— О, пожалуйста, не надо. Не посылай Кифа в этот кавардак.
— Но если твои брат оскорбляет ту женщину.
— Бетс, они все время дерутся. В этом нет ничего нового. Не подвергай Кифа… прошу тебя, не говори ему ничего.
По дороге домой Бетс все думала, должна ли она сказать мужу о том, что происходит в Хэрроугейте. Джинкс просила ее не говорить об этом, но та женщина Эмми… может быть, ей нужна помощь. Или Карру. Кто знает, на что способна подобная женщина? В конце концов, ведь он член их семьи. Так должна она говорить об этом Кифу или нет?
Потом Бетс стала раздумывать о странном поведении мужа в последнее время. Что, если он наткнулся в тот день, когда ездил на кладбище, на Карра или на его женщину?
К тому времени как Киф пришел в тот вечер из больницы, Бетс уже была убеждена, что его злой юмор и внезапный интерес к конспектам как-то связаны с его ужасным братом. Если б только она могла узнать, что так беспокоит Кифа, это помогло бы ей решить, говорить ему или нет о телефонном звонке, Сразу после ужина тетя Пэйшиенс извинилась и пошла спать.
— Я что-то немного устала сегодня, — сказала она.
— Может, я могу помочь? — спросила Бетс, идя за ней к лестнице.
— Спасибо, дорогая, но мне просто надо выспаться.
— Спокойной ночи, тетя Пэйшиенс. — Киф устроился в кресле с пачкой толстых книг.
«О Боже, — подумала Бетс. — Я совсем не умею интриговать. С чего начать?»
— Киф…
— М-м-м-м.
— Прошу тебя, закрой книгу. Я хочу поговорить с тобой.
— М-м-м.
— Это важно!
— М-м-м.
— То, о чем я хочу поговорить, связано с тем, что случилось с тобой в прошлый понедельник.
— Это мило.
— Киф Хэрроу! — крикнула она. — Не смей затыкать мне рот!
— Что? — Он посмотрел на нее поверх книги. — Бетс, что ты там кричишь?
— Я хочу сказать тебе что-то важное, а ты не слушаешь меня. Он вздохнул.
— Ну, теперь я слушаю.
— Это о Карре.
Голубые глаза его расширились.
— Откуда ты знаешь о Карре?
— Потому что со мной сегодня кое-что случилось.
Он встал с кресла и подошел к ней, лицо его горело тревогой и внезапной злостью.
— Ты видела его? О, дорогая, он не… о Господи! (Он подумал, что она видела Карра!) — Что с ним? — быстро спросила она, не отрицая того, что видела его.
— О, бедняжка, я… я…
— Ты перестанешь бормотать и скажешь мне наконец, что с ним?
— Он всегда был… но теперь, наверное…
— Киф!
— Хорошо, хорошо. — Он наклонил голову, не в силах смотреть на нее.
— У Карра… сифилис. Я уверен, что в конечной стадии.
— О Боже правый.
— Обещай мне, что больше не поедешь туда.
— А мы можем подхватить его? Или Эли с Джинкс?
— Нет, дорогая. Даже если б мы жили с ним, Карр теперь не заразен. Я просто не хочу, чтобы ты подвергалась его… о, Бетс, что ты делала там?
— Я ответила на телефонный звонок у Джинкс, вот и все. Та женщина, что живет с Карром, — та Эмми Малон, — она звонит Джинкс по телефону и говорит ужасные вещи.
Потом быстро, стараясь не думать о просьбе Джинкс не рассказывать об этом Кифу, она поведала ему обо всем, что сказала ей сегодня та женщина.
Бетс видела, как Киф расслабился, поняв, что Карр не попадался ей на глаза, и снова напрягся, подумав о положении, в котором находится Джинкс.
— Мы должны сделать так, чтобы она уехала оттуда, — сказал он наконец.
— Но как? Я говорила с ней. Она и слушать об этом не хочет.
— Ну хорошо, пусть хоть она никогда не выходит из башни.
— Да, ведь твой драгоценный братец пообещал, что запрет ее в служебном помещении, если она выйдет оттуда.
— Что?!
— Похоже, что согласно завещанию твоего отца Джинкс и Элисон могут жить в Хэрроугейте столько, сколько захотят. Но когда Джинкс вернулась, Карр сказал ей, что если они когда-нибудь выйдут из башен, то он даст ей комнату в служебном отсеке и запрет их там. Он говорит, что в завещании написано только о возможности факта их проживания в поместье, но не оговаривается на каких условиях.
— О Боже А я-то думал, что она заперлась, потому что… — Он осекся.
— Из-за ступней Эли? Вероятно, сначала так оно и было.
Он поднял голову.
— Думаю, нам надо сравнить то, что мы знаем об этом. Что ты знаешь о ступнях Элисон?
— Она заставила меня пообещать, что я никому не расскажу.
— Джинкс?
— Нет, Эли. Она показала мне свои скобки и рассказала о докторе из Бостона. Киф кивнул.
— Эмметт Тилсон. Я ездил к нему несколько лет назад и с тех пор переписываюсь с ним. Ты видела ступни Эли?
Бетс покачала головой:
— Нет, только скобки. Бедное дитя. Она говорит, что ее недостаток — в наказание за ее грехи, только, похоже, не знает, какие грехи совершила. Ох, Киф, все это такой кошмар. Я хотела поговорить с тобой об этом, но думала, что Эли не позволит мне.
Он обнял ее, и она прильнула к нему.
— Дорогой? — спросила она его в конце концов. — Почему ты так расстроился, подумав, что я видела твоего брата?
— Бетс, ты, конечно, очень эмансипированная молодая леди, но в Хэрроугейте происходят такие вещи, что даже тебе не надо о них знать.
Она резко отпрянула от него.
— Не смей так снисходительно относиться ко мне, Киф Хэрроу!
Он старался снова прижать ее к себе, но она сопротивлялась.
— Если существуют какие-то вещи, которых я не понимаю, я хочу, чтоб ты объяснил мне их. Ведь об этом ты читал в последнее время, не так ли? О сифилисе.
Он кивнул, чувствуя себя ужасно несчастным.
— Ведь это не… не болезнь, которой бывают подвержены все члены семьи, правда?
— Нет, — быстро отозвался он, — по крайней мере не в том смысле, что ты думаешь.
— Откуда ты знаешь, что я думаю? Скажи мне.
— Ну… новорожденные дети могут инфицироваться матерями, но в других случаях болезнь эта не наследственная.
— Ты вполне можешь рассказать мне. Уверяю, что весь город скоро будет болтать об этом, Киф, если уже не болтает. По крайней мере я буду знать, что правда в сплетнях, а что — нет.
Сначала он заговорил нехотя. Потом, увлекшись клинической стороной вопроса — как врач, — о болезненном и дорогом лечении, практически бесполезном на третьей и четвертой стадии сифилиса, какая, очевидно, была у Карра.
— Я бы сказал по тому, что видел, что у него теперь нейросифилис — tabes dorsalis, если быть совершенно точным.
— А что это значит?
— То, что затронут его спинной мозг и в связи с этим способность к движению. Его ноги и суставы плохо функционируют при ходьбе. А в темноте он, вероятно, вообще не может ходить.
Бетс содрогнулась:
— А это болезненно?
— Суставы у него очень сильно болят. И, по всей вероятности, мозг его тоже затронут сифилисом. Это называется «парезом», и это худшее, что бывает на третьей стадии люеса. Он будет совершенно безумным, если уже не потерял рассудок. Бетс в ужасе отпрянула.