– Я не умею свистеть, у меня это плохо получается.
– Тогда спой что-нибудь, так тоже можно.
– Нет, – решительно отказался он. – Я не буду петь даже для тебя. У меня нет никаких способностей к пению. Надо же пощадить слух ближнего!
– Очень предусмотрительно с твоей стороны.
– Я принял решение не петь после того, как меня заставили выслушать бог знает сколько музыкальных произведений в исполнении девиц, чьи восторженные мамаши почему-то убеждены в том, что мужчины обожают музицирующих женщин.
– Бедняжка, туго же тебе пришлось, – едва заметно усмехнулась Кэт.
– Я никогда не принимал всерьез мамаш, пытающихся устроить семейную жизнь своих дочерей, – сказал он, стараясь не слишком пристально смотреть на ее чувственный рот. – Но именно их стараниями я наконец понял: если мы полагаем, что обладаем тем или иным талантом, то это вовсе не значит, что он у нас действительно имеется.
– Мудрое заключение.
Наступило томительное молчание, словно у обоих внезапно истощился запас дружеских шуток. Кэт нервно оглядывалась и несколько раз кашлянула без всякой надобности.
Первым нарушил молчание Девон:
– Кажется, я обещал сесть в кресло. Куда прикажете?
Он говорил неторопливо. Теперь, когда он стоял в ее спальне, он мог распоряжаться временем по своему усмотрению.
– Сесть? – Она посмотрела на кровать, потом на кресла. – Ну конечно, давай сядем.
Она подвела его к креслу, при этом мягкий шелк соблазнительно обрисовывал линию бедра при каждом ее шаге.
У Девона перехватило дыхание. Боже, как она была хороша! Он смотрел на длинную золотисто-рыжую косу, лежавшую у нее на спине, и представлял, как эти волосы могли бы разметаться по белоснежной подушке. Его кровь становилась горячее с каждой минутой.
Кэт присела на краешек кресла, положив обе руки на его подлокотники. Как только Девон уселся в кресло напротив нее, она быстро спросила:
– Зачем ты здесь?
– Ехал мимо. Дай, думаю, проведаю тебя.
– Это в полночь-то?
– Уже двадцать минут пополуночи, – вежливо поправил он ее.
Она молча нахмурилась.
– Ты мне не веришь, – с печалью в голосе сказал он. – Ты никому не веришь.
– Верю, – возразила она, – но не мужчинам, которые среди ночи стучатся в мое окно.
– Надо было мне постучаться в парадную дверь, но мне было скучно и хотелось приключений.
По едва заметной дрожи в ее голосе он понял, что Кэт нервничает и немного боится. Улыбнувшись, он подумал, что и сам чувствует себя приблизительно так же.
Кэт положила руки на колени, ступни ног сдвинула вместе и поставила их ровно посередине. Эта строгая, если не сказать чопорная поза никак не вязалась с ее декольтированной ночной рубашкой.
– Послушай, Девон, я человек неавантюрного склада. Полагаю, тебе не следовало…
– Чепуха! Ты самая настоящая авантюристка! Живешь в лесу одна, если не считать нескольких слуг и семерых великанов. Занимаешься делом, которое, судя по всему, становится все более прибыльным. Отлично ездишь верхом. Разве это не качества безрассудно смелой женщины, авантюристки?
Кэт закусила губу. Она никогда не думала о себе в таком свете, но… похоже, он был прав. Она действительно не раз рисковала, но только не своим сердцем.
В этот момент Девон неожиданно встал, и она невольно отшатнулась в сторону, остро чувствуя его близость и свою неодетость.
– Я просто хочу налить себе стакан воды, – успокаивающе проговорил Девон. – Можно?
Она покраснела. Ей стало стыдно за свою чрезмерную нервную реакцию.
– Конечно, можно, – тихо сказала она.
Из-под полуопущенных ресниц она следила за тем, как он подошел к поставленному на поднос графину с водой, рядом с которым стояли стаканы.
Налив себе воды, он обернулся и стал пить мелкими глотками, прислонившись к краю туалетного столика.
Выпив воду, он поставил стакан на поднос и сказал тихим голосом, не сводя глаз с Кэт:
– Какая у тебя красивая рубашка…
Кэт едва удержалась, чтобы не поежиться под его взглядом. Шелковая ночная рубашка была подарком Малькольма. Иногда Кэт думала, что эта вещь предназначалась Фионе, но оказалась слишком большой для ее миниатюрной фигурки и потому была подарена ей. Как бы там ни было, ей нравилось носить шелк на голое тело. Разумеется, никто не видел ее в таком наряде, и теперь она чувствовала себя крайне неловко.
Девон машинально поднял брошенный ею шарфик и принялся вертеть его в руках.
– Я тобой заинтригован…
– Мной? Почему?
– Потому что в тебе сочетаются храбрость и ранимость. Хотел бы я знать, что мне нужно сделать, чтобы завоевать твое доверие.
– Для такого обстоятельного разговора у нас слишком мало времени, ведь тебе скоро придется уйти.
Девон кивнул, но ничего не сказал. Он смотрел на шарфик, и на его лице было странное выражение.
– Кэт, мне кажется, я знаю, как заставить тебя поверить мне…
Обернув шарфиком руку, он двинулся к ней.
У нее сильно забилось сердце.
– Что… что ты делаешь?
– Тебя ранили слова, ложные слова… Я докажу тебе делами, что достоин твоего доверия.
– Делами? – Она схватилась за подлокотники. – Но зачем… зачем тебе это нужно?
Затаив дыхание, она ждала его ответа.
– Если ты никогда никому не сможешь поверить, то так и останешься одинокой до самого конца своей жизни. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.
– Но я не одинока. У меня есть Малькольм, больше мне никого не нужно.
– Тебе нужен не только Малькольм, но и друзья, знакомые… любовники, наконец.
Любовники! Не один любовник, а много любовников! Это было весьма характерно для Сент-Джона. Кэт сердито взглянула на него:
– Это тебя не касается.
Говоря откровенно, все годы после знакомства со Стивеном она не испытывала особого интереса ни к одному мужчине, за исключением Девона.
Он молча улыбнулся, и эта улыбка была столь обезоруживающей, что сердце Кэт сладко забилось.
– Кэт, ты можешь поверить мне хотя бы на пять минут?
– Пять минут?
Он кивнул.
– В эти пять минут позволь мне делать все, что я захочу, при условии, что это не причинит тебе никакого вреда.
– И что… что ты собираешься делать? – чуть дрожащим голосом спросила она, облизывая пересохшие от волнения губы.
– Ничего плохого. Только приятное.
Это была совершенно нелепая идея! Впрочем, она заинтриговала ее.
– А если я захочу остановить тебя? – спросила она Девона.
– Только скажи «хватит», и я остановлюсь.
Его взгляд на некоторое время задержался на ее пышной груди, потом перешел на лицо.
– Обещаю, что мои прикосновения доставят тебе только удовольствие.
– Я… я не знаю… – пробормотала она, заливаясь горячим румянцем.