плохие?
Перед глазами вспышки красными пятнами- мои соплеменницы, вынужденные унижаться и заискивать перед гнусными арабами, бедные палестинки, чья честь была сорвана вместе с одеждой… Сколько таких несчастных девушек раскидано среди песков и оазисов этих красивых и жестоких краев. Да сколько вообще таких девушек страдает по всему миру? Нутро мужчин одинаково, пусть цвет кожи и разный…
Ламун пренебрежительно вскидывает бровь. Как же раздражает его гребанная манерность.
— Знаешь, Алёна, я удивлен, что мне приходится объяснять тебе элементарные вещи… Или ты просто играешь в дурочку… Знаешь, как формируется желание у мужчины? Он видит привлекательную женщину- но этого мало… Привлекательных много. Мужчины ежедневно общаются с десятками привлекательных женщин. Если бы вставал на каждую, то мы бы были скорее зверями, чем людьми. Ум, интеллект, остроумие, харизма- да, это все нужно и это все приятные приложения к женщине. Главное же- инстинкт. Гормоны… Гормоны самки. Мужчине достаточно посмотреть в глаза женщине лишь раз, достаточно просто пройти мимо и дать ему учуять свой природный запах- и всё… Он захочет её, начнет совершать нелепые глупости… Потому что в природе этой женщины, пусть она и изображает из себя хорошую, на самом деле заложена порочность. Вот она-то и влечет. Поверь мне, насилуют не всех. Насилуют лишь тех, кто на подсознании готов к спариванию.
После некоторой паузы он продолжил.
— Знаешь, Алёна, а ведь в Библосе жила и умерла Джезебель, царица древнего мира, ставшая прообразом всех падших женщин… Ее жизнь была полна грязи и грехов, и закончила она, растерзанная собаками, но все равно- её помнят до сих пор… Ей посвящают песни и пишут о ней книги. В сухом остатке ее значение для этого мира оказалось важнее, чем если бы она была добропорядочной матроной. За плохих женщин, реальных или скрытных, Алёна… Вы делаете нашу жизнь ярче и красивее., — поднял он бокал.
Я чокнулась с ним, скрепя сердце. Злость разливалась по моему телу пульсирующей лавой.
— Скажи-ка мне честно, не жалеешь, что бросила моего сына?
Я пожала плечами.
— Чтобы кого-то бросать, надо кого-то заиметь. Ваш сын никогда не был моим, а я не была его. Так что всё, о чем я могу жалеть, так это о хорошем сексе, которого больше не будет.
Ламун снова протянул руку ко мне. Улыбнулся.
— Не была его, говоришь? А чьей была? Али Макдиси?
Я лишь пренебрежительно фыркнула.
— Я была ничьей, месье Ламун. В этом и есть прелесть моего положения. Я как кошка. Гуляю сама по себе…
— Только пока тебе что-то не очень получается гулять одной…
— Кошке тоже нужен человек, чтобы выжить. Но это не означает, что она видит хозяина в каждом, кто дает ей еду.
Он засмеялся. Звонко, заливисто, оголив идеально ровные, наверняка вставные, зубы.
— Ты нравишься мне всё больше, Алёна… Понимаю сына. И даже Али понимаю. Он трус, что не защитил свою женщину. Я бы попытался такую спасти.
— Повторяю, я не его женщина. Давайте закроем эту тему… Или Ваш интерес ко мне- это далеко не только желание отвадить от сына? Макдиси?
— Любой мечтал бы иметь компромат на самую богатую семейку региона. Я не исключение… А ты- ходячий компромат… Сколько всего ты могла видеть и слышать… Я бы заплатил…
— Я приобрела полезную черту, месье Ламун. Я не видела и не слышала… Так безопаснее… — и у меня дежа вю, потому что примерно такой же разговор затевал со мной и его сын… Давно, в логове Удава…
— А как же женщины, которых ваши люди насилуют, захватывая целые деревни и поселки, подконтрольные другим силам? Вы убиваете их мужчин, а женщины… Именно женщины становятся безвинными жертвами войны… Югославия, Конго, Сирия…
— Алёна, зачем ты развиваешь эту тему? Повторяю, она бессмысленна… Ты не вызовешь у меня ни чувства вины, ни чувства жалости. Виноваты их мужчины, которые не в состоянии защитить своих женщин… На этом всё. Они ничтожны и удел их ничтожен. И не стоит передо мной сейчас изображать ратующую за их честь и достоинство святошу. Ты про другое- и в этом твоя ценность. Давай лучше поговорим о нас…
— О нас? — отпила я из бокала, — а есть мы?
— Смотря что ты вкладываешь в «мы»…
— Ничего, — продолжала я безапелляционно.
— Мой сын должен поверить в то, что между нами что-то было… Это мое условие.
Я ждала, когда он заведет эту шарманку. Правда, пора. Рыба почти съедена, мы истратили уже больше половины отведенного им на ужин со мной времени, не иначе.
— Я всё- таки не могу