городским убежищем в случае солярис-бомбардировки Петербурга. Поэтому Охранное Отделение выпустило специальные перфокарты, открывающие эти двери, на случай войны и обесточивания метро.
— Это так, — подтвердил Резаков, — Вот только перфокарты было три. Первая у Павла Вечного, вторая у Шефа Охранки, и третья вроде у начальника городской гражданской обороны. И их все уничтожили после того, как Третью линию затопило…
— Нет, — отрезал Копай, — Не знаю, что стало с первыми двумя перфокартами, но третья цела. И она была не у начальника гражданской обороны. Третья перфокарта у меня, господин.
Копай покопался в подсумке, висевшим у него на поясе ОЗК, и действительно достал оттуда завернутый в целлофан кусок картона. Копай развернул целлофан и Таня узрела пожелтевшую от времени бумагу, испещренную многочисленными аккуратными отверстиями и украшенную старыми имперскими печатями.
— Это что? — с искренним интересом поинтересовалась Таня.
— Перфокарта, моя маленькая госпожа, — усмехнулся Копай, — Древний носитель информации. В 1976 такие еще использовались…
Самосборов уставился на перфокарту, как будто увидел призрака, потом в ужасе ахнул и замахал руками:
— Откуда это у вас? Все перфокарты, открывавшие двери на Третьей линии, были уничтожены!
— А это тогда что такое, м? — Копай ткнул перфокарту Самосборову под нос, Самосборов отшатнулся.
— Мы все равно не откроем двери, нет электричества! — законючил Самосборов, на этот раз уже совсем жалобно.
Старик явно боялся, и эта его тревога передавалась всем остальным.
Не тревожился только Копай. Инженер прошёл к стенке тоннеля и указал на небольшой стальной ящичек:
— У системы открытия гермодверей автономное питание.
Копай старчески крякнул, а потом дернул пару рычагов на ящичке. Рычажки с громким треском опустились, ящик загудел, на нём загорелась одинокая желтая лампочка.
— Вуа-ля, — удовлетворенно сообщил Копай.
— Стойте! — вдруг закричал Самосборов, — Остановитесь! Не открывайте! Зачем нам вообще открывать эти двери? У сектантов перфокарт нет, так что они никак не могут прятаться на Жаросветовской. Им же нужно входить и выходить, а без перфокарт они этого не смогли бы! Так что нам нет смысла проверять эту станцию. Нам туда не нужно. Не открывайте, прошу вас! Это не Копай, это даже не человек. Подземный дух ведёт нас в ловушку!
— Вы опять за своё? — полковник Резаков с отвращением покривился.
Но Самосборов вдруг подбежал к Тане и рухнул перед ней на колени, прямо в черные воды, покрывавшие пол тоннеля:
— Маленькая госпожа, не открывайте, я умоляю! Скажите полковнику. Остановите этого духа!
Копай стоял с перфокартой в руках, насмешливо глядя на Самосборова, на губах инженера играла довольно гадкая улыбочка.
Таня не верила в духов, но с Копаем явно было что-то не так. Таня это чувствовала, чуйка аристо подсказывала ей, что открывать эти гермодвери на самом деле не следует.
Резаков и Таня некоторое время молча смотрели друг на друга, потом полковник недовольно произнёс:
— Я просто напоминаю, что мы пришли сюда за сектантами. Так что мы обязаны все здесь проверить. В том числе Жаросветовскую. Поэтому эти двери будут открыты, хотите вы того или нет. А если вы не успокоите своего проводника, княжна — клянусь, я отрежу ему язык. Его нытье мне надоело.
— Про язык — это вы хорошо придумали, господин полковник, — поддакнул Копай.
Коленопреклоненный Самосборов глядел на Таню с мольбой.
— Дед, да встань уже! — потребовала Таня, — А с вашим Копаем и правда что-то не так, полковник. Я ему не верю, вот что.
Резаков вздохнул так тяжко, как будто сам был подземным духом:
— Слушайте, княжна, только не говорите, что верите в призраков…
— А может и верю, — с вызовом ответила Таня, — И рожа у вашего Копая на самом деле странная. Она мне не нравится. Может это вообще маска, а не рожа!
— Чего? Маска? — Резаков уже был близок к ярости, — Слушайте, мы теряем время…
— Пусть Копай докажет, что он живой человек, — потребовала Таня, — И потом уже откроем гермодвери.
— И как же я это докажу, моя госпожа? — Копай усмехнулся, но его крысиные глазки забегали, — Расстреляете меня из автоматов, чтобы поглядеть могу ли я умереть? Меня такое, честно скажу, не устраивает…
Таня на мгновение призадумалась, но тут же нашла решение:
— Зачем стрелять? Мы тебя просто порежем. Посмотрим, есть ли у тебя кровь. Мне нянька рассказывала, что у духов крови не бывает.
— Да-да, это верно, — торопливо поддержал Таню Самосборов.
— Вы с ума что ли все посходили? — мрачно заметил Резаков, — Впрочем, ладно, леший с вами. Режьте Копая. Но если кровь у него есть — мы открываем гермодвери. И всю оставшуюся дорогу ваш Самосборов будет молчать! Он мне надоел.
— Идёт, — согласилась Таня.
— Ну разумеется, я согласен, — закивал старик Самосборов.
Копай на это в очередной раз усмехнулся:
— Занятно. Я вам показываю дорогу, а вы собрались меня резать? Впрочем, дело ваше, конечно, дамы и господа маги. Мне просто всё это очень странно. Я вижу, что этот Самосборов сумасшедший, а эта юная магичка просто дура. Но вы-то, господин полковник?
— Помолчите, — приказал Резаков, — Просто покажите нам вашу кровь, и пойдем дальше. От одного пореза вам вреда не будет. И у меня в отряде есть целитель, если что. Так что давайте быстрее! Я не хочу провести в этом тоннеле остаток своей жизни.
Сигурд извлекла из ножен на ремне длинный кинжал, Таня кивнула лейб-стражнице:
— Давай.
Сигурд подошла к Копаю, тот поморщился и начал стаскивать резиновую перчатку с руки.
— Не стоит, — остановила его Сигурд.
Лейб-стражница взмахнула кинжалом. Копай вскрикнул, и Тане вдруг показалось, что в его крике она услышала какие-то странные пищащие нотки.
Сигурд оставила на щеке у Копая длинный, но неглубокий порез, сочившийся кровью. Лейб-стражница коснулась раненой щеки Копая, потом лизнула палец.
— Это кровь, — сообщила Сигурд, — Определенно человеческая. Так что он не дух.
— Славно, — Резаков так глянул на Самосборова, как будто готов был убить старика на месте, — Копай, раз вы человек — вставляйте перфокарту.
— Есть, господин полковник, — весело ответил Копай.
— Подождите! — крикнула Таня, — Подождите! Вы на лицо Копая гляньте…
С порезанным лицом Копая происходило нечто примечательное — Таня явственно видела, как заживает порез, и как мечется над раной тёмно-серая аура.