Роберт Тернер с самого начала держался с октопауком неприязненно. Никакие уговоры Николь или даже Элли не могли нейтрализовать и смягчить его раздражение из-за похищения жены. Тяжелый удар получила и его профессиональная гордость, поскольку октопауки вылечили Эпонину, можно сказать, без труда.
— Элли, ты вечно хочешь всего сразу, — проговорил Роберт, когда они остались вдвоем. — Теперь, ты решила хвалить этих инопланетян, которые украли тебя у нас с Никки, и еще ожидаешь, что мы кинемся обнимать их. Это нечестно. Сперва я должен все понять… разобраться в том, что узнал от тебя… Неужели не ясно, что это дурацкое похищение нанесло мне и Никки тяжелый удар? Те самые существа, которых ты считаешь друзьями, оставили на нашей психике глубокие эмоциональные шрамы… Я не могу переменить свое мнение о них за пару дней.
Взволновало Роберта и сообщение Элли о генетических изменениях, произведенных октопауками в сперме Ричарда, хотя теперь становилось понятно, почему геном его жены не попал в рамки классификации, предложенной Эдом Стаффордом, коллегой доктора по Новому Эдему.
— И как ты можешь оставаться такой спокойной, узнав, что являешься мутантом? — корил он Элли. — Разве ты не понимаешь, что это означает? Когда октопауки изменили строение ДНК, чтобы сделать более острым твое зрение и наделить способностями к их языку, они воздействовали на генетический код, миллионы лет эволюционировавший в естественных условиях. Кто знает, какие хвори, даже дефекты наследственности могут проявиться в тебе самой или в твоих потомках? Что, если октопауки, помимо своей воли, обрекли на страдания всех наших внуков?
Элли не могла умиротворить мужа. Когда Николь с Робертом приступили к исследованиям, чтобы проверить, действительно ли выздоровела Эпонина, оказалось, что Роберт начинает щетиниться, услышав любое благоприятное мнение об Арчи или об октопауках вообще.
— Не торопи его, — через неделю после возвращения посоветовала Николь дочери. — Он все еще полагает, что октопауки дважды покусились на его права: похитив тебя и повлияв на наследственность дочери.
— Мама, здесь все не так просто… Мне кажется, что Роберт ощущает какую-то странную ревность. Он считает, что я провожу слишком много времени с Арчи… Как будто бы не понимает, что Арчи здесь не с кем общаться, кроме меня.
— Как я сказала, будь терпеливой. Когда-нибудь Роберт смирится.
Но наедине с собой Николь сомневалась в этом. Роберт решил отыскать RV-41 в организме Эпонины, и когда все исследования на относительно примитивном переносном оборудовании не позволили обнаружить патогенную микрофлору в ее организме, он продолжал требовать все новых и новых анализов. Николь как профессионал не видела в них необходимости. Впрочем, нельзя было исключить, что вирус обманывал врачей и все-таки находился где-нибудь в дальнем уголке тела Эпонины. Но сама Николь считала, что Эпонина безусловно исцелилась.
Оба доктора поссорились на следующий день после того, как Элли призналась матери, что Роберт ревнует ее к Арчи. Николь предположила, что следует закончить исследования и объявить Эпонину здоровой. Она была потрясена, услышав от зятя, что тот намеревается вскрыть грудную клетку Эпонины и взять образец ткани сердечной мышцы.
— Но, Роберт, — возразила Николь, — приходилось ли тебе наблюдать случаи, когда все анализы давали отрицательный результат, а патогенный вирус все еще пребывал в области сердца?
— Только когда приближалась смерть и сердце гибло. Но это не значит, что аналогичная ситуация не может существовать на ранней стадии развития заболевания.
Николь была ошеломлена. Она не стала спорить с Робертом, поскольку видела, что он уже решился и составляет план действий. «Но вскрывать грудную клетку — дело рискованное, даже если подобную операцию делают столь искусные руки, подумала она. В наших условиях любая случайность может привести к смерти. Пожалуйста, Роберт, опомнись. Иначе я буду защищать от тебя Эпонину».
Макс пришел переговорить с Николь с глазу на глаз, как только узнал, что Роберт рекомендует провести операцию.
— Эпонина боится, — признался Макс, — и я тоже… Она вернулась из Изумрудного города такой радостной… я никогда не видел на ее лице подобного счастья. Роберт сперва обещал мне, что на исследования уйдет пара дней… но анализы заняли почти две недели, а теперь он утверждает, что хочет взять пробу ткани сердечной мышцы.
— Знаю, — мрачно ответила Николь. — Он вчера сказал мне, что намеревается провести вскрытие.
— Прошу тебя, помоги. Я уже ничего не понимаю. Вы с Робертом несколько раз исследовали ее кровь, брали образцы тех тканей тела, в которых иногда обнаруживается небольшое количество вируса, и все анализы дали полностью отрицательный результат?
— Совершенно верно, — подтвердила Николь.
— Теперь скажи мне: прежде, когда Эпонина уже заболела, в крови ее всегда наблюдался этот вирус?
— Всегда.
— Тогда зачем нужна Роберту операция? Просто потому, что он не желает поверить в ее выздоровление? Или проявляет чрезмерную осторожность?
— Я не могу отвечать за него, — проговорила Николь.
Она пытливо поглядела на своего друга, зная, каким будет его следующий вопрос и как она ответит на него. «В жизни любого человека существуют трудные решения, и всем в свой черед приходится принимать их, — подумала она. — В молодости я всегда сознательно пыталась избежать таких ситуаций… Однако теперь я понимаю, что, уклоняясь от них, заставляю других решать за меня. А они всегда могут ошибиться».
— А если бы командовала ты сама, Николь, — спросил Макс, — ты бы предложила Эпонине операцию?
— Нет, я бы не стала этого делать, — осторожно ответила Николь. — По-моему, можно не сомневаться в том, что октопауки действительно вылечили Эпонину, а операция слишком рискованна.
Улыбнувшись, Макс поцеловал свою приятельницу в лоб и поблагодарил.
Роберт был разъярен. Он напомнил всем, что потратил более четырех лет своей жизни на изучение этой болезни, на поиск лекарств от нее и, безусловно, знает о RV-41 больше, чем все они вместе взятые. Как тогда можно доверять инопланетным врачам, а не его хирургическому таланту? И как может иметь собственное мнение его теща, которая знает о RV-41 лишь то, чему он сам обучил ее? Его не сумела утихомирить даже Элли, которой он теперь избегал, закатив ей до этого несколько неприятных скандалов.
Роберт на два дня засел в своей комнате, он даже не отвечал Никки, желавшей ему спокойной ночи, прежде чем отправиться спать — днем или ночью. Семья и друзья были глубоко озабочены состоянием Роберта, но не могли придумать, чем облегчить его муки. Возникли даже сомнения в психической устойчивости Роберта. Все согласились, что после бегства из Нового Эдема он чувствовал себя «не на месте», а после похищения Элли его поведение и вовсе стало хаотичным и непредсказуемым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});