И замолчала, пытаясь поймать нечто, сказанное выше и показавшееся очень-очень важным.
— Выходит после замужества, она часто бывала в Киеве, — сказал Мир.
— Это понятно, — махнула Маша рукой. — Здесь остались жить ее мать и последняя из оставшихся в живых сестра Ия. Но она любила его… «И загадочных, древних ликов на меня поглядели очи», «Я спросила: «Чего ты хочешь?» Он сказал: «Жить с тобой в аду». Это ж о нем!! Она не знала, кто он, но она любила его! И выбрала его дорогу… Она таки стала ведьмой. В том смысле, что «ведьма» — происходит от «ведать», «знать». И она ведала, что творила! Она не предсказывала чужие смерти — она знала! Она поняла, что за вещь наша Лира. Или увидела... Как способны видеть одни писатели и поэты! Потому ей так понравилась Мишина икона. «Киевский Врубель. Богородица с безумными глазами». Она повторила его ошибку. Он тоже попал в мышеловку из-за любви! Он написал Богородицу с ведьмы. Она поклялась в божьем храме, что будет любить…
— А я повторил ошибку их обоих.
— Прости, Мир, прости! — взмолилась Киевица. — Подожди чуть-чуть. Это важно. Есть что-то такое, что Демон мне не сказал. Не хочет говорить. Но я видела не последнюю их встречу. «Песня последней встречи» произошла позже — в 11-ом году. Демон сказал, он видел Анну в 11-ом году на Новый год. И еще этот «мелкий снег»…
Маша, потянулась к обитавшему в ее ридикюле журналу.
— Тут все расписано по датам!
Журнал «Ренессанс» открылся на нужном месте сам — он уже привык, что его владельцев не интересуют другие статьи.
Маша, щурясь, склонилась над белой страницей — вечер почти превратился в ночь.
— Так… «Зимой 1910-1911 Анна несколько раз ездила в Киев. 8.01 в Киеве создано одно из самых известных ее стихотворений «Сжала руки под темной вуалью». 30.01. — другое «Память о солнце в сердце слабеет…что это, тьма?». 9.11 в Киеве родилось едва ли не самое знаменитое стихотворение Анны Ахматовой «я на правую руку надела перчатку с левой руки».
— 9.11 — это уже сентябрь, — сказал Мирослав.
— Сентябрь. 9.11. — заворожено огласила Маша. — Вот оно! Дай мне ручку…быстро. Там, в сумке!
Захлопнув журнал, студентка перевернула его и написала на задней, девственно-чистой обложке:
9.11.
911
211911
— Это число обведено в тетради Кылыны! Но это не число. Это дата! Кылына почему-то не ставила точки, — вскричала она.
И вывела:
1.9.11.
— Но это не Новый год, — заметил Мир.
— Нет! Новый! В древности православные отмечали Новый год 1 сентября.
— А две первые цифры — 2 и 1?
— Это время! 21 час. Девять вечера. Но тогда второе, зачеркнутое число в конспекте Кылыны — тоже какая-то дата…
Машина ручка вновь бросилась в бой.
1230311284
1230 311284
12.30. 31.12.84.
Ковалева посмотрела на Мира остекленевшим взглядом:
— А что если это тот самый день, когда Ахматова нашла Лиру в Царском саду? Это был 84-ый или -5 год. Святки. Где-то между Рождеством и Новым годом. В тот день падал мелкий снег. И родители покупали детям подарки. Значит, Новый год еще не наступил. Значит, 12.84! А ты, случайно, не посмотрел на часы?
— Я нет, — сказал Мирослав. — Но журналист, у которого я выкрал записку, посмотрел. Он сказал «Нынче в час пополудни трамвай человека убил».
— А Анна нашла свою Лиру примерно за полчаса до того. В 12.30.! Все сходится! — крикнула Киевица. — Анна нашла Лиру, в канун Нового года — это событие зачеркнуто. А 1 сентября — на Новый год случилось нечто такое, что и перечеркнуло это событие… Ой, мамочки… Нет, мы с тобой все-таки отвратительные историки, Мир! — ошизело улыбнулась студентка четвертого курса. — 1 сентября 1911 года в киевском оперном театре был убит Петр Столыпин! Это же кошмарно известная дата! И в тот день Ахматова была в Киеве — это есть в статье. И Булгаков был — я читала, в тот день он гулял с невестой по Городу. Но главное в тот день здесь был «Ц» — царь! Николай 11! Он приехал в Киев на торжества, посвященные открытию памятника Александру 11 — на все той же Царской площади. И еще в тот самый день произошло что-то, из-за чего и загорелась наш красный огонь.
— Что?
— Я не знаю. — Машины щеки пылали. — Но это «что-то», что связало их всех! Аннушку, Мишу, царя и «К» — нашу Катю! Что-то, чего не может не быть. Я и представить не могу, что это может быть… Но у нас есть ключ к разгадке!
Ликуя, Маша Ковалева извлекла из кармана ключ, отмежевавшийся от конспекта Кылыны.
— А отчего этот ключ?
— Понятия не имею!
На ключе не было брелка с адресом.
Но вместо того, чтоб прийти в отчаяние по данному поводу, Киевица импульсивно сжала беспризорный ключ в кулаке и прочитала всевластную «Рать».
Едва заклятие отошло, Маша перестала слышать дома.
Но не успела она произнести и нескольких слов, прежнее проснулось в ней, заиграло в крови — душу охватил знакомый веселый и бесшабашный азарт.
«Я свободна!
Я могу все!
Я — Киевица!»
«Где ты? — позвала она, поднеся ключ к лицу. — Где ты? Отзовись!»
«Я здесь… здесь, моя Ясная Пани».
Дом, во плоти которого проживал замок от ключа, послушно ответил ей.
«Я здесь… здесь…»
— Идем! — уверенно провозгласила Ясная Пани. — Это как раз неподалеку от Оперного. Все сходится!
— Мы идет туда сейчас? — застопорил Мир.
— А почему, собственно, нет?
*****
Отозвавшийся на призыв дом № 12 по Фундуклеевской улице, благоговейно поцеловал Машину руку перилами, с кованной решеткой в стиле Модерн.
«Четвертое», — пронумеровала модерновые совпадения Маша.
Подъезд, как водится, был пустым и безжизненным.
Стоило Киевице сказать «1 сентября 1911 года. Час, который мне должно знать» — подъезд стал порталом вне времени, проходом между 7-ым и 11-ым годом. И завершить вневременной переход мог только ключ от двери.
Поднявшись на второй этаж, Ковалева бестрепетно открыла замок, толкнула дверь, прошлась по квартире…
«Я могу делать все, что хочу!»
— А к кому мы пришли? — озабоченно спросил Мирослав. — Здесь же кто-то живет.
Квартира была аккуратной и прибранной, — но всюду, куда ни глянь, «истоптанная» следами своих обитателей.
В кресле жил сложенный, кружевной женский зонтик, в вазе нежился букет осенних цветов.
Мир подошел к царившему на столе самовару, круглому, шарообразному, прикоснулся к его золотому боку.
— Маш, он еще горячий, — донес тревожную информацию спутник. — Здесь кто-то есть. Или он только что отсюда ушел.
Но Ковалеву эта новость ничуть не встревожила.
— Это час, который нам должно знать, — чванливо заявила она. — Значит, если мы столкнемся с хозяином, нам должно что-то узнать от него. Если не должно, — значит, не столкнемся.