проживания.* * *
– Я помешал вам, – в вопросе слышится явное утверждение.
Ренни поднимает глаза. Перед ней доктор Пескарь, ворот белой рубашки распахнут, в руках чашка кофе. Он присаживается к столу, не дожидаясь ответа.
– Ну как, с удовольствием проводите время в доме вашего американского друга? – спрашивает он с ухмылкой.
Ренни, для которой личное пространство не пустой звук, взрывается.
– Как вы узнали, где я живу? – спрашивает она, чувствуя себя старшеклассницей, которую учитель застукал с парнем за углом школьного спортзала. Чего в реальности с ней никогда не случалось.
Доктор улыбается, обнажая кривоватые зубы.
– Да все знают, – говорит он. – Мне неловко вам докучать, но я просто обязан кое-что вам рассказать. Пригодится для вашей статьи.
– Да-да, – говорит Ренни. – Конечно.
Неужели он до сих пор верит, что она напишет об этом вообще когда-нибудь? Но похоже, что да, – он смотрит на нее так убедительно, так доброжелательно. Верит ей.
– Я не взяла с собой блокнот, – говорит она, чувствуя, что совсем завралась.
– Тогда запоминайте, – говорит доктор. – Ничего, продолжайте обедать. – Он на нее даже не смотрит, он оглядывается, подмечая, кто сидит в баре. – Дело в том, что мы видим, как проходят выборы, друг мой.
– Уже?
– Я говорю не о результатах, – отвечает он. – А о методах этого правительства. Эллис побеждает, друг мой. Но нечестно, понимаете? Вот что я хочу до вас донести: Эллис не получит поддержки народа.
Он говорит все тем же размеренным тоном, но Ренни прекрасно видит, что спокойствием тут и не пахнет. Доктор возмущен. Его худые руки лежат на крышке стола крест-накрест, но они напряжены, как будто он силой удерживает их на месте, лишь бы они не двинулись с места, не взлетели вверх, не затряслись в ярости.
– За него голосуют лишь те, кому он заплатил, – говорит доктор. – Сначала он подкупал людей деньгами из иностранной помощи жертвам урагана. Это я могу вам доказать, свидетелей хватает. Надеюсь, они не спрячутся в кусты. Он выдавал им материалы для ремонта крыш, трубы для канализации, всякие вещи из гуманитарной помощи. На Сент-Антуане подкуп был эффективен, но здесь, на Сент-Агате, – нет. Люди берут у него деньги, но все равно будут голосовать за меня; прекрасное чувство юмора. И Эллис знает, что здесь такие штуки не пройдут, он знает, что здесь люди за меня. Поэтому он решил смухлевать со списком избирателей. Когда мои люди сегодня утром пошли голосовать, то обнаружили, что их нет в списках. Даже некоторые из моих кандидатов из него исчезли и не могут отдать голос за самих себя. Им говорят: извините, вы не можете голосовать. А знаете, кого они внесли? Мертвецов, мой друг. Половина людей в списке мертвы! Это правительство избирают трупы.
– Но как ему это удалось? – говорит Ренни. – Разве ваша партия не видела списки перед выборами?
Доктор криво усмехнулся.
– Здесь не Канада, друг мой, – говорит он. – И не Британия. Ваши правила тут не действуют. Тем не менее я поступлю именно так, как славные канадцы. Я буду оспаривать результаты выборов в суде и добиваться нового голосования и потребую независимого расследования, – он хохотнул. – Но результат будет тот же, что и сейчас, друг мой. Только время зря потратим.
– Тогда зачем вам это надо?
– В каком смысле?
– Если все куплено, как вы говорите, – зачем вообще в этом участвовать?
Доктор помолчал. Видно, она задела его за живое.
– Согласен, может, с моей стороны это кажется нелогичным и бесполезным, – говорит он. – Но именно поэтому я этим и занимаюсь – потому что все говорят, что это невозможно. Никто не верит, что все может измениться. И вообразить это – мой долг, а они знают, что даже один человек с воображением очень опасен, друг мой. Вы понимаете?
Он хочет сказать что-то еще, но вдруг раздаются крики, они идут со стороны кухни, обладатели яхт за столиками смотрят во все глаза, вскакивают, мгновенно собралась толпа.
Ренни тоже встает, стараясь рассмотреть, что случилось. И видит Лору. Одной рукой та поддерживает Элву, глаза старушки закрыты, из них текут слезы. На ее футболке «ПРИНЦ МИРА» красные следы, а лицо искажено, пошло пятнами, словно смялось, побурело.
* * *
Лора сидит у стола, щиколотка одной ноги на колене другой. На столе перед ней ром с лаймом, стакан с кубиками льда и белый эмалированный тазик с водой, уже темно-розовой. Элва сидит рядом, она все еще плачет, сложив руки на коленях. Лора смывает с нее кровь синей мочалкой из отеля.
– Может, лучше ее уложить, как думаешь? – говорит она Ренни.
– Господи. Что стряслось? – спрашивает та.
– Да я толком не знаю, – говорит Лора. – Я почти ничего не видела, все было так быстро. Принц стоял перед избирательным участком, разговаривал с людьми – а в следующий миг поднялся переполох. Явились двое полицейских и министр юстиции, растолкали всех и стали избивать Принца. Почему – я без понятия.
– Как он? – спросила Ренни.
– Я даже этого не знаю, – сказала Лора. – Я не знаю, куда он делся. Но он объявится, как обычно.
– А ее что, сбили с ног в суматохе?
– Ее? Черт, нет же. Она вцепилась в шею этого министра, чуть не придушила его. Они ударили ее по голове рукояткой пистолета, чтобы она его отпустила.
– Я могу чем-то помочь? – спросила Ренни, хотя чувствует себя не в своей тарелке, а от вида крови в тазике ее мутит. Может, она раздобудет пластыри, и тогда все прекратят ее подозревать.
– Купи мне сигарет, – говорит Лора. – Там, в баре, «Бенсон энд Хеджес». Наверное, нужно отвезти ее домой.
– Марсдон! – говорит Элва. – Когда-нибудь я прибью мальчишку.
– Что? Ты слышала, что она сказала?! – восклицает Лора.
– Это он начал, – говорит старушка. Она перестала плакать и открыла глаза. – Я сама слышала. Он обозвал министра юстиции. Зачем он это сделал?
– Черт, – говорит Лора. – Он считает, что все должны умереть за революцию. Его революцию, разумеется. И он готов почти на все ради этого. Когда он снимет свои идиотские сапоги, готова спорить, он даже спит в них! Он как из Штатов вернулся, решил, что теперь он прямо Дар Божий. Он там в армии служил, вот крыша и поехала. Если Принца выберут, то министром юстиции станет он. Черт, ты представляешь себе?
– Мне уже лучше, – говорит Элва. Она берет из стакана кубик льда и кидает в рот.
– У нее еще идет кровь, – замечает Ренни, но старушка уже встала и пошла прочь, уверенно, как будто ничего не случилось. – Разве ты не пойдешь за ней?
Лора пожимает плечами.
– А ты думаешь, она мне позволит? – говорит она. – Здесь человеку в почтенном возрасте никто не может слово поперек сказать.
– А ей есть куда идти? О ней кто-то позаботится?
– У нее есть дочери. И внуки. Хотя она не то чтобы нуждается в заботе. Сама целыми