Однако зимою 183* года, когда леди Клеверинг сняла особняк Буйи на улице Гренелъ в Париже, все с радостью устремились на ее приемы. Она оказалась звездой сезона. Все Сен-Жерменское предместье с ней носилось. Наш уважаемый посол виконт Бэгуиг подчеркнуто оказывал ей знаки внимания. Принцы королевской крови бывали в ее гостиных. Самые чопорные английские леди, проживавшие во французской столице, признавали ее и поддерживали: добродетельная леди Элдербери, чопорная леди Рокминстер, почтенная графиня Саутдаун и прочие дамы, прославившиеся строгостью нравов и незапятнанной нравственной чистотой, — столь благотворное влияние оказал на репутацию леди Клеверинг годовой доход в десять (а кто говорил, и двадцать) тысяч фунтов. Ее щедрость и отзывчивость не знали предела. Во всяком благотворительном начинании можно было рассчитывать на ее помощь. Благочестивые француженки получали от нее деньги на свои школы и монастыри; она ставила свое имя в подписном листе и армянского патриарха, и патера Барбароссы, прибывшего в Европу собирать пожертвования на свой монастырь в Афоне; жертвовала на баптистскую миссию в Квошибу и на православное население Фифофу, самого большого из Каннибальских островов. Известно даже, что в тот самый день, когда мадам де Крикри получила от нее пять наполеондоров на поддержку бедных, затравленных иезуитов, бывших в то время во Франции не в чести, леди Бьюдлайт, со своей стороны, заручилась ее помощью для его преподобия Дж. Рэмшорна, которому было видение, повелевшее ему обратить папу Римского в протестантскую веру. Более того, миледи не обходила своими милостями и мирян: ее обеды, ее балы и ужины были в том сезоне самыми великолепными во всем Париже.
И в эту же пору добросердечная дама, видимо, расплатилась с кредиторами своего мужа в Англии, потому что сэр Фрэнсис возвратился на родину, не опасаясь ареста. "Морнинг пост" и газета графства сообщили, что он поселился в отеле Мивар; и настал день, когда взволнованная старушка домоправительница в Клеверинг-Парке увидела, как коляска четверной, подъехав к дому по длинной аллее, остановилась у замшелых ступеней огромного негостеприимного крыльца.
В коляске сидело трое. Спиной к лошадям помещался наш старые знакомый, мистер Тэтем из Чаттериса, а на почетных местах — видный, дородный джентльмен в усах, бакенбардах, шнурах и меховом воротнике и рядом с ним бледный, тайного вида мужчина, который неловко выбирался из коляски еще долго после того, как низенький стряпчие и господин в мехах проворно соскочили на землю.
Они поднялись по широким ступеням к парадной двери, и заморского вида слуга с серьгами в ушах и в шапке с золотым шитьем изо всех сил дернул ручку колокольчика, торчавшую из облупленной стены. Звон громко разнесся по огромному пустому дому. В сенях простучали по мраморному полу шаги; двери распахнулись, и на крыльцо вышли экономка миссис Бленкинсоп, ее подручная Полли и сторож Смарт.
Смарт подергал прядь соломенного цвета волос, свисавшую на его загорелый лоб, лягнул левой ногой, словно его кусала за икры собака, и склонил голову в поклоне. Старая миссис Бленкинсоп низко присела. Маленькая Полли тоже присела и быстро-быстро поклонилась несколько раз кряду, после чего миссис Бленкинсоп произнесла дрожащим от волнения голосом:
— Добро пожаловать, сэр Фрэнсис! Вот и сподобилась я, старая, опять увидеть своих господ.
И эта речь, и поклоны обращены были к дородному джентльмену в мехах и шнурах, который так лихо сдвинул шляпу набекрень и так горделиво подкручивал усы. Но он расхохотался и сказал:
— Ошиблись адресом, почтеннейшая! Я — не сэр Фрэнсис Клеверинг, вновь посетивший замок предков. Друзья и вассалы, вот ваш законный правитель!
И он указал на бледного, томного джентльмена, а тот промолвил:
— Не валяйте ду'гака, Нэд… Да, миссис Бленкинсоп, я — сэр Фрэнсис Клеверинг. Я вас отлично помню. А вы меня небось забыли? Ну, зд'гавствуйте. — И он пожал трясущуюся руку экономки и дружелюбно глянул в ее изумленное лицо.
Миссис Бленкинсоп стала клясться, что узнала бы сэра Фрэнсиса где угодно, что он — вылитый сэр Фрэнсис, его батюшка, и вылитый сэр Джон, его дедушка.
— Да, да, конечно… благода'гствуйте… очень вам обязан… и все такое, — сказал сэр Фрэнсис, рассеянно оглядывая сени. — Унылое местечко, верно, Нэд? Я и был-то здесь всего газ, в двадцать т'гетьем году, когда мой годитель поссорился с моим дедом.
— Унылое? Да это просто великолепие!.. Отрантский замок! Удольфские тайны! — воскликнул господин, которого назвали Нэдом. — А какой камин! В нем впору слона зажарить. А галерея! Не иначе как Иниго Джонс!
