Читать интересную книгу ГНОМ - Александр Шуваев

Сложившийся к двадцатому мая пат был, в общем, выгоден немецкой стороне. Их противнику, кстати, тоже: так бывает, война вообще является игрой с ненулевой суммой. Огромный выступ фронта, глубоко вдававшийся в оборону немцев, был слишком очевидной целью, но выбирать не приходилось. В ином случае весь их мучительный путь оказывался вовсе ни к чему. Да чего там "ни к чему". Чем-то на грани предательства. Обе стороны гнали к фронту колоссальное, невиданное в истории количество вооруженных людей, машин, горючего и боеприпасов, провизии и медикаментов, кальсон и порошка от вшей, столбов и колючей проволоки, лопат и полевых телефонов. А также, естественно, "и прочая, и прочая, и прочая". Командиры проводили боевую учебу, не давая войскам расслабляться. Летали самолеты, ходили разведывательные группы, стреляли снайперы и батареи с закрытых позиций. Рыли землю, ставили проволоку и минные поля. Боялись друг друга и старались лишний раз не выводить из себя. Напряжение в воздухе было разлито, как перед грозой, но по сравнению с минувшей зимой и весной это был курорт.

— Товарищ генерал армии, мне не нужно объяснять всю военную и политическую важность вывода из войны Финляндии. Одно только высвобождение войск двух фронтов дало бы нам очень значительные преимущества. Но в данный момент к этому ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нет возможностей. Нам предстоит одна из самых кровопролитных компаний в истории. И, может быть, самая сложная. У нас все висит на волоске, или-или. К еще большему усложнению мы просто не готовы.

— Виноват. Не смог правильно доложить. Речь шла именно о планировании операции. Это не приказ, даже не распоряжение, а всего лишь пожелание Верховного Главнокомандующего. Приказ относительно некоторых мер подготовки от него получил я. В устной форме.

Если с любым приказом Верховного все до звона понятно, то с пожеланиями товарища Сталина дело обстоит куда сложнее. Нет, само собой разумеется, что их выполнение стоит неизмеримо выше любых резонов. Куда сложнее и опаснее содержащаяся здесь неопределенность. Исполнитель вроде бы имеет возможность самостоятельно решать КАК исполнить. Очень велика получается вероятность не угадать. Сделаешь, а Вождь, оказывается, представлял себе это вовсе по-другому. Мука мученическая. Слава богу, что выпадало подобное не так уж часто.

— Так. Найдите возможность связаться со мной… через два часа.

— Может быть – лучше зайти?

— Это, конечно, было бы лучше всего.

Беда с учеными. Временами красивые идеи приходят им в голову при совершенно неподходящих обстоятельствах. Где-нибудь на балу, в театре, или во время пикника. Или во время подготовки к генеральному сражению года. Говоров, бросив на отрешенное лицо маршала только один осторожный взгляд, понял, что здесь – именно тот случай. Василевский может быть сколько угодно недоволен новой задачей. Сколько угодно может считать ее еще одной головной болью. Чего он не мог, так это не думать над идеей, если уж она пришла ему в голову. Теперь у него оставалось единственное средство избавиться от проблемы: безотлагательно решить ее. Как обычно, с блеском, потому что по-другому он не умел.

Спустя два часа почтенные военачальники, демонстрируя высочайшее мастерство совместной работы, разработали вчерне основную концепцию возможной операции. Точнее, — их было несколько, на случай разных вариантов развития событий на фронте. Какое-то подобие спора возникло только раз: Говоров планировал обойтись наличными войсками, как лучше знакомыми с обстановкой, но начальник Генштаба отмел эту концепцию с порога, как явно порочную.

— …А кроме самого лучшего знакомства с обстановкой, твои войска имеют наименьший опыт и навык ведения наступательных действий. Как это делается теперь и по-настоящему. В том числе, в условиях болотисто-лесистой местности. Часть твоих орлов, уж не взыщи, мы выдернем на Запад и заменим их частями, отломавшими зиму под Ржевом и Смоленском. На вас — боевая спайка новых групп. Чтобы к началу дела и швов видно не было. На вас – боевая учеба войск, и сами учиться будете. А те-е, — задумчиво протянул он, на миг замолкнув, — кто останутся из старичков, уже сейчас начнут осваивать кое-какие тактические новинки. Со всем старанием и от чужих глаз подальше. Если уж у вас выйдет, выйдет и на Западе. Так что на вас у меня большие виды.

— Ох, — Говоров с шутливым видом взялся за голову, — инициатива и впрямь наказуема.

Но Василевский не поддержал шутки:

— Поверь, в ближайшие недели у вас, по сравнению со всеми остальными, будет чуть ли не курорт. Они вот-вот начнут. Изо всех сил, ничего не приберегая на потом. Будут драться так, как не дрались никогда прежде. Кровью умоемся так, что… А! Даже подумать страшно.

