Белая акула скользит по пустынной набережной, въезжает на мост. Когда-то давно, в нашей прежней жизни, это имело разные названия, которые зависели от оттенков смысла: беспочвенное подозрение, наваждение, внутренняя уверенность. В новом мире, который мы с Фридрихом построили, никакие оттенки не имеют значения. На этой войне их можно числить в списке потерь.
Я открываю глаза. Какая разница, как это случилось? Главное – результат. Он предъявил меня своим кредиторам. Чтобы они запомнили меня в лицо. Теперь им не придется рыскать по фабрике, тыкаться в чужие двери, задавать лишние вопросы. Явятся и – прямиком ко мне.
«Евгений Фридрихович просил передать вам:
нет ».
Машина въезжает во двор, останавливается у моей парадной.
Я слышу их голоса: «Еретичка. Лузер, достойный своей участи, – боги моих родителей полны презрения. – А ведь мы предупреждали. Не поверила. Интересно, и на что надеялась? Думала: уж с ней-то – по-другому? Ну, убедилась?.. А то давай… Делай вид, будто не знаешь, что будет дальше…»
Я выхожу из машины, одергиваю юбку, сшитую по европейской выкройке.
Дальше – наш вечный запах. Запах ждановской жидкости.
Боги русской цивилизации знали, о чем говорят.* * *
Огни гипермаркета сияют в отдалении. Мой утлый челн проплывает мимо, покачиваясь на снежных волнах. Раньше это называлось: плыть по течению. «Прежде чем договоримся о встрече, надо что-то купить. Не являться же в собственном секонд-хенде …»
Двери нынешних магазинов похожи на витрины. Разница в том, что на них наклеивают стикеры: PUSH или PULL. По-русски это называется ТЯНИ-ТОЛКАЙ. Персонаж детского мультфильма, сказочный конь о двух головах. В каждой роятся свои собственные мысли. Но верх берет только одна. В зависимости от сложившихся обстоятельств. Другая вынуждена подчиняться.
Голубой, розовый, зеленый. Серый, черный, бежевый… Теперь у них так принято: одежда, висящая на стойках, рассортирована в цвет. Клиенту предоставляется свобода выбора. Моя дочь предпочитает светлое. Говорит: это очень важно. Одежда современного человека должна настраивать на позитив . Мы с Яной любили промежуточные тона. В наше время их называли неопределенными: грязно-розовый, травянистая зелень, мокрый асфальт…
Продавщица, которая выйдет мне навстречу, – женщина моих лет.
– Что вас интересует? – предлагая помощь, она улыбнется вежливо.
– У меня… встреча… – это слово звучит двусмысленно. Я тороплюсь уточнить. – С подругой. Мы не виделись много лет.
Ей я могла бы объяснить. Сказать: когда-то, много лет назад, у меня была подруга. Мы учились в одном классе. А потом…
– А потом она вышла замуж за вашего бывшего любовника.
– А вы откуда знаете?! – мне нравится ее легкий тон. Так и надо, когда расстаешься с прошлым.
– У меня тоже, – она улыбается приветливо. Словно это в порядке вещей. – Теперь моя подруга стала состоятельной женщиной. А я… – она разводит руками.
Мы смотрим друг на друга, будто знакомы сто лет. В каком-то смысле, так и есть: с этой женщиной у нас общая память.
– Может быть, платье? – Она идет к бежевой стойке, раздвигает вешалки. Мне нравится ее выбор: в моем случае это подобающий цвет. С некоторой натяжкой его можно назвать неопределенным. – Или вот: нарядный жакет. К нему мы подберем элегантную блузку. Белую, с кружевами. Или из последней коллекции – с жабо. В этом сезоне жабо снова в моде. У вас прекрасная фигура, – оглядывает одобрительно. – Ваша подруга оценит». – Вещи, которые она для меня выбрала, лежат на согнутой руке. Со стороны они выглядят поникшими. Видимо, мечтали о лучшей участи.
Мы идем к примерочной кабинке. Продавщица раздвигает шторки. Это совсем не трудно: надеть на себя, заглянуть в высокое зеркало. Я пристраиваю куртку, стягиваю свитер. Когда-то давно у него был узковатый ворот, потом растянулся… Сперва – блузка. Я застегиваюсь на все пуговицы. Теперь – нарядный жакет. В зеркале отражается женщина, не похожая на меня. Мое отражение смотрит Яниными глазами: как на корове седло.
Продавщица заглядывает в кабинку. Мы смотрим на мое отражение.
– Здесь у нас не очень хороший свет, – оправдываясь, она берет вину на себя. – Может быть, все-таки платье? – предлагает упавшим голосом. – Или… другого цвета? Кстати, – она медлит. – А вы не пробовали с ней встретиться. Просто встретиться и поговорить? Найти слова…
– С кем? – я вздрагиваю, словно меня застали на месте преступления. Как Родиона Раскольникова – с топором в руках.
