людей, что презирают её и никогда не поймут её?
— Тебя можно понять. А куда ты потом денешься? В Русь отправишься?
— Об том рано судить и гадать, хозяин. Лучше скажи, что ты об том думаешь?
— Честно говоря, мне не хотелось бы тебя отпускать. Ты мне нравишься и работаешь хорошо. И к тому же единственный русский в посёлке. Это мне приятно сознавать. И можно сказать, что ты даже оплатил своё рабство и можешь такое требовать. А я бы предложил всё же сыграть свадьбу. Сын бы женился на Насте. Мне не составило бы труда его заставить. Но будет ли толк?
— Никакого толка не будет, хозяин, — поспешил ответить Тимофей. — Настя ни за что не согласится на такое супружество. И её я понимаю. Даже одобряю, хозяин.
— Да, да! Что тут возразишь. Ладно, Тимофей. Пока живи, а я подумаю, и тебе обязательно скажу своё решение. Хочу ещё поговорить с сыном.
Дома Настя пристала к отцу с расспросами. Пришлось поведать все. Под конец признался дочери:
— Я никак не ожидал, что Матвей так по-людски провёл разговор. Он, в общем, со мной соглашается почти во всём. А мне хотелось бы получить с него больше.
— Так вы ещё будете говорить, тятя?
— Обещал подумать и мне сказать. О времени не заикался. Подождёт. Куда деваться. Осень на дворе и надо думать, как зиму пережить. Пока это главное для нас. Бежать или куда-то переезжать сейчас нет смысла. Коней у нас нет, а пешком слишком трудно. К тому же есть надежда, что Матвей сможет пойти нам на уступки и постарается увеличить плату за надругательство.
— Хорошо бы, — согласилась Настя. — Когда он закончит думать? Ещё хворь опять на него навалится и что тогда? Ты, тятя, поспеши с этим.
— Хотелось бы, дочка. Да не всё от меня зависит. Я, конечно, попрошу его поторопиться. А послушает он меня — не знаю. Да и жить тут становится невмоготу. Я тоже подпал у народа в немилость. Буду просить его… А ты чем занимаешься? — отец имел в виду её месть и девочка поняла его. Долго молчала, раздумывая.
— Ты знаешь, тятя, я всё это время искала сообщников в нашем деле. Из рабов.
— Поиски успешно идут? — встрепенулся отец и с любопытством ожидал продолжения. — Хоть кого успела уговорить?
— Два молодых раба соглашаются на побег. А я просила ещё подобрать хоть пару надёжных ребят. Больше нам и не надо. У меня сложный план, тятя. А без тебя его не исполнить никак. Его ещё надо хорошенько обдумать и всё предусмотреть.
— Всего не предусмотреть, Настенька. Всегда найдётся что-то упущенное.
— Для всего этого времени до весны у нас достаточно. Конями, сам понимаешь, не уйти. Так я посчитала, что лучше всего на судне. Баркас захватить и на нём уйти в Астрахань. Думаю, что так будет надёжно для нас. Вот с рабами хуже будет. Хотя один мне говорил, что в Астрахани охотно берут любого, кто изъявит желание поселиться в том городе или вокруг. Разного сброда там много. Сам говорил.
Отец согласился с доводами дочери. Но полагал, что многое ещё предстоит решить. Он нарочно не заговаривал о мести. Надеялся, что Настя откажется от неё.
А тем временем Матвей всё же вспомнил обещание. Слуга мрачно сказал, войдя:
— Хозяин кличет, — и, не проронив ни слова, ушёл.
— Хоть бы сказал, когда посетить его, — недовольно буркнул Тимофей. — Ладно, иду сразу же. Чего тянуть?
Он ушёл, а Настя осталась с невесёлыми мыслями в голове. Хотелось верить в успех, да её месть не давала ей покоя. А отказаться от неё она никак не хотела.
Матвей принял гостя сидя на кошме, и вид его был неважным. Тимофей поздоровался, поклонился и сел напротив. Принесли по пиале кумыса и в молчании выпили. Тимофей ждал. А Матвей вздохнул и тихо молвил, не глядя на гостя:
— Ты не передумал с отъездом?
— Нет, хозяин. Ждём весны. Зимой неудобно, хозяин. А что ты скажешь?
— Говорил с сыном. Прости, но он отказался от такого брака. Ты должен быть доволен. Особенно Настя. Я не стал настаивать, помня ваше с дочерью отношение.
— А как насчёт свободы, хозяин? — несмело заикнулся Тимофей.
— Будет тебе свобода. Весной. А пока поработаешь. Ты ведь должен понимать, что ты вовсе не раб уже. Живёшь лучше, чем простой пастух. Подождёшь. Мало осталось. Если не возражаешь, то работать станешь на ремонте захваченного судна. Справишься? Уверен, что так и будет.
— Как скажешь, хозяин. Буду на такой работе.
— И вот ещё, Тимофей. Вы с дочкой много сделали для меня, и я с удовольствием даю тебе уже сейчас десять монет серебром. Это те дирхемы, что ты отобрал у разбойников. Для начала тебе хватит.
Тимофей поклонился и благодарил за щедрость. Уточнил срок освобождения и тихо вышел. Мешочек приятно ощущался в кармане.
— Договорились? — встретила отца Настя и глаза её загорелись надеждой.
— Да, дочка, всё в порядке. Весной будем свободны. Ещё денег дал для начала новой жизни, как сказал он. Вот, гляди. Десять дирхемов серебром.
Настя с интересом разглядывала монетки. Спросила с удивлением:
— А это что за монетка? Одиннадцатая! Золотая.
— А ну-ка! Дай глянуть. Неужели ошибся? Или нарочно положил. Полагал, что нас подслушивают, и тайно положил золотую? Ну и на том спасибо. И так здорово!
Глава 17
Здоровье Матвея-Матира становилось вое хуже. Об этом говорили в посёлке. Упрекали Минбелику, что она перестала лечить старика. Тимофей постоянно ловил на себе недобрые взгляды работников на починке баркаса. Сам он ни во что вникать не стал. Но работал хорошо. Недавние кочевники плохо принимали топор и пилу, и Тимофей оказался лучшим работником.
Ему даже платили один дирхем в месяц. Остальным платили меньше, и он вскоре узнал, что то приказ Бабуша. Удивляясь, он подозревал, что так делается нарочно, й вскоре убедился в этом. Другие получали меньше и постепенно стали выражать недовольство. Но не Бабушу, а Темяну, как звали Тимофея.
— Это вы, ребята, к Бабушу обращайтесь. Я тут при чем? А отказываться не намерен, работу делаю исправно, чего ещё?
Дома постоянно обсуждали план побега. Настя иначе это и не называла.
— Пока тебя не прогнали с судна, надо бы спрятать там оружие. Покрепче которое и подлиннее. А то потом может не представится случай. Мало ли что может выкинуть Бабуш, С него станется!
— А что, дело говоришь, дочка. А ты сама занимаешься с кинжалом или саблей? Надо бы навыки поиметь. Могут пригодиться.