Антон кивнул на Сокола, а мне подумалось, что тёмный в тот день прекрасно знал, что делает, и случайностями там и не пахло. Да и вообще всё в этой истории неслучайно, всё по плану. Но это план Сокола, и никто, кроме него, не знает, в чем он заключается и что ждёт нас в финале разыгрываемой им партии.
Ночью колдун опять храпел.
Я собиралась поразмышлять о превратностях жизни, посокрушаться о своей судьбе, волею которой оказалась в странной компании странных магов, поскучать по спокойным денькам, по Жорику, впасть в тихую и непродолжительную депрессию, обнять Серёжку, решить, что всё не так уж и плохо и наконец‑то уснуть… Но уже на первом пункте диван мелко задрожал от мощного храпа, развалившегося рядом тёмного.
Пнула кресло — никакого эффекта. Зажала ладонями уши — почти не помогло. Спряталась под подушку… Через час мучений стояла с этой подушкой над постелью Сокола и боролась со страстным желанием оборвать свои страдания вместе с его жизнью.
Ещё через десять минут с подушкой подмышкой постучала в комнату Натали.
— Не спишь? — заглянула несмело. Баньши читала, лёжа на животе поверх покрывала. — Наташ, можно я у тебя тут… как‑то… Кровать большая, я с краешка… Не могу там!
Она отложила книгу, присмотрелась ко мне.
— Это из‑за Сокола, да?
— Да, — созналась я.
— Проходи.
Пока я раздумывала, как бы устроиться со своей подушкой, чтобы не сильно стеснить хозяйку, она разглядывала меня, хмурясь каким‑то мыслям, а затем нерешительно начала:
— Настя, ты мне очень нравишься…
Я бы сказала, что предпочитаю традиционные отношения, но нетрадиционных мне и не предлагали — что‑то другое было в её словах, и я насторожилась.
— Ты мне нравишься, и потому я тебе скажу… Не стоит. Даже не думай. Я понимаю, как это выглядит: «Грифон», заповедник, феи. Но это не проявление романтических чувств. У Сокола к тебе исключительно профессиональный интерес. Он целитель, врач. А ты для него — просто пациентка. Сложный, запущенный случай, из тех, которые так любят маньяки–трудоголики вроде него. Да и твоя мама просила его помочь… вылечить тебя…
— Я больна?
Почувствовала себя героиней латиноамериканской мыльной оперы: «Ты умираешь, Хуанита! Тебе осталось три дня, но Педро обещал, что сделает всё возможное… И ты проживёшь четыре…»
— В общепринятом смысле — нет. Но твоё неверие… Даже мне стало любопытно: никогда не встречала природную ведьму, потомственную к тому же, с сильным, развивающимся из поколения в поколение даром, которая бы совершенно не умела им пользоваться. А для Сокола такой случай, как… как… даже не знаю, что. Доза для наркомана? Джекпот в лотерее? Джекпот для наркомана, чтобы хватило на вечный кайф?
— М–да, мне бы твою фантазию, — почти искренне позавидовала я: джекпот для наркомана — то ещё сравнение. — Кстати, о фантазиях: с чего ты взяла, что меня вообще интересует господин доктор?
— Ну… — Натали немного засомневалась в правильности своих выводов. — Ты пришла, сказала, что не можешь там спать… Ты же с Серёжей спишь. Не в смысле, но вы же вместе. А теперь ты ушла из‑за Сокола…
Логике тоже можно позавидовать.
— Из‑за Сокола, да. — Я прошла к двери, открыла и подняла палец, призывая Нат прислушаться.
Тёмный, словно дожидался сигнала, тут же выдал одну из своих виртуозных рулад.
— О, боже! — Натали закрыла лицо ладонями и зашлась в беззвучном смехе. — Прости, пожалуйста, — выговорила она с трудом. — Это у меня… это… Прости…
Ничего, даже забавно вышло.
— Прости, — повторила она, уже почти успокоившись. — Глупость, конечно. Но вы в последнее время часто остаётесь вдвоём, уходите куда‑то. Заповедник, опять же. И ты расспрашивала меня о нем…
— Точно. А теперь, по всем канонам, я должна спросить, говорил ли он тебе обо мне, и что говорил.
— О, да! Естественно! — продолжала веселиться баньши.
— И что же он говорит обо мне? — спросила я без улыбки. — Что со мной не так?
Натали вмиг посерьёзнела.
— А, ты об этом. Ну… Сокол думает, что это слом.
— А Сокол не может думать общепонятными терминами?
— Извини. Сейчас попробую объяснить. Когда одарённые перестают использовать свои способности, это, как правило, вызвано одной из двух причин. Первая — перегорание. Чрезмерный расход силы на какое‑нибудь действие, вызвавшее полное истощение. Иногда после этого восстанавливаются, иногда — нет. А бывает слом. Это больше психологическое. Неудача, неправильные или безрезультатные действия, как следствие — депрессия и проблемы с самоидентификацией… В общем, это очень сложно и очень индивидуально. И лечение подбирается в каждом случае своё. Нужно разобраться, на чем именно человек сломался, вернуть его к тому моменту, помочь признать ошибки, найти решение и заставить двигаться дальше.
Меньше всего на свете я хотела возвращаться к «тому моменту»…
— Настя, я не специалист, просто пересказываю то, что слышала от Сокола. И он говорит, что ты не безнадёжна. В чудеса вот уже поверила…
Да уж, не поверишь тут.
- …В себя, правда, ещё не очень. Но чай же получился?
— Потому он и всучил мне ту тетрадку? — Вопрос был риторический. — Айболит, блин! А, может, я не хочу выздоравливать? Может, мне и без ваших чудес прекрасно жилось? И не нужен мне никакой доктор. Собой пусть займётся. Если он такой крутой целитель, чего храпит как трактор? И дымит как паровоз? Или первое не лечится, а второе полезно для здоровья? А сам… Вообще… Разве что жиром не заплыл! Молодой же мужик, сорока ещё нет!
Я умолкла, поняв, что с шёпота почти перешла на крик и для особы, ни в коей мере не интересующейся господином доктором, свернула куда‑то не туда. Но Натали этого не заметила.
— После того, что случилось с Кирюшкой, — проговорила она тихо, — Сокол держался ещё какое‑то время. А потом сорвался всё‑таки. Курить стал. По молодости только баловался, а сейчас, сама видишь. Жиром, да, не заплыл. И не спился, слава богу. Но не тот уже… Совсем. Он ведь, Настя, тоже сломленный. Не так как ты — может, ещё хуже. Но лечение себе уже назначил. Вытащит твоего Серёжку, глядишь, и выздоровеет. А храп… Может, он и не знает, что храпит? Сказать‑то некому…
Проснулась я рано. Тихо, чтобы не разбудить Нат, выбралась из‑под покрывала, а потом и из комнаты. Совершила традиционное утреннее паломничество по «святым местам» и зашла в кухню.
Серёжка стоял у плиты. Обернулся, услыхав мои шаги, улыбнулся.
— Иди сюда. Глянь‑ка…
Я сделала шаг, второй и обомлела.
— Не бойся. Всё нормально.
Ага, конечно. Только с нормами у нас в последнее время что‑то странное: рука Серого лежала на зажжённой конфорке в лужице голубого пламени.
— Сам придумал, — сообщил парень гордо. — Прикольно, да?