Читать интересную книгу Деяние XII - Павел Виноградов

– Я не знаю, как толковать этот факт. Как священник, которому Богом дана власть отпускать грехи, я готов дать вам отпущение, если увижу ваше искреннее раскаяние. Но я его пока не вижу.

Президента Клаба посмотрел на Монсеньора как на слабоумного.

– А почему вы вдруг решили, что я прошу у вас отпущения? Отпущения чего?..

– Грехов общения с бесами, впадения в ересь, блуда, отступничества от Бога…

– Но ведь Бога нет!

Сахиб смотрел на Монсеньора удивленно, словно видел его впервые.

– Вы и правда верите в Бога? Не может быть! Да перестаньте, кого вы хотите обмануть!

– Я действительно верую в Бога, единого в трёх лицах, и во спасительную жертву Господа нашего Иисуса Христа, – чуть дрогнувшим голосом ответил старый священник, но перекрестился твёрдой рукой.

– Что же, – пожал плечами Сахиб, – похоже, предательство не мешает истинной вере…

– Что вы имеете в виду?

Монсеньор смотрел на юношу с возрастающим ужасом.

– То, что я искренне и ничего не утаивая рассказал вам про себя. А теперь, святой отец, ваша очередь. Теперь я буду исповедовать вас. На колени!

Последние слова Сахиб выкрикнул повелительно и так громко, что гул пошел по сумрачному храму. Змеей метнулось йо-йо, захлестнув ноги Монсеньора, и тот рухнул на колени.

9

Я голодный, посудите сами:

Здесь у них лишь кофе да омлет, —

Клетки – как круги перед глазами,

Королей я путаю с тузами

И с дебютом путаю дуплет.

Владимир Высоцкий «Игра»

СССР, Ленинград, 25 сентября 1983 года

Несмотря на блаженную истому насытившейся плоти, спать не мог. Лежал, вперившись туда, где во мраке тонул высокий потолок. Впрочем, долгие тренировки в темноте позволяли ему прекрасно видеть и бугристую известку, и потрескавшуюся лепнину. Мысли текли плавно и неторопливо, будто время остановилось.

Конечно, следовало поспеть в Обитель к ранней литургии. Можно прямо сейчас вскочить, натянуть одежду, выскользнуть из квартиры, никем, как всегда, не замеченным, пересечь дворик, а потом, призраком пронесшись по тёмным переулкам и проходным дворам, минут за сорок добраться до ряда кирпичных гаражей на задворках обшарпанного квартала. Ещё минут двадцать уйдет, пока он откроет самый убогий из них, войдет в пустое пыльное помещение, нырнёт в дыру обычной подземной кладовки, залезет в стоящий там тяжёлый сундук, а потом быстро заскользит по лазам и переходам, ведущим к подвалам Обители. Там надо будет осторожно миновать секреты и патрули (хоть патрульные послушники и сами не раз проделывали то же самое, нарушителя задержат – служба есть служба), пробраться до своей кельи, сбросить городское, натянуть форменное, и – в храм. В общем, успевал с запасом.

Но он знал, что ничего этого сейчас не сделает. Его постигло странное оцепенению, в котором двигались одни мысли.

Сегодня – отдание Рождества Богородицы, все будут приобщаться. А перед причастием – исповедь. И что он скажет владыке?.. Что опять не готов принять Кровь и Тело, потому что накануне пил вино, ел мясо и прелюбодействовал с чужой женой?..

Скосил глаза в сторону. Недавно пошедшая на ущерб, но ещё очень яркая луна матово высвечивала выбившееся из-под одеяла голое плечо Инги. Оно заворожило его. Совсем без мыслей, любовался бликами на гладкой коже, легкой тенью у лопатки, едва заметной родинкой. Беспорядочный каскад волос скрывал шею, которую он тоже захотел видеть. Робко потянулся, осторожно сдвинул несколько локонов. Открылась беззащитная ложбинка затылка. Не удержавшись, провел по ней пальцем снизу вверх. Инга пробормотала что-то и натянула одеяло. Он отодвинулся, откинув голову на сложенные руки.

Нет, никуда сейчас не пойдет. Позже, когда за окном посветлеет, он нежно, но настойчиво преодолеет поцелуями её сон и украдёт ещё кусочек счастья. А потом отправится в Обитель – за наказанием.

Вспыльчивый Назарий сурово порицал его на исповедях за блуд, накладывал епитимьи. Но опытнейший пастырь, давно окормлявший Артель, похоже, прекрасно понимал, что его наставления уходят, как в раскаленный песок вода. Он служил в школе, юные выпускники которой сразу шли в бой, а многие – на смерть. Послушники смиренно несли епитимьи, но продолжали в городе ввязываться во всевозможные приключения с женщинами, и бороться с этим было так же бессмысленно, как с весенним половодьем. Владыка яростным басом укорял, увещевал, назначал творить по сто земных поклонов в келье, потом тяжко вздыхал и накрывал грешника епитрахилью.

