Читать интересную книгу План битвы - Дмитрий Ромов

но это явно не сегодня.

Ну, а для себя я делаю вывод, что Киргиз, скорее всего, использовал Игорька втёмную. Первый раз, когда тот ударил Таню, с подачи, кстати, Киргиза, был пробный. Эксперимент показал, что я приду на помощь. Ну, вот, а сегодняшняя драма должна была закончиться тем, что меня ожидала пуля. Правда, случиться это должно было прямо в квартире у Тани. Киргиз, я думаю, поджидал в подъезде. Но Игорёк пошёл вразнос и, поэтому пришлось перекраивать план операции на ходу.

Ну, и ещё один вывод. Если бы не Наталья, то, вполне возможно, вместо Киргиза в морге сейчас лежал бы я…

Из милиции я выхожу уже вечером и еду в областную больницу. В отделении я встречаю Гену. Вернее, не в самом, а перед дверью. Он сидит с понурым видом на потёртом диванчике.

— Ну, чего говорят? — спрашиваю я.

— Жить будет, — кривится он. — Сотряс небольшой. У тебя всё там устаканилось? Вопросов у следствия нет?

— Да вроде нет. Пройти-то к ней можно?

— Нельзя. Только здесь сидеть.

— А вторая как? Пронькина, которая.

— Она не здесь, в хирургии, наверное или травме… Ну, та вообще натерпелась, конечно, но ничего, поправится. Сейчас говорить не может, гортань пострадала, ну, и психика тоже, наверное.

Надо её предупредить, чтобы не говорила следователю о наших былых отношениях. Зачем лишние вопросы плодить…

— Ладно, Гена, ты иди, — предлагаю я. — А я тут подежурю. Спасибо тебе, что вовремя приехал.

— А тебе за своевременный сигнал. Наташку жалко только.

— Не то слово, — соглашаюсь я. — Она в какой палате, кстати?

— Да, вот здесь прямо, в первой. В отделение заходишь и вот её палата сразу.

— Соседей много?

— Нет, она одна там лежит, как королевна. Ну чё, правда подежуришь?

— Конечно, правда. Иди, отдыхай.

— В принципе врач сказал, типа ничего страшного, можно домой идти, завтра может её выпишут даже. Так что…

— Ничего, дядя Гена, я посижу.

Гена уходит, а я, приоткрыв дверь в отделение, некоторое время наблюдаю за первой палатой. Туда приходит медсестра, приносит таблетки, а вскоре уходит, и я слышу, как она желает Наташке доброй ночи и говорит, что утром снова придёт.

В удачу поверьте—

– И дело с концом.

 Да здравствует ветер,

Который в лицо!

И нет нам покоя,

Гори, но живи!

Погоня, погоня,

Погоня, погоня

В горячей крови.

Подождав, пока медсестра скроется из виду, я делаю три шага, пересекая коридор и оказываюсь в палате. Вхожу и замираю, привыкая к темноте.

— Егор, это ты? — слышу я тихий голос Наташки, такой знакомый и такой дорогой.

— Да, — отвечаю я. — Ты не против?

— А я всё ждала, когда же ты придёшь, — шепчет она. — Мне так много нужно тебе сказать…

Мне тоже… Мне тоже…

24. Конспирация, конспирация и еще раз конспирация, товарищи

Глаза быстро привыкают к темноте, и я различаю очертания предметов. Наташкина кровать стоит у окна. Я тихо подхожу к ней и присаживаюсь на край. Какое-то время мы молчим. Тусклый жёлтый свет, идущий от уличного фонаря, попадает на её лицо, превращая его в светящийся волшебным светом янтарь.

— Как ты?

— Ничего, — слабо улыбается она. — Почти нормально, но я не уверена, что это от удара.

— А отчего? — хмурюсь я.

— Может… — она начинает и прерывается на мгновенье. — Может быть, это от того, что сейчас ночь, мы одни и ты сидишь на моей постели очень близко ко мне, и я даже могу чувствовать твоё тепло…

Я беру её за руку, и она снова улыбается.

— Знаешь, в последние дни я много думала и кое-что поняла…

— Не обязательно говорить об этом…

— Нет-нет, я должна сказать. Я поняла, что я такая дура, просто непроходимая идиотка и самовлюблённая эгоистичная курица.

— Что? — спрашиваю я со смехом. — Это ты после удара осознала?

— Нет, ещё до него. Хотя… хотя ты прав, давно надо было дать мне по башке… Я поняла, что ты…

Она снова замолкает и не решается продолжить, но помолчав и собравшись силами заканчивает:

— Что ты… меня на самом деле любишь. А сегодня я увидела, от чего ты пытаешься меня оградить и защитить.

Мне становится не до смеха. Я внимательно всматриваюсь в её лицо и мне кажется, из её глаз выкатываются маленькие бриллианты. Я протягиваю руку и пытаюсь нащупать эти светящиеся драгоценности, но от моего грубого прикосновения они мгновенно тают и становятся жидкими.

Да, наверное, так и есть. Наверное, это правда и эта глупышка, неразумное дитя, неопытная юная дурочка поняла то, что я умудрённый долгой жизнью мужик не хотел понимать до этой минуты.

— И я тоже, — продолжает она, — я тоже тебя очень люблю. У меня даже мозги отшибает от этого, правда…

Я кладу указательный палец, влажный от слёз, на её тёплые мягкие губы, но она поворачивает голову, освобождаясь от этой печати на своих устах.

— Мне правда нужно всё это тебе сказать, — шепчет она. — Этот… Денис, он… он наговорил мне всего и вскружил голову, и я подумала, что смогу тебя забыть, понадеялась, что он заменит в моём сердце тебя…

Ох, пожалуйста, только не надо про Дениса. Мне совсем не хочется о нём слышать. Знать, помнить о нём не хочется.

— Но это была очередная глупость, — продолжает она. Я была настоящей дурой, идиоткой. Ты, наверное, никогда не простишь меня за это. Могу тебя понять… Я…

Я не даю ей договорить и залепляю рот поцелуем. Я чувствую её трепет и нежность, и вкус слёз, текущих по её щекам, и сладкую свежесть юной плоти, и огромную силу огня, скрытую в этом хрупком теле.

Я глажу её густые тяжёлые волосы, запускаю в них пальцы и целую её глаза, уши, дрожащую шею и острые ключицы. Я стягиваю с её плеч пижаму и высвобождаю острую девичью грудку, я сжимаю её и целую, ощущая внутри себя не просто томление и неуёмную, дикую, незнакомую до сих пор жажду, я чувствую нежность и что-то ещё, очень чистое и звенящее, юное и свежее…

— Не надо, — шепчет она, — пожалуйста… Егор…

Этот хриплый возбуждающий шёпот делает её ещё слаще, ещё желаннее…

— Я так сильно люблю тебя, — продолжает она, — я так сильно хочу этого… Прикажи, и я сделаю всё, что ты скажешь, так, как ты захочешь… Но, пожалуйста, не приказывай этого теперь, пусть мой первый раз будет не таким, не в больнице…

Меня словно плетью протягивают. Я вздрагиваю и замираю.

— Я знаю, — горячо шепчет Наташка, — тебе нужно многое сделать, и сейчас тебе не до меня. Но я буду ждать. Столько, сколько нужно и всегда буду только