Конкурс на проект реактивного бомбардировщика выиграл Ильюшин. Он как-то лучше прочих понял требования, которые предъявляет к машине Текущий Момент. Чтобы пристойно по ТТХ. Чтобы технологично. Чтобы удобно обслуживать в массовом порядке. Чтобы не было слишком высоких требований к ВПП. Он сразу остановил свой выбор на двухмоторной схеме. Кроме того, охваченный особого рода вдохновением, впервые в истории выдвинул пресловутую "концепцию Двух Поколений". Построить предельно простую модель, практически не имеющую оборонительного вооружения, — оно на самом деле КРАЙНЕ усложняет конструкцию и удорожает производство, — уповая на то, что первые месяцы его главной защитой будет скорость, запустить в серию, но при этом, одновременно, на базе первого "поколения" разрабатывать и доводить полноценный самолет, рассчитанный на противодействие полноценному реактивному истребителю, который когда-то непременно появится.

— Это позволит нам успеть к летней компании, — убеждал он начальство, — это куда лучше, чем шедевр, который опоздает к событиям.

— А если немцы успеют с истребителем?

Конструктор с явным пренебрежением махнул рукой:

— А! Пока обучат летчиков летать. Пока набьют шишек, пока будут пробовать воевать, не умеючи. Пока выработают и распространят тактику. Искать и перехватывать сверхскоростной самолет – потяжелее будет, чем бомбить неподвижную станцию. Думаю, никакой особенной разницы для пилотов бомбардировщиков и не будет. За это время мы успеем сбросить десять тысяч тонн бомб, как минимум. А к этому моменту как раз поспеют "вторые".

Испытания "Ил-20" начались с двумя "ДЛ-1-1", но в серию пошел уже вариант с двумя "тройками". Надо сказать, освоение реактивных бомбардировщиков находилось в разительном контрасте по сравнению с тем, что творилось с истребителями. Капитану Мусинскому, который поначалу отнесся к самолету без винтов с естественным недоверием, машина просто-напросто понравилась после первого же полета, в который его вывез Галлай. "К лету" поспела, почитай, целая сотня "двадцаток".

Словно бог подсказал Карлу Цейцеру: прежде, чем выйти на узкую полянку, почти прогал в заросшем мелколесьем и кустарником, заваленном буреломом лесу, он осторожно выглянул сквозь ветки густого куста. На том краю, на обочине заросшей горцем тропки, там, где темнел спуск в одну из бесчисленных поросших балок, стояли трое в сером. Двое – малорослых, тощих, но каких-то упругих, как из стальной проволоки, державшихся с этакой вызывающей готовностью. Третий, державшийся с неподвижностью валуна, был огромен. Широченные округлые плечи, сутулая спина, необъятная задница и устрашающе массивный торс, телосложение, отчасти напоминающее каменную бабу на перекрестке степных дорог. Только что без той коротконогости. При этом чудище отчего-то не казалось толстым: то ли от явного отсутствия рыхлости, то ли… Да, точно. Некое подобие талии. Не вот обхватишь, конечно, но по сравнению с задом и грудной клеткой – несомненно. На головах у всех трех серые капюшоны, но не заостренные, как обычно, а круглые, как кольчужные капюшоны кнехтов на средневековых гравюрах. У всех троих маленькие, будто игрушечные, изящные карабины с торчащими снизу кривыми рожками, как продолжение рук. У здорового смотрится, правда, как игрушечное детское ружьецо для семилетнего, либо обрез, но все равно, естественно и привычно. Привычно объясняются жестами, быстро и сложно двигая руками, но изредка что-то мяукают, — очевидно, не слишком берегутся. Можно было выстрелить, но Цейцер всем опытом своим ощутил: с карабином – не успеть. Он свалит в лучшем случае одного, но второго выстрела, эти ему сделать не дадут. Игра не стоит свеч. Тут предательский сучок хрустнул у него под ногами, и троица словно взорвалась. Мелкие рыбками нырнули в стороны, на лету вздергивая автоматы, здоровый мгновенно, словно сломавшись в пояснице, пригнулся, а потом в развороте плюхнулся на живот. Карл услыхал знакомый еще с того страшного дня под Батайском звонкий, хрустящий вой "игрушечных" карабинчиков, и над ним вспухла туча сбитых пулями листьев. Он по-заячьи, как был, на четвереньках прыгнул в сторону, и стремглав, ломаным зигзагом наискось шарахнулся в чащу. Был уверен: не попали сразу, так погони не будет. Когда он вышел к своим, зуб у унтер-офицера не попадал на зуб, а рожа была настолько бледной, что на это обратили внимание товарищи.