Я не знал, как истолковать это явление, когда ощутил заключительную встряску, еще более сильную, чем остальные, и увидел, что правое крыло разлетелось на куски. Самолет застрял, как на козлах.
Опасаясь пожара, мы с Прево выскочили. Вооружившись электрическим фонарем, я тотчас же обследовал грунт – это был песок, усеянный черными круглыми камнями. Ни былинки. Никакого следа растительности. Я описал большой круг, ориентируясь на зажженную лампочку, которую держал в руке Прево. И, наконец, убедился, что врезался в пустыню.
На заре мы восстановили обстоятельства катастрофы. Самолет, коснувшись земли при его скорости в 270 километров в час, прошел еще 250 метров. Тележка оторвалась, и он катился на брюхе по круглым камням, как по шариковым подшипникам, не встретив достаточного препятствия, которое бы его уничтожило. Наконец его задержала небольшая песчаная полоса, свободная от камней. Он уже потерял скорость, но она была еще достаточной для того, чтобы конечная встряска выбросила из кабины на пятьдесят метров в окружности различные предметы. Положение наше было не блестящим. Наши запасы были уничтожены. Мы остались без воды и, кроме того, могли лишь весьма приближенно, с разницей до 300 километров, определить свое положение в пустыне.
Тем не менее мы тотчас отправились в путь, предварительно начертав на песке 10-метровыми буквами указания о том, где нас искать. У нас оставалось три четверти литра кофе, и нужно было достичь цели, прежде чем начнутся муки жажды.
В этот день мы прошли около 60-70 километров, включая возвращение к самолету. В 35 километрах от отправной точки, осматриваясь с высоты одного гребня, мы все же не обнаружили никакого присутствия жизни, если не считать миражи, которые таяли, когда мы к ним приближались.
Мы предпочли возвратиться к месту аварии, надеясь в некоторой степени на то, что нас будет искать авиация. В этот день мы израсходовали наши несколько глотков кофе.
На заре второго дня мы собрали на крыльях и обшивке разбитого самолета немного росы, смешанной с краской и маслом. Эта влага не принесла нам большого облегчения.
Я изменил тактику и оставил Прево у самолета. Он должен был разложить костер (листы магния, горящие ярким белым пламенем, а не, как потом говорили, сухую траву, которой не было), чтобы в случае поисков указать местонахождение потерпевшего аварию самолета. Я отправился на разведку один и без капельки воды.
В этот день я проблуждал от восьми до девяти часов быстрым шагом. Ходьба была тем более трудной, что я должен был заботиться о том, чтобы, несмотря на очень твердый грунт, оставлять следы, которые позволили бы мне вернуться.
На обратном пути меня застала ночь, но Прево разжег костры, и это позволило мне сориентироваться еще за несколько километров.
Ни один самолет не пролетел над нами. Поэтому мы предположили, что находимся вне зоны поисков. Мы начали тяжело ощущать недостаток воды и решили пуститься в путь на заре и идти все прямо, куда глаза глядят, до тех пор, пока не упадем. Нам казалось бесполезным возвращаться к самолету, поскольку нас не разыскивали в этом районе.
Я вспомнил о Гийоме, который таким образом спасся в Андах, и последовал его примеру.
Мы очень рассчитывали собрать этой ночью немного росы с разложенного на земле парашюта. К несчастью, то ли неизвестный состав, которым был пропитан парашют, то ли соли, осевшие на стенках бензинового бака, в который мы выжали влажный парашют, заставили нас расплатиться получасом жестокой рвоты за несколько капель выпитой воды.
Мы потеряли целый час, и в пути нас все еще мучила тошнота. Далеко уйти мы не рассчитывали. Мы избрали северо-восточное направление только потому, что еще не исследовали его. Хотя отнюдь не надеялись уже ни на что.
На следующее утро мы были настолько измождены, что, пройдя двести метров, вынуждены были останавливаться. Вот так мы добрались до караванного пути, и нас подобрали арабы.
Впоследствии мы вернулись к самолету на машине и смогли, таким образом, измерить пройденный нами путь. Оказалось, что после того, как мы в последний раз покинули самолет, мы прошли восемьдесят пять километров.
Бедуины доставили нас на верблюдах до поселка компании «Салт энд Сода» (завод, расположенный в самой пустыне), и оповещенная о нашем прибытии администрация выслала нам навстречу машину.
Как выяснилось, мы находились на прямой линии Бенгази – Каир, за 200 километров от Каира. Вместо обещанного попутного ветра всю дорогу дул сильный встречный ветер.
В последний день, когда мы шли по пустыне, над нами пролетело пять самолетов, но, не говоря уж о том, что мы были лишены возможности привлечь их внимание, они не заметили и наш потерпевший аварию самолет».
Сент-Экзюпери вылетел из Бурже во вторник утром. С вечера следующего дня встревоженное министерство авиации дало знать французским представителям в странах Ближнего Востока о намечавшемся маршруте Сент-Экзюпери, дабы они могли организовать поиски пропавшего летчика. Господин де Витас, французский посланник в Каире, попросил англичан пролететь над пустыней, хотя в точности не было известно, в каком секторе организовать поиски.
В субботу, 2 января, французский посланник в Багдаде телеграфировал своему коллеге в Египте, что он прекращает поиски.
В тот же вечер господин де Витас удалился в полночь на покой. Полчаса спустя жена разбудила его и сообщила, что Сент-Экзюпери только что звонил из гостиницы «Континенталь» и что он находится там в баре... Посланник поспешно прошел к себе в кабинет, где еще находился один из его советников, который начал подшучивать над его доверчивостью. «Не забудьте, господин посланник, что звонок-то из бара и к тому же в субботу после полуночи...» Посланник все же позвонил в бар «Континенталь» и вызвал господина Сент-Экзюпери. Несколько секунд спустя он услышал веселый голос. Сент-Экзюпери вкратце информировал его об аварии и о своем спасении.
В своей комнате в гостинице Сент-Экзюпери организовал маршрут в три этапа: на первом этапе стояла бутылка с шампанским, на втором бутылка виски, а на третьем (рассудительном) стояла бутылка минеральной воды. Прохаживаясь большими шагами от этапа к этапу, он объяснял господину де Витасу: «Понимаете, господин посланник, я совершенно обезвожен, и вот я восстанавливаю влажность тела...»
«Вода!
Вода, у тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя невозможно описать, тобой наслаждаются, не ведая, что ты такое! Нельзя сказать, что ты необходима для жизни: ты – сама жизнь. Ты наполняешь нас радостью, которую ощущениями нашими не объяснить. С тобой возвращаются к нам силы, с которыми мы было уже простились. По твоей милости в нас вновь начинают бурлить высохшие родники нашего сердца... С тобой вливается в нас бесконечно простое счастье...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});