в брата пальцем. Так, будто я маленькая девочка, и у меня отняли любимую игрушку.
— И забрал, верно? А ты обещала не общаться с ними, — отбил он. — Что замолчала? Возразить уже нечего? Учти, птенчик, что в следующий раз, когда я увижу около тебя кого-то из них — буду сразу бить. Раз ни ты, ни они слов не понимаете, то, что же поделать-то? — пожал он плечами. — Я итак уже два раза повторил, не попугай же я, в конце концов. Так вот: я буду бить, а знания по анатомии человека позволят мне не промахнуться и попасть точно в цель, поэтому я сразу сломаю челюсть. Ты даже не представляешь, как это больно, и как долго она потом заживает! А ещё человеку всё это время придётся есть через трубочку, жевать-то не сможет. Но, чтобы усугубить ситуацию, я сломаю ещё и нос, и тогда бедолаги будут лежать у меня в отделении, а кому-то даже повезёт быть именно моим пациентом! — радостно сообщал мне брат. — А уж я не дам заскучать и провести время в больнице безболезненно, поэтому…
— Хватит! — перебила я. — Я поняла!
— Птенчик, а они знают, сколько тебе лет?
— Да Ване шестнадцать, Дим!
— А остальным? — приподнял он бровь. Я недовольно цокнула языком, рассмешив брата. — Вот-вот.
— Они хорошие ребята!
— Охотно верю. Но либо ты общаешься с ними так, чтобы я больше и не заметил этого, потому что обещаниям твоим верить бесполезно, либо… ну, я предупредил. Теперь тебя, а то они, видимо, не усекли. Тебе ясно?
— Ясно, — окончательно обиделась я. Да почему кто-то за меня всегда решает, с кем мне дружить, где жить?! Когда это кончится?!
— А я хотел сегодня тебя у себя оставить, вечером гулять бы отпустил… ну, и телефон бы вернул, но у тебя же и так есть, — хихикнул Дима.
— А теперь?
— А теперь ты будешь весь вечер слушать мои нотации. А увижу тот телефон секретный — заберу и его.
— Так я ночую у тебя?! — обрадовалась я, мигом забыв обиду.
— Да, но гулять не пущу.
— И не надо! — радовалась я. — А родители согласились? Отпустили меня?!
— Отец сегодня улетает, но он не против, а маме твоей сейчас деваться будет некуда, — зловеще засмеялся Дима.
— В смысле?
— Да она заболела, птенчик! А в поликлинику идти — не царское ведь дело!
— Так мы домой едем, чтобы ты её посмотрел? — дошло до меня. Брат согласно кивнул, а я удивлённо вскинула брови: — И она на это согласилась?!
— Птенчик, она даже сама мне позвонила! Представляешь, как прижало, и как она скорую боится? Там температура тридцать девять и горло болит, она сейчас на всё согласна будет.
— Что-то я не заметила, что она болеет…
— Думаю, что и не особо смотрела, — усмехнулся Дима, угадав. — Да и это такое дело… сегодня нет, а завтра уже есть.
— Да, мы вчера к Паше с ней ездили, и мама не выглядела больной.
— Странно, я думал, она всегда так выглядит, — захохотал брат. — Больная же. Как Пашка?
Я вздохнула:
— Лучше, но ничего не помнит…
— Может, это и хорошо?
— И я так думаю, — улыбнулась я, вспоминая прекрасную Жасмин. Надеюсь, они сегодня виделись. — Блин, я же обещала Пашке, что приду сегодня! — вспомнила я.
— Хорошо, заедем после осмотра твоей мамы.
— Ты прелесть! — я послала брату воздушный поцелуй.
Но теперь вздохнул Дима:
— Птенчик, эти люди не для тебя, как ты не поймёшь? Никто из них. Ты поняла, о ком я.
Я закатила глаза: опять началось! Я уж обрадовалась, что он перестал кипеть. Блин, настроение этого человека, который зовётся моим братом, вообще понять невозможно! Он может орать, а в следующую минуту уже смеяться. Псих. Как его такого в медицину взяли?! Нет, у меня замечательный брат! Самый лучший, самый умный и добрый! Только псих. Неудивительно, что он до сих пор живёт один. Надеюсь, что когда-нибудь всё же отыщется та самая, которая сможет сдерживать его, иначе Дима так и будет только Килю дома терроризировать.
— Как ты можешь судить о незнакомых тебе людях?! — возмутилась я.
— Я видел их. И не в лучшем виде.
— Так мы говорим о разных! Те, кого ты видел, оказались в той квартире случайно, и хозяин пытался их прогнать! Он вообще…
— Карина, мне плевать, — перебил он. — Я тебе уже всё сказал. Ну правда, я похож на попугая?! Я ненавижу несколько раз одно и то же мусолить! И ты знаешь об этом. У меня куча аргументов, но хватает уже и того, что они старше тебя. Точка.
— Ваня всего лишь на полгода! — поспорила я.
— Да что ты уцепилась за этого гопника?! — возмутился Дима. — Вот бы он снова мне встретился…
— Ни за кого я не уцепилась! — отбила я.
— В общем, говорить о них я больше не хочу, — вздохнул брат. — Мы поняли друг друга?
Я же вспомнила вчерашнее сообщение от Охотника: "я совсем не хочу говорить о твоём брате". Да у них прямо "взаимная любовь", надо же! И, конечно, сегодняшние взгляды ненависти я тоже вспомнила. Да ну… не может этого быть! Я, наверное, в бреду.
— Поняли, — отогнав от себя дурные мысли, ответила я. Вернее, я поняла, что теперь надо быть в тысячу раз осторожнее, Диминого настроя не понимаю.
Гопник, значит… что ж, хоть тут наши мнения совпали.
Мама дома выглядела и правда неважно. Лежала в своей комнате, стонала и почти плакала. Мне её даже жаль стало. До того самого момента, как в комнату вошёл Дима, и мама стала ещё недовольнее. Он её лечить приехал, а ей не нравится! Но рот мама всё же послушно открыла, когда он попросил.
Осмотрев мамино горло, брат вздохнул:
— Ангина, поздравляю! А ещё я бы гланды к чертям вырезал.
— А если по делу? — простонала мама в ответ.
— Так я и говорю по делу, — усмехнулся он. — Я могу тебе сейчас антибиотики назначить, лечение, но смысл? Через время то же самое будет, легче сразу удалить.
— Но я не хочу!