Наконец, именно там душа получает, наконец, ответ на то, о чем долго спрашивала: именно там она начинает познавать бога. Что такое бог? — Ум вселенной[232]. Что такое бог? — Все, что видишь, и все, чего не видишь[233]. Он один есть все; он один держит все созданное им и внутри и снаружи — только так можно воздать должное его величию, более которого нельзя ничего помыслить.
14. Какая же разница между природой бога и нашей? — В нас лучшая часть — душа; в нем нет ничего, кроме души. Он весь — разум.
А тем временем смертные настолько погрязли в заблуждении, что небо, которого ничего нет прекраснее, упорядоченное в раз навсегда заданном порядке, люди считают бессмысленным, подвластным лишь игре случая[234] и оттого беспрестанно смятенным всевозможными молниями, тучами, бурями, какие потрясают землю и ее окрестности.
15. И не только толпу заразило это безумие, но и некоторых, объявляющих себя приверженцами мудрости. Есть такие, кто думает, будто у них самих душа есть, и душа предусмотрительная, способная распорядиться своим и чужим; вселенная же эта, в которой мы живем, лишена будто бы всякого смысла, и то ли сама несется неизвестно куда; то ли движется природой, не ведающей, что творит[235].
16. Не кажется ли тебе, что узнавать все это — занятие весьма стоящее? Насколько могуществен бог? Создает ли он сам себе материю или пользуется данной? Что первее: разум ли предшествует материи или материя разуму? Создает ли бог все, что пожелает, или же во многих вещах то, с чем ему приходится иметь дело, сопротивляется ему, не дается, так что из рук великого искусника многое выходит дурно созданным, и не от недостатка искусства, а из-за сопротивления материала искусству?
17. Вот этим заниматься, это изучать, этому прилежать — разве не значит перепрыгнуть через свою смертность и сподобиться лучшей участи? — Ты спросишь, какой мне от этого прок? — Может, и никакого, хотя одна-то польза есть во всяком случае: примерившись к богу, я буду знать, что все остальное ничтожно мало.
Глава I
1. Теперь пора мне приступить к моему предмету; выслушай же, что я думаю об огнях, проносящихся сквозь воздух.
Они несутся по кривой и со стремительной скоростью; это доказывает, что они низвергаются с большой силой. Очевидно, что они не движутся сами по себе, но их что-то бросает.
2. Выглядят такие огни очень разнообразно. Какой-то из видов их Аристотель называет «козой»[236]. Если ты захочешь спросить меня почему, сначала ответь мне, почему козы называются козами. Если же, что будет гораздо удобнее, мы уговоримся не задавать друг другу вопросов, на которые другой заведомо не может ответить, достаточно будет исследовать само явление, не доискиваясь, с чего бы это Аристотель стал называть козой огненный шар. Ибо именно такова была форма огня, который явился — величиной с луну — во время войны Павла против Персея[237].
3. Мы и сами видели не однажды пламя в виде огромного столба, который на лету рассыпался. Подобное знамение мы видели незадолго до кончины божественного Августа[238]. Видели и во время казни Сеяна[239], да и кончина Германика[240] не обошлась без такого предзнаменования.
4. Возразишь мне: «Неужто ты настолько погряз в заблуждениях, что полагаешь, будто боги посылают предзнаменования смертей, словно на земле есть что-нибудь столь великое, что весь мир знает о его гибели?» Это мы обсудим в другое время. Тогда и увидим, происходят ли все вещи в определенном порядке, так что всякое предшествующее — либо причина, либо знамение последующих. Увидим, пекутся ли боги о делах человеческих; возвещает ли сама последовательность миропорядка о том, чему предстоит свершиться, определенными знаками.
5. Покамест[241] же я вот что думаю: подобные огни возникают от сильного трения воздуха, когда одна часть его теснит другую, а та не уступает и сопротивляется. Из этого противоборства возникают столбы, и шары, и факелы, и свечения. А при более легком столкновении и, так сказать, трении, высекаются более мелкие огоньки:
…Звезды Часто проносятся вниз, а за ними влечется их волос[242].
6. Тогда мельчайшие огоньки обозначают и протягивают по небу тоненькую огненную дорожку. Ни одна почти ночь не проходит без подобного зрелища: ведь для этого не нужно большого перемещения воздуха. Одним словом, возникают они так же, как и молнии, только силы для этого требуется меньше; подобно тому как столкновение туч со средней силой производит зарницы, а более сильное — молнии, так и здесь: чем меньше воздуха и чем слабее его сжатие, тем более мелкие получаются огоньки.
7. Аристотель предлагает еще и такое объяснение. Круг земель выдыхает много разных испарений: одни влажные, другие сухие, третьи горячие, четвертые легко воспламеняющиеся[243]. Неудивительно, что у земли бывают испарения разных видов: ведь и в небе явлены самые разные цвета: Пес ярко-красный[244], Марс — тусклее, Юпитер вовсе лишен цвета, испуская чистый свет.
8. Следовательно, среди множества частиц, испускаемых землей и уносящихся вверх, непременно должны попадать в тучи и некоторые легковоспламеняющиеся вещества, причем загораться они могут не только от удара, но даже и от дыхания солнечных лучей; ведь и у нас ветки, обрызганные серой, можно зажечь на расстоянии.
9. Вполне правдоподобно поэтому, что подобное вещество, скопившись в тучах, легко загорается, и возникают большие и маленькие огни, в зависимости от того, больше или меньше в них было сил.
Ничего нет глупее, как предполагать, будто это звезды падают или перепрыгивают с места на место, или будто от звезд что-то отваливается или отрывается.
10. Ведь если бы было так, звезд бы уже не осталось. А между тем каждая оказывается на своем обычном месте и в своих обычных размерах; следовательно, те огни рождаются ниже звезд и быстро пропадают, поскольку нет у них своего места и прочного основания.
11. — Но почему же они не появляются среди дня?
— Так ты скажешь, пожалуй, что и звезд днем нет, раз их не видно? Как не видно звезд, когда их затмевает солнечное сияние, так и эти факелы: они проносятся и днем, но яркость дневного светила скрывает их. Если же сверкнет порой вспышка такой силы, что блеск ее устоит и против дневного света, тогда появляются и днем.
12. На нашем веку точно появлялись дневные факелы, и не один раз: одни проносились с востока на запад, другие — с запада на восток.
Моряки считают, что если падает много звезд, значит, будет буря. Но если это — предвестие ветров, то рождается оно там же, откуда и ветры, то есть в воздухе, который посередине между Луной и Землей.
13. При сильных бурях часто появляются как бы звездочки, садящиеся на паруса; терпящие бедствие мореходы думают тогда, что это им помогают божества Кастора и Поллукса[245]. Но причина для доброй надежды здесь иная: очевидно, что буря уже переломилась и ветры утихают — в противном случае огни неслись бы, а не сидели.