Барабаны неожиданно замолчали.
И вот после этого наступила настоящая тишина, нарушаемая лишь шелестом платья взбегающей вверх по лестнице Лили.
— Благодарю вас, уважаемые дамы, — произнес чей-то голос позади ведьм. — А теперь будьте так добры, пропустите меня, пожалуйста!
Они оглянулись. Это была госпожа Гоголь, держащая за руку Золушку. На плече у нее висела пухлая, ярко расшитая сумка.
Миновав ведьм, колдунья вуду спустилась по лестнице и провела девушку сквозь безмолвствующую толпу.
— Это тоже неправильно, — вполголоса заметила матушка.
— Что? — спросила Маграт. — Что неправильно?
Барон Суббота стукнул тростью о пол.
— Вы меня знаете, — сказал он. — Вы все меня знаете. И вам известно, что меня убили. Но сейчас я снова здесь. Меня подло убили, а что сделали вы?…
— А что, интересно, сделала ты, госпожа Гоголь? — пробормотала матушка. — Нет, так дело не пойдет…
— Тс-с, а то не слышно, что он говорит, — прошипела нянюшка.
— Он говорит, что сейчас они могут выбирать, кто будет править — снова он или Золушка, — подсказала Маграт.
— Они выберут госпожу Гоголь, — пробурчала матушка. — И она станет одной из этих, как их, сирых кардинаторов.
— Ну, не так уж она и плоха… — заметила нянюшка.
— Конечно, в своем болоте она не так уж и плоха, — согласилась матушка. — Когда есть кто-то, кто может уравновесить ее, она действительно не так уж плоха. Но вот если госпожа Гоголь начнет всему городу указывать, что делать… Это неправильно. Волшебство — вещь слишком важная, чтобы с его помощью управлять людьми. Кроме того, Лили просто убивала людей — а госпожа Гоголь, убив, еще заставит их колоть дрова и заниматься ее хозяйством. По мне так, коли прожил ты тяжкую жизнь, значит, хоть после смерти имеешь право отдохнуть.
— Лежи себе да радуйся, вроде того, — кивнула нянюшка.
Матушка оглядела свое белое платье.
— Жаль, одета я неподходяще, — покачала головой она. — Ведьме пристало ходить в черном.
Она спустилась по лестнице в зал, поднесла руки ко рту и крикнула:
— Ау-у-у! Госпожа Гоголь!
Барон Суббота замолчал. Госпожа Гоголь кивнула матушке.
— Слушаю, госпожа Ветровоск.
— Господина никогда не было, так что зови меня лучше матушкой, — огрызнулась та, а потом продолжила несколько более спокойно: — Ты сама прекрасно знаешь, что все это неправильно. Королевой должна быть она, и это справедливо. Чтобы помочь ей, ты воспользовалась магией, и это тоже правильно. Но на этом и нужно остановиться. Что будет дальше, уже ее дело. Нельзя постоянно исправлять все с помощью магии. С помощью волшебства можно лишь не давать кому-то творить зло.
Госпожа Гоголь выпрямилась во весь свой внушительный рост.
— Да кто ты такая, если указываешь мне, что я здесь могу делать, а чего не могу?
— Мы ее крестные, — ответила матушка.
— Точно, — кивнула нянюшка Ягг.
— У нас и волшебная палочка есть, — добавила Маграт.
— Матушка Ветровоск, ты же ненавидишь крестных, — усмехнулась госпожа Гоголь.
— Мы относимся к другому их типу, — пожала плечами матушка. — Мы даем людям то, что они действительно хотят, а не то, что, как нам кажется, они должны хотеть.
Удивленные гости беззвучно зашевелили губами, повторяя и переваривая только что услышанное.
— В таком случае свою роль крестных вы уже сыграли, — парировала госпожа Гоголь, которая соображала быстрее остальных. — И сыграли замечательно.
— Ты невнимательно слушала, — упрекнула матушка. — Крестные бывают самые разные. Она может оказаться хорошей правительницей. А может оказаться плохой. Но выяснить это она должна самостоятельно. Без какого-либо вмешательства извне.
— А что, если я скажу нет?
— Наверное, нам тогда придется продолжить исполнять свои обязанности крестных, — промолвила матушка.
— Да ты хоть представляешь, сколько мне пришлось трудиться, чтобы победить? — надменно вопросила госпожа Гоголь. — Знаешь, сколького я себя лишила?
— Зато теперь ты выиграла. Стало быть, делу конец, — сказала матушка.
— Ты что, матушка Ветровоск, бросаешь мне вызов?
Несколько мгновений матушка колебалась, но потом расправила плечи. Ее руки чуть разошлись в стороны — едва заметно. Нянюшка и Маграт немного отодвинулись от нее.
— Если тебе так хочется.
— Мое вуду против твоей… головологии?
— Как пожелаешь.
— А какова ставка?