Это было наказание от Бога. Но и от властей предержащих оно не замедлит. Руслан и раньше догадывался, что для наставников в его частых исчезновениях из Обители нет никакой тайны, а после встречи с Палычем знал точно. И был благодарен, что до сей поры они закрывали на это глаза. Но теперь уж не закроют, и дело не в Инге.

Их тайному роману скоро будет год, а Руслана всё ещё пожирала неистовая страсть, как и тогда, когда, под густым ночным небом августовского Питера они впервые любили друг друга прямо на тёплом шершавом граните набережной. Он знал, что их видят редкие гуляющие, что в любой момент может появиться милицейский патруль, что Казаков наверняка поднял на ноги всё местное ГБ. Это не имело значения по сравнению с тем, как он был счастлив. И она тоже – Руслан в этом не сомневался.

Тогда их безумие последствий не имело: Инга что-то наплела мужу, а тот предпочёл поверить – несмотря на грозный вид и послужной список, в семейной жизни Серафим Тихонович неожиданно оказался конформистом. Позже Руслан тщательно проверил, не провёл ли тот с женой «литерное мероприятие НН», то есть, не приставил ли «хвост». И очень удивился, такового не обнаружив. И мероприятия «Татьяна» (слуховой контроль помещений) в квартире на Герцена не было: Руслан специально просил великого доку в спецтехнике Ведмеда провести там вместе с ним мероприятие «Дмитрий» (негласный обыск), на что добродушный парень охотно согласился.

Похоже, подполковник просто не желал узнавать о супруге плохого. И возможно, был прав… С той поры, правда, он значительно чаще выпивал, и отъезды его участились, что Руслана очень устраивало. О том, что неделю назад Казаков совершил адюльтер с продавщицей гастронома, послушник узнал очень скоро, и, подумав, не стал говорить про это Инге. В свете того, что уже твердо настроился убрать соперника, решил, что незачем.

Да, наказание будет, и накажут его за покушение на убийство – бессмысленное и ненужное. Теперь Руслан просто не понимал, как мог решиться на такое. Занятия с Мастером приучили его относиться к убийству, как к рабочему процессу. Но до сих пор юноша отнял жизнь только у одного человека. Однако Рудик стал мертвецом, ещё когда поднял руку на его отца, Руслан убил бы его всё равно, не будь даже обучения в Обители. А Казаков… В сущности, что сделал ему этот человек? Оказался не в том месте не в то время. Но самое страшное – Руслан прекрасно сознавал: не появись Палыч, он бы провёл акцию чётко и спокойно, как на занятиях, и поехал любить Ингу. И не вспоминал бы о застывшем в лесу трупе. Разве что мимолетно, с чувством удовольствия от основательно исполненного дела…

«Господи, кем я стал?» – прошептал он в гулкий сумрак огромной комнаты.

Кажется, Ингу обеспокоил его шёпот – слегка застонала и повернулась, закинув голову на подушку.

– Спи, котёнок, спи, – сказал он тихо-тихо, как выдохнул.

Она задышала ровно, чему-то улыбнувшись во сне. Подбородок задрался вверх, и Руслан, полусидевший на постели, увидел усмешку на этих полных губах как бы опрокинутой. Зрелище показалось жутковатым.

Отвернулся к мерцающему в свете луны окну.

До приезда Казакова оставалось ещё не меньше двух часов. Да, можно не спешить. Но зачем? Они провели чудный день и чудную ночь: смотрели хорошее кино, целовались на Мойке. И – любили, любили друг друга, безоглядно и самозабвенно, как дети играют в захватывающую игру. У них уже было много таких дней, и будут ещё – Палыч обещал благожелательный нейтралитет Артели, а с остальным Руслан уж сам справится. Так зачем рисковать?

Тихо спустил босые ноги на пол, встал, потянулся. Бугры мышц рельефно выперли на юношеском теле. Зная это, довольно усмехнулся в ночь, и, как был голый, скользнул в коридор, автоматически избегая скрипучих половиц, каждая из которых была ему знакома. Посетил туалет, на кухне осторожно покурил в форточку, стараясь не сыпать пепел на подоконник, а потом прыснул вокруг аэрозольным освежителем воздуха – весьма полезной новинкой. По кухне распространился резкий запах хвои, но к приезду мужа он исчезнет, унеся с собой и предательский дух табака.

Осмотрелся. На кухне, вроде бы, следов его пребывания не осталось. Заглянул в ванную и цокнул языком, увидев свое висящее на верёвке бельё – Инга постирала, не сказав ему.

Натянув, содрогнувшись, полусырые трусы, с носками в руке вернулся в комнату. На первый взгляд, в ней ничего не изменилось. Но что-то было… Замер и одновременно расслабился, пытаясь включить экстремальное восприятие. Оно подсказало, что в комнате нет никого, кроме него и спящей Инги.