еле слышны на другом конце каструма. Все, кроме караульных стали стягиваться к плацу. В движениях солдат не было охоты, огня в глазах, не было дисциплины и, наконец, желания. Казалось, каструмом овладел паралич. Некоторые высовывали головы из палаток, как будто их только что разбудили, а затем вновь исчезали внутри. Тит смотрел на «войско» и понимал, насколько их изнежило спокойствие и безобразное командование центуриона Цесара.
— Да, с этими солдатиками мы навоюем, — прокомментировал Варий. Хадегис ухмыльнулся.
Тит подошел к Криусу.
— Что с вашими людьми? Они больны?
— Что вы хотите, центурион? Это наемники. Эзилат задерживает платежи… вот и расплата.
— Почему вы не сообщили?
— В Эзилат? Там и так должны знать, что они не платят.
— Сообщать следует командованию, а не казначеям.
— Что вы от меня хотите? — с негодованием спросил Криус.
— Чтобы вы исполняли свой долг как следует.
— Я устал от всего этого. Мне насточертела эта война. Я и так хотел уволиться еще несколько месяцев назад, но меня не отпускают. Солдаты меня почти не слушают, а вы требуете от меня собрать их и повести на битву? С кем? С крестьянами?
— С мятежниками.
— С мятежниками… — негодуя повторил за Титом Криус. — Хорошо, командуйте, центурион, — Криус пригласил Тита к центру плаца, — может у вас выйдет.
Тит вышел перед собравшимися солдатами. Там было около полста человек. Больше половины из них оказались наемниками. Они стояли, не соблюдая строй; кто в чем: некоторый были в обычных туниках, без доспехов, на других они были надеты не так, как положено; оборванные и грязные. Остальные были новобранцами из Примум Пегасуса, совсем зеленые, испуганные и загнанные наемниками.
Тит произнес долгую речь на тему чести, дисциплины и службы Республике, но она совершенно не произвела должного впечатления на всех тех людей, на кого Тит хотел повлиять. Наемникам было все равно. Новобранцы воодушевились, но от них мало было толку. Где-то за спиной Тита Комес с гордой улыбкой наблюдал за командиром, пытавшегося расшевелить полумертвую толпу.
— Этот человек должен командовать легионами, а не этим сбродом, — сказал он, — вы послушайте, что он говорит! С такими храбрецами, как он, Эзилат будет окутан славой на тысячи лет.
— Осталось только сделать что-то, чтобы его окружали кто-то посерьезнее этих соплежуев, — произнес Варий.
— Когда-то все мы были такими, — задумчиво сказал Хадегис.
— И то верно.
В конце концов Тит скомандовал перестроиться в походный строй, но наемники отмахнулись и не сдвинулись с места, в строю послышался ропот неповиновения. Тит вызвал их командиров к себе.
— Вы отказываетесь подчиниться? — спросил он.
— Пока не заплатите, — ответил самый смелый и крупный из них. Его звали Джувинэл.
— Когда мы заплатим, мы казним вас на неповиновение.
— Вы не в том положении, чтобы угрожать нам — вас меньше, — сказал один из командиров наемников, осмотревшись по сторонам.
— Поэтому вы решили мне угрожать? Я повешу вас лично, если вы скажете еще хоть что-то наперекор мне. — В кругу командиров повисла нервозная пауза. — Я лично проконтролирую, чтобы вы получили оплату за все долги. Дайте мне две недели. Но до этого идите со мной. Мне нужна ваша честная служба.
— За все полгода? Заплатите за полгода?
Тит глянул на Криуса:
— Им не платят полгода?
— Я вас предупреждал. Деньги давно не поступали из Валлиса.
Тит вновь обратился к наемникам:
— Да, мы заплатим вам за весь неоплаченный срок службы. Мы поймаем Париса и с ним я отправлюсь в Валлис — там я добуду вам деньги. У меня личный приказ от Иллира навести порядок в этих землях. За помощь я с вами расплачусь сполна. Если мы не отправимся за Парисом сейчас, мы продлим войну. Тянуть нельзя. И так, вы со мной?
Командиры молча отошли в сторону и стали о чем-то шептаться. Криус посмотрел на Тита с суровой улыбкой.
— Вы мне нравитесь, центурион, — сказал он.
— Мне все равно, нравлюсь я вам или нет. Мне важно, чтобы воины выполняли свой долг. Вы распустили солдат, довели каструм до ужасного состояния. Я уже не буду говорить, на что похожи вы сами. Вы достойны увольнения со службы… с позором.
Улыбка исчезла с лица Криуса также быстро, как появилась. Он нахмурил брови и отошел в сторону, не желая находиться рядом с Титом.
Через минуту командиры наемников вернулись к Титу:
— Мы согласны.
— Будто у вас был выбор, — шепотом вставил Варий.
— Солдат, помалкивай, — оттолкнул его Комес.
— Хорошо! — заключил Тит. — Тогда стройте своих людей в походный порядок.
— Командир, — обратился к Титу Криус, — я бы хотел предложить не нападать на Ребелу. Там слишком много мирных жителей. Парис рано или поздно покинет поселение и отправится в горы к своим. Имеет смысл устроить засаду.
— Его предложение звучит разумно, — сказал Комес, — хотя людей слишком мало.
— Против нас будут крестьяне, — влез Хадегис.
— Эти крестьяне — валлийцы. Слишком гордые, чтобы сдаваться, — пояснил Криус. — Они будут биться похлеще наших зеленых и наемников. Засада — единственный способ, чтобы получить преимущество.
Казалось, Криус хотел понравиться Титу, потому и решился предложить что-то умное. Он с трепетом смотрел на Тита в ожидании ответа.
— Ладно, можно попробовать и засаду.
— Можно устроить ее недалеко от мельницы Фрументия. Там места подходящие. Мятежники захотят устроить там привал и сразу же окажутся в нашем окружении. Вы оставили дозор?
— Да. Недалеко от деревни.
— Отлично, значит, они не ускользнут.
— И без вас это ясно, Криус. Командуйте. Пусть люди выходят из каструма. Проверим вашу теорию.
На лице Криуса появилась легкая досада. Он быстрыми мелкими шажками тронулся в сторону полусотни и распорядился, чтобы она выдвигались. Тит наблюдал за действиями командира и произнес: «Мерзкий тип». Отряд выдвинулся из каструма и направился на восток к мельнице, где планировалось устроить засаду.
Гордые, обученные, сильные и ловкие — легионеры. В этом каструме их давно не бывало, не считая тех, кто прибыл вместе с Титом. В последнее время в рядах легионеров начался разброд. Невежество, подлость и хамство постепенно стало занимать главенствующую позицию. Пытаясь выслужиться перед своими начальниками, дабы получить кусок от пирога послаще, многие потеряли свою воинскую честь. В военное время, как известно, воин без чести будет мародером и насильником, уклоняясь от исполнения воинского долга. Он струсит, сбежит, перейдет на сторону противника, предпочтя плен.
Когда воины выбирают свое дело не потому, что они хотят нести правосудие, защищать невиновных, а потому, что видят в этом прежде всего выгоду для себя, их души черствеют. И вот уже большая часть легионеров каструма готова выполнять самую грязную работу, будь то убийство соперника своего