— Хорошее дело! — проворчал Рыманов. — Я же еще и виноват!
— Не вы один, — сказал Глинка. — Вина эта лежит на всем Совете ЮНДО. Заигрывание с молодежью не всегда приносит пользу делу… В общем, на мой взгляд, здесь лучше всего подошел бы сплав кригеров с молодыми пацифистами.
— Вы хотите сказать, Вацлав, что мы привлекли к делу трусов? — спросил Шарп.
— Ни в коем случае! — сказал Глинка. — Просто молодежь не очень устойчива психологически и требует поддержки в случае неудач. А мы еще и усугубили положение… Для чего мы так жестоко наказали Феррана? Разве в диверсии на “Мэджик стар” была его вина? Разве не мы были обязаны предусмотреть эту диверсию? Разве не мы должны были обнаружить, что “Мэджик стар” наиболее уязвимая станция?.. Однако мы попросту спали, а потом обрушили дубину на мальчишку!..
— Но ведь общественному мнению был нужен стрелочник! — сказал Шарп. — Толпа в таких случаях всегда жаждет получить козла отпущения… Я удивлен, Вацлав, что приходится говорить вам такие тривиальные вещи!.. К тому же общественное мнение ничего не знает об Ультиматуме.
— Возможно, стоило взять часть вины на себя, — проговорил Глинка. — Я не знаю… Во всяком случае, это наказание насторожило руководителей среднего звена. А когда мы прокололись в ходе операции “Туман”…
— Это вы прокололись, Вацлав! — сказал Шарп. — Я с самого начала был против вашего “Тумана”. Кроме ответных террористических актов, мы ничего не добились…
Глинка словно не слышал его.
— В-третьих, в результате нашего стремления к секретности были уничтожены неплохие работники, — сказал он. — И многие просто поняли, что в случае чего мы вполне можем ими пожертвовать.
Звякнул сигнал. Рыманов подошел к ресиверу и вытащил заказанный кофе. Поставил по чашке перед заместителями, третью взял себе и сел за стол.
Глинка пил кофе торопливо, мелкими глотками, не отрывая глаз от чашки, как будто хотел что-то там найти.
И тогда Рыманов сказал:
— Вы все верно излагаете, Вацлав, но тут Шарп прав: многие идеи были вашими. И реализовывали их тоже вы сами… Однако что сделано, то сделано. Надо думать о делах сегодняшних и завтрашних, а вот тут у меня огромные претензии к вам обоим.
Глинка вдруг вжал голову в плечи и осторожно посмотрел на Шарпа.
— Объясните, пожалуйста, — продолжил Рыманов официальным тоном, — почему именно мне сообщают, что в Мехико найден подпольный склад оружия, принадлежащий FMA, и почему именно у меня спрашивают, что делать с ним дальше? Разве это не ваша забота, господин Шарп?.. И даже не лично ваша, а кого-то из сотрудников вашего аппарата… Далее. Почему ко мне приходит