– С вашей подругой.
Я справляюсь с собой:
– Мне надо подумать, – задергиваю шторки. Облачаюсь в свой собственный секонд-хенд.
Одежда, отвергнутая моим отражением, остается в кабинке. Краем глаза я замечаю: помолодевшая продавщица занята новой клиенткой. Девушка, стоящая у стойки, видит себя в голубом. Голубой – цвет надежды…
Я подхожу к своей парадной, вынимаю электронный ключик. Запорное устройство откликается мелодичным звоном. Поднимаясь по лестнице, думаю: одежда – тот же язык. На безупречный мне не хватит денег. Дешевый все равно не прокатит. У Яны ястребиный глаз.
– Тетя Яна уехала в круиз. По Европе. Вернется через две недели, – дочь встречает меня в дверях. Я снимаю куртку, пристраиваю на вешалку. – Устала? Есть будешь?
Та к меня спрашивала Яна. Которая воспитывала мою дочь. Ничего удивительного, что Александра переняла ее интонацию.
– Не знаю. Что-то не хочется.
– Телефон. Твой!
Я ощупываю куртку, шарю по карманам.
– Да, я вас слушаю.
– Татьяна Андреевна? – в трубке глуховатый голос. – Это Иван. В пятницу я не смогу. У меня пробник по математике. После шестого урока, – он говорит быстро и коротко, телеграфным стилем.
– Хорошо. Значит – во вторник. Желаю удачи с пробником.
– Спасибо, – абонент дает отбой.
– Это кто? Папа? – дочь поднимает с пола мою вязаную шапку. – Что-нибудь случилось?
– Ничего. По работе.
– А что такое – пробник? – она забрасывает шапку на вешалку.
– Пробный ЕГЭ.
– А-а-а… Представляешь, вчера нашла демонстрационную версию. По литературе…
– Где?
– Где-где? В Интернете. И, представь себе, прошла. Правда, с одной ошибкой.
– Неужели с одной? – я переспрашиваю недоверчиво.
– А! – Александра машет рукой. – Про этого идиота, Раскольникова.
Я замираю:
– И какой был вопрос?
– Дурацкий. Сколько человек он убил?
– Ну, как… Старуху, ее сестру Лизавету, Лизаветиного нерожденного младенца… – я загибаю пальцы. – Троих.
– А вот и нет! – она смотрит победно. – Не троих, а пятерых. Еще свою мамашу. Она говорила: если с Родей что-нибудь случится, я не переживу.
– Это – четверо. А пятый?
– Му-усик, – она грозит пальцем, – такие вещи грешно не помнить. Пятым он убил себя. Конечно, в переносном смысле. Так что… – разводит руками. – Вот тебе и отмщение, и Аз воздам! Ну? Один – один?
– Что?
Александра встает с дивана:
– Как – что? Счет. Боевая ничья.
Дочь идет к двери.
– Как у Вити? Он разобрался… с кредиторами ?
Она оборачивается. В ее глазах занимается отчуждение. Тлеет, как прогоревшие угли:
– Не понимаю. Ну к чему ты это спросила? Разберется. Вопрос времени и денег.
Это – не ссора. И не скандал. Хуже. Раньше этого не было. Даже воюя, мы были заодно. Еще немного, и дочь перейдет на чужую сторону. А я останусь, буду смотреть ей в спину, радуясь, что она поднялась на поверхность. Нашла себя в нашем настоящем…
Я смотрю, как она уходит. На этот раз у нее прямая спина. Спина свободного человека, способного сделать единственно правильный выбор. В конце концов, с ней-то ничего не случилось. Как мать я должна этому радоваться. Я подхожу к стеллажам, уставленным старыми обложками. Радоваться, что мой ребенок не повторит мою никчемную жизнь. Я сама выбрала для нее юридический. Факультет самых нужных вещей . Красивых. Которые можно купить за деньги… Я училась на другом факультете – самых ненужных вещей .
Портреты, висящие на стене, поглядывают заинтересованно. Для них наши разговоры – отличный способ развлечься.
– Вот так, – в тишине я слышу свой голос, звучащий на полтона выше, как всегда, когда мне хочется замести следы. Следы моего очередного поражения. – Вот вам ваша красота . Говорите, спасет мир?.. – этот вопрос я обращаю к ним обоим, как будто они несут солидарную ответственность, как родители, вырастившие никчемных детей.
Телефон играет простенькую мелодию. Я жму на кнопку – SMS от мобильного оператора: «Спасибо за то, что вы с нами…» – сообщение, которое рассылают всем. В новом мире мобильники есть у каждой кошки. Или старухи. Проблема в том, что не каждая – уверенный пользователь.
«Зачем я назначила на вторник? Надо было сразу. Воспользоваться случаем, чтобы отказать».
В ванной шапка пены. Александра лежит с закрытыми глазами.