— Верхний этаж — Иниго Джонс, — пояснила домоправительница. — Нижний был переделан знаменитым голландским архитектором Вандерпутти при Георге Первом, по распоряжению сэра Ричарда, четвертого баронета.
— Вот как! — сказал сэр Фрэнсис. — Ей-богу, Нэд, вы все знаете.
— Кое-что я знаю, Фрэнк, — отвечал Нэд. — Знаю, что вон там, над камином, — не Снайдерс: бьюсь об заклад, что это копия. Мы ее подреставрируем, мой милый. Пройтись лаком — и картина заиграет. Вон тот старикан в красной мантии, верно, и есть сэр Ричард?
— Шериф графства, сэр, и член парламента в царствование королевы Анны, — сказала миссис Бленкинсоп, дивясь осведомленности незнакомца. — А справа Теодозия, супруга Харботла, второго баронета, кисти Лели, изображена в виде Венеры, богини красоты, и рядом с ней — ее сын Грегори, третий баронет, в виде Купидона, бога любви, с луком и стрелами; дальше — сэр Руперт, титул получил на поле боя от Карла Первого, имение его было конфусковано по приказу Оливера Кромвеля…
— Благодарствуйте, миссис Бленкинсоп, можете не продолжать, — сказал баронет. — Мы сами обойдем дом. Ф'гош, дайте мне сига'гу. Сига'гу желаете, мистер Тэтем? — Маленький мистер Тэтем закурвл сигару, которую подал ему слуга сэра Фрэнсиса, и закашлялся. — Вы нас не п'говожайте, миссис Бленкинсоп. Вы… как вас… Смарт, нако'гмите лошадей да обмотайте им мо'гды. Мы ско'го. Пошли, Стронг, я знаю до'гогу, был здесь в двадцать третьем, незадолго до смерти деда. — И сэр Фрэнсис с капитаном Стронгом (так величали его друга) пошли из сеней в парадные комнаты, а разочарованная миссис Бленкинсоп удалилась через боковую дверь в свои покои — единственный обжитой уголок в этом давно не обитаемом доме.
Дом был такой огромный, что никто не решался его снять; сэр Фрэнсис и его друг переходили из комнаты в комнату, любуясь их размерами и печальным, пустынным великолепием. Справа от сеней шла анфилада гостиных, слева — малая и парадная столовые, дубовая комната и библиотека, в которой некогда рылся Пен. По трем сторонам сеней тянулась галерея, куда выходили двери спален, тоже больших и роскошных. Третий этаж представлял собою лабиринт тесных, неудобных чердачных клетушек, предназначенных для прислуги. Думается мне, что самый обнадеживающий признак возросшей гуманности можно усмотреть при сравнении теперешней нашей архитектуры с жилищами наших предков: насколько же лучше заботятся сейчас о слугах и бедняках, нежели в те дни, когда милорд и миледи спали под парчовым балдахином, а слуги лежали у них над головой в помещениях более душных и грязных, чем нынешние конюшни!
Пока оба джентльмена осматривали дом, владелец его ни словом, ни видом своим не выражал особенной радости по поводу того, что ему принадлежат эти хоромы; зато капитан разглядывал все с таким жадным любопытством, что впору было подумать, будто он здесь хозяин, а спутник его — только равнодушный наблюдатель.
— Я тут вижу возможности, сэр, необъятные возможности, — восклицал капитан. — Положитесь на меня, сэр, и я вам сделаю из него чудо, притом и расходы будут невелики. Вот здесь, в библиотеке, можно устроить прелестный театр, — натянуть между колоннами занавес — и готово. А сколько места для танцев — созывай хоть все графство. В малую гостиную перенесем гобелены из вашей залы на улице Гренель, в дубовую комнату — средневековые шкафы и оружие. Латы на фоне черного дуба — что может быть красивее? А на набережной Вольтера продается венецианское зеркало, оно как раз поместится над тем высоким камином. Длинная гостиная должна, конечно, быть белая с розовым; в квадратную пустим желтый атлас; а в маленькой, угловой, мебель будет голубая, и поверх — кружево. А, что вы окажете?
— Помню, как в этой комнате годитесь меня высек, — задумчиво произнес сэр Фрэнсис. — Он меня с детства ненавидел.
— Для комнат миледи, думаю, лучше всего подойдет кретон. Ей мы отведем южную сторону — спальня, будуар, гардеробная. Над балконом пристроим зимний сад. А вы где желаете поместиться?
— В северном к'гыле, — отвечал баронет, зевая. — Подальше от фортепьяно мисс Амори. Не выношу. Воет с ут'га до ночи, чтоб ей пусто было.
Капитан весело рассмеялся. Он уже успел обдумать, какие работы нужно будет произвести в доме, и, закончив обход, оба джентльмена проследовали в комнату управляющего, где теперь помещалась миссис Бленкинсоп. Здесь, склонившись над планом поместья, сидел мистер Тэтем, и старушка уже приготовила угощение в честь своего господина и повелителя.