Слатич помрачнел;
– Не знаю. Он собирался уйти лесом. Остался у южных ворот. С ним были Избор и Латья. А Вадима убили. Я сам видел.
Повеяло прохладным осенним ветром. Кожа Слатича покрылась мурашками, он стащил с плеча скомканную рубашку, расправил, собираясь надеть. Лицо Слатича скрылось под тканью, вынырнуло из ворота. Широкие ладони огладили рубаху на груди, похлопали по бороде, зачесали волосы со лба к затылку.
– Видать, ихний конунг не так уж могуч да важен, как сказывали, – проговорил Слатич, сверху вниз покосился на притку: – Да ты не грусти, сыщем наших. Земля-то у них тут не самая великая, кругом вода. Сыщем, как пить дать!
– Сыщем, – кивнула Айша, Сейчас она была готова соглашаться с любыми словами воина, лишь бы не молчал. Для того и сказала: – Харека ранили. Я его подлечила немного. А Орм не дается, говорит – царапина, не более…
Она не была уверена, что Слатич знает Волка, но воин согласно кивнул:
– Знаю. Я с такой раной, что у Харека, и двух шагов не прошел бы. Недаром говорят, будто берсерки у них нечто вроде зверей воинского бога. Наподобие сторожевых псов, что ли…
– Берсерки? – Урманский язык Айша знала с детства, – ежели у тебя в землях князь – урманин, как не ведать его речей? Слово «берсерк» она слышала часто и много, особенно часто стала слышать тут, в северных землях. Берсерков боялись и почитали. Конунги предлагали им любую плату, чтоб заманить к себе на службу.
– Харек – берсерк? – переспросила она.
– Так говорят.
Сквозь рубашку на груди Слатича проступали мокрые пятна. Вой потер одно из них, хмыкнул, словно удивляясь, почему пятно не исчезает. Говорить с маленькой приткой ему было не о чем, но уходить от землячки вроде тоже не подобало. Мялся, озирался по сторонам, размышлял, что бы еще такое брякнуть.
Мимо протопали несколько урман – освеженные купанием, веселые, забывшие вчерашние беды. Один, тонкий в кости и самый молодой, проходя, зацепил Слатича за рукав, приветливо ухмыльнулся:
– Нашел свою герд уборов?
На щеках Слатича проступили красные пятна – то ли от купания, то ли от смущения.
– Тьфу, дурак, – обиженно буркнул он и на всякий случай отстранился от притки. – Ты знаешь, что значит «герд уборов»?
– Женщина, – ответила Айша.
– Тем более дурак, – обиделся Слатич, повертел башкой, пыхнул: – Ну, я пойду. Еще свидимся. – И тяжело потопал за ушедшими урманами. Отойдя подалее, прибавил шаг, окликнул приятелей: – Тортлав!
Нагнал, оживленно махая руками, принялся что-то рассказывать. До Айши донесся дружный хохот.
Ей смеяться было не с кем. Зато искупаться, как все, она могла, надо было только отойти подальше от мужиков да сыскать кустики иль валун, чтоб прикрывали с берега.
Валун нашелся быстро – большой, поросший мхом и похожий на огромную человеческую голову, по ноздри вошедшую в землю, он запирал от реки и от шумно плескающихся мужчин неглубокую лагуну с чистой водой. Притка обошла валун слева, цепляясь руками за его края, осторожно потрогала воду ногой. Пальцы царапнуло холодом. Только теперь Айша ощутила собственный запах – смесь пота, гари и чужой, уже гниющей, крови. Другой одежды у нее не было, но надевать после купания грязную Айше не хотелось. Она стянула юбку, присела на корточки. Одной рукой придерживаясь за кустики, робко вылезающие из-под валуна, прополоскала юбку в лагуне. С размаха шлепнула на округлый бок камня – чтоб сушилась. Приподняв края нижней рубашки, спрыгнула в лагуну. Холод маленькими иголками заколол кожу, приятно пощипывая, пробрался под одежду. Айша присела, поплескала водой на плечи, резвясь, сунула нос в воду, затем все лицо. Открыла глаза, разглядывая покрытое камешками дно. В воде ее рубашка раздулась и теперь смешным колоколом окружила ставшие невероятно тонкими ноги. Айша засмеялась, пуская мелкие пузырьки воздуха, вынырнула. Набрякшая влагой тяжелая коса тянула голову назад, на затылке кожа зудела и чесалась.
Будь ее воля, Айша уже давно обрезала бы косу, оставив волосы свободно свисать до плеч, как у мужчин. Ей не нравилось каждый день заплетать косу, путаясь в длинных волосьях и раздирая бесчисленные колтуны, но так велел обычай. Глупые люди полагали, будто Велес оберегает лишь тех, кто почтителен к своим волосам. Но уж кто-кто, а Айша знала наверняка – все это выдумки! Велес и думать не думает о мелких никчемных людишках. Забирает приношения, слушает хвалебные песни о себе, наблюдает за ними, как наблюдает за муравьями маленький глуздырь, впервые увидевший муравейник. Может и палочкой в нем поковыряться, но уж точно не станет обращать внимания, у кого из муравьев тоньше лапки или длиннее усики. И Велес не глядит, у кого волосы длиннее, а у кого короче. На самом деле людей оберегают вовсе не боги, а те, кто куда ближе богов, – кромешники да духи ушедших в ирий родичей. Уходя, душа касается поцелуем всех, кто был ей дорог на земле. Этот след и оберегает оставшихся от бед да напастей. А ежели человеку станет совсем худо и он сердцем возмолит о помощи, то след поцелуя засияет так ярко, что доберется до ирия и вызовет из ирия душу, его оставившую…
Холод пробрался сквозь кожу, принялся покусывать икры и ступни. Похлопав руками по воде и полюбовавшись взметнувшимися в утренний туман брызгами, притка схватилась за кустик, принялась вылезать, В последний миг скользкий от ила камень-ступенька улизнул у нее из-под ног, Айша вскрикнула, опрокидываясь обратно в воду. – Держись!
Орм поймал ее одной рукой за запястье. За другую его руку Айша ухватилась сама, подтянулась. Орм выудил ее из купели, поставил на ноги рядом с собой.
Вода стекала с Айшиной рубашки, ручьями бежала по камню, тянулась к оставленной вотчине. Вслед за нею потянулась и ткань, прилипла к телу притки, облепила ее маленькую, упругую от холода грудь с острыми сосками, узкую талию, бедра – еще не раздавшиеся, по-мальчишески узкие, – плоский живот, длинные ноги.
Орм стоял близко, ощупывал ее взглядом, и в этом взгляде было что-то такое, отчего Айше стало трудно дышать, а замерзшая кожа вспыхнула огнем. Чтоб удержаться и не свалиться обратно в лагуну, ей пришлось придвинуться к Орму, почти коснуться его грудью, Однако, даже не касаясь, она чувствовала, как под его кожей – темной от морского ветра и солнца – переливается неведомая, но уже покорная ей сила, как в его груди ровно и гулко, словно приказывая откликнуться, бьется толчками сердце.
Будто завороженная, Айша подняла руки и положила их на грудь урманину.
– Ты следишь за мной, – сказала хрипло.
Не дожидаясь ответа, пробежала пальцами по его груди, миновала темную и страшную рану на плече, скользнула пальцами по шее, добралась до лица, коснулась влажных волос. Закрыв глаза, вымолвила, прислушиваясь к льющимся через пальцы ощущениям:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});