— Больше никакой магии в орлейских делах, — решительно ответила матушка. — Никаких сказок. Никаких крестных. Люди должны сами решать — что добро, а что зло, что правильно, а что неправильно.
— Идет.
— И ты отдаешь мне Лили Ветровоск.
Госпожа Гоголь так шумно набрала воздуха в грудь, что это было слышно во всем зале.
— Никогда!
— Гм, вот как? — спросила матушка. — Стало быть, ты все-таки боишься проиграть?
— Просто не хочется прибегать к крайним мерам, матушка Ветровоск, — ухмыльнулась госпожа Гоголь. — Ведь тебе может быть больно.
— Вот и не прибегай к ним, — согласилась матушка. — Я очень не люблю, когда мне больно.
— Я против поединков, — встряла вдруг Элла. Обе соперницы взглянули на нее.
— Теперь ведь она правительница, верно? — осведомилась матушка. — Значит, мы должны ее слушаться?
— Я покину город, — сказала госпожа Гоголь, снова поворачиваясь к матушке, — но Лилит моя.
— Нет.
Госпожа Гоголь полезла в сумку и достала оттуда тряпичную куклу.
— Видишь вот это?
— Ну, вижу, — ответила матушка.
— Эта кукла предназначена для нее. Не хотелось бы, чтобы кукла стала тобой.
— Прошу прощения, госпожа Гоголь, — твердо отозвалась матушка, — но у меня есть долг, и я ему следую.
— Ты умная женщина, матушка Ветровоск, однако сейчас ты очень далеко от дома.
Матушка равнодушно пожала плечами. Госпожа Гоголь держала куклу за талию. У куклы были сапфирово-голубые глаза.
— Тебе известно о магии зеркал? Так вот, матушка Ветровоск, это моя разновидность зеркала.
Эту куклу я могу сделать тобой. А потом я могу заставить ее страдать. Не вынуждай меня делать это. Прошу.
— Увы, госпожа Гоголь. Но иметь дело с Лили буду я.
— Честно говоря, Эсме, я бы на твоем месте вела себя поумнее, — пробормотала нянюшка Ягг. — В этих делах она мастерица.
— По-моему, она может быть очень жестокой, — поделилась своим мнением Маграт.
— Я не испытываю к госпоже Гоголь ничего, кроме глубочайшего уважения, — откликнулась матушка. — Прекрасная женщина. Но слишком много говорит. Будь я на ее месте, я бы прямо сейчас вонзила в эту штуку пару длинных ногтей.
— Так бы уж и вонзила, — хмыкнула нянюшка. — Все-таки хорошо, что ты добрая, правда?
— Правда, — кивнула матушка и снова повысила голос. — Я иду за своей сестрой, госпожа Гоголь. Это дело семейное.
Она решительно направилась к лестнице.
Маграт вытащила палочку.
— Если кое-кто хоть что-нибудь сделает нашей матушке, остаток жизни этой «кое-кому» придется провести круглой и оранжевой, с семечками внутри, — посулила она.
— Вряд ли Эсме одобрит, если ты сотворишь что-нибудь подобное, — сказала нянюшка. — Не волнуйся. Не верит она во все эти штучки с булавками и куклами.
— Да она вообще ни во что не верит. Только какое это имеет значение?! — воскликнула Маграт. — Главное, что госпожа Гоголь этому верит! Это ее магия! И это она должна верить!
— Думаешь, Эсме этого не понимает?
Матушка Ветровоск была уже у самого подножия лестницы.
— Матушка Ветровоск!
Та оглянулась.
Госпожа Гоголь держала в руке длинную щепку. Безнадежно покачав головой, она воткнула ее в ступню куклы.
У всех на глазах Эсме Ветровоск пошатнулась.
Еще одна щепка была воткнута в тряпичную руку.
Матушка медленно подняла руку и, прикоснувшись к больному месту, вздрогнула. Но потом, слегка прихрамывая, она продолжила свое восхождение.
— Следующим может стать сердце, матушка Ветровоск! — крикнула ей вслед госпожа Гоголь.
— Не сомневаюсь. У тебя хорошо получается. И тебе это прекрасно известно, — не поворачиваясь, бросила матушка.
Госпожа Гоголь воткнула еще одну щепку во вторую ногу куклы. Матушка осела и вцепилась в перила. Рядом с ней горел один из факелов.
— В следующий раз! — предупредила госпожа Гоголь. — Ты поняла? Следующий раз — последний. Я не шучу!
Матушка обернулась.
Сотни лиц были устремлены в ее сторону.
Когда же она заговорила, голос ее был таким тихим, что приходилось вслушиваться.
— Я знаю, что ты способна на это, госпожа Гоголь. Ты действительно веришь в свои силы. Ну-ка, напомни мне еще раз: мы, кажется, спорили на Лили? И на город?
— Какое значение имеет это теперь? — удивилась госпожа Гоголь. — Разве ты не сдаешься?
Матушка Ветровоск сунула мизинец в ухо и задумчиво им там покрутила.