Выступив 19 октября 1988 года на уголовном процессе, Карпов устремился в Москву, где на 22 число был назначен «дворцовый переворот». В этот день, в отсутствие (точнее — за спиной) чемпиона мира Каспарова, Спорткомитет спешно созвал внеочередной пленум Шахматной федерации СССР- После двухлетнего перерыва на пост председателя был возвращен В. Севастьянов. Его первым замом стал наследник Батуринского, вице-президент ФИДЕ Н. Крогиус, а возглавить комиссию по пропаганде и печати снова доверили А. Рошалю. (Все они получили отставку лишь в самом конце 1989 года, на съезде
шахматистов страны.)
Вскоре после того «исторического» пленума Каспаров в публичном выступлении подвел своего рода итоги десятилетия, прошедшего после Багио: «Шахматная федерация СССР, безоговорочно поддерживая руководство ФИДЕ, скомпрометировала себя в глазах всего мира... Шахматный мир noflOUiefl к кРаю пропасти, и дальше идти по этой дороге — с насквозь КорРУмпиРованным руководством (я этих слов не боюсь, ибо это легко доказать, полистав документы ФИДЕ) — невозможно... Сотни тысяч швейцарских франков, перечисляемых в Международную федерацию, идут в основном на содержание бюрократического аппарата и на единственную в истории ФИДЕ зарплату президента. Кампоманес — первый президент, получающий официально 150 тысяч швейцарских франков в год».
Леонид ЖУХОВИЦКИЙ КАК МЫ ДОШЛИ ДО ЖИЗНИ ТАКОЙ?
Мне хотелось бы поговорить о нравственной стороне шахмат. Ныне над шахматной доской возникла гигантская надстройка — надстройка казенная, чиновничья. И сегодня уже непонятно, что важнее: качество игры или работа руководящего механизма. В конце концов давайте вспомним, кто были шахматные чиновники времен Морфи, Стейница, Чигорина, Алехина? Мы их не знаем. Мы знаем чемпионов и их соперников, помним ход поединков.
А сейчас за спиной шахматиста, выходящего на первый план, возникает довольно большая гвардия, которую иногда хочется назвать даже и мафией. Формируется уже не просто шахматная команда (хотя и это само по себе неприятно, ведь шахматы не футбол!), а некая боевая группа, кровно заинтересованная в победе своего, уж не знаю, как сказать,— то ли подопечного, то ли лидера, то ли, скорее, гладиатора. И, естественно, эта группа готова пойти на многое, для того чтобы в результате победы получить серьезные жизненные преимущества.
Попробуем добраться до корней нынешней ненормальной и просто некрасивой ситуации. Спросим себя: когда впервые в нашей шахматной прессе появились по-настоящему неприятные вещи?
Вспомним матчи 50—60-х годов. Шахматная печать сохраняла профессиональное достоинство: за мировую корону боролись только советские гроссмейстеры. То и дело звучала банальная, иногда лицемерная, примирительная фраза: «Кто бы ни победил — чемпионом будет советский шахматист».
Но вот на горизонте появился очень крупный, яркий талант. Увы, «не наш» — американец Роберт Фишер. То, что здесь началось, я бы назвал профессиональным неприличием. Против одаренного юноши развернулась газетно-журнальная кампания. Но это были цветочки, а дальше пошли ягодки, о которых нельзя вспоминать без презрения. Когда Фишер стал реальным претендентом на мировую корону, чего только о нем не писали! Его представляли корыстолюбцем, полудебилом, который и по образовательному цензу, и по интеллектуальному уровню, и чуть ли не по анкете не достоин быть чемпионом мира...
Кому нужна была эта ложь? Фишер, на мой взгляд, один из самых бескорыстных шахматистов современности. Он добивался какой-то компенсации затраченных усилий фактически не для себя (во всяком случае, не только для себя), а вообще для шахмат. Когда Фишер добровольно ушел с шахматной сцены, почему-то никто не отказался от больших призов...
После ухода Фишера главным соперником Карпова стал Корчной, и тут определенно начался второй акт «нечистых» шахмат. Впервые советскому шахматисту противостоял не просто зарубежный гроссмейстер, а эмигрант — более того, человек, нелегально уехавший из страны, оставшийся за границей. И вот здесь, мне кажется, наша казенно-шахматная общественность просто потеряла чувство приличия.
Дело даже не в размерах нашей команды. Вспомните, что писали о Корчном газеты. Можно было что угодно писать о нем как о шахматисте (хороший, плохой — пожалуйста, ваше право). Но писали о его семейных делах в таком тоне.
таких выражениях, которые порядочный человек не может себе позволить. Все сплетни выволакивались на газетные страницы, что вызывало острейшее чувство брезгливости.
Сложилась «традиция» о чем-то кричать во весь голос, а о чем-то сознательно умалчивать. Освещение матчей в Багио и Мерано было процентов на 80 нешахматным и опять-таки малодостойным (сообщали, к примеру, об американском военном самолете, который кружил над Багио. мешая Карпову спать). Можно болеть за любимого шахматиста, но нужно соблюдать хоть минимум приличия— кому нужна эта дешевая тенденциозность?
Мне кажется, что сегодня мы в значительной мере платим за те околошахматные игры, которые начались с некрасивой кампании против Фишера и непристойной кампании против Корчного...
Что же случилось дальше? Против Карпова стал играть Каспаров. Окончание их первого матча было, с точки зрения спортивной и просто человеческой этики, отвратительным. До какого-то момента шла жестокая, но честная шахматная борьба. Но то, что началось потом, было позорно. Пошли бесконечные «технические» тайм-ауты, проволочки длиною до двух недель. Затем приехал Кампоманес и. пряча глаза, закрыл матч. Это был неслыханный в истории шахмат позор!
Решение Кампоманеса стало последней каплей. Не будем вдаваться в подробности (мы их незнаем), но ощущение было такое, что за дело взялась целая категория надстроечных, казенных людей. Они оберегали своего лидера, своего гладиатора, чувствуя растущую опасность. Они боролись за него, как, скажем, хозяин конюшни борется за своего призового рысака. По-видимому, поражение Карпова за доской приближало бы и их поражение в жизни,..
Надо вернуть шахматам присущее им благородство. Хотя шахматный поединок — не дуэль, но нужен все-таки некий дуэльный кодекс — правила чести, от которых нельзя отступать. А руководство должно быть таким, чтобы шахматисты просто могли честно играть — большего и не требуется.
Из интервью в журнале «Шахматы в СССР» № 11 и 12, 1988
Выступление писателя Леонида Жуховицкого было едва ли не первым в советской печати, в котором делалась попытка непредвзято взглянуть на события, происходящие вокруг шахматного Олимпа, дать им нравственную оценку. А вскоре в беседе с корреспондентом «Спортивной недели Ленинграда» судьбы Корчного коснулся Михаил Ботвинник-. «В свое время он был одним из сильнейших советских шахматистов. К сожалению, его преследовали... но я считаю, что Корчного можно и нужно вернуть в СССР» Но прошло еще целых полтора года, прежде чем в нашей прессе наконец появились беседы с самим Корчным — первые после многолетнего «заговора молчания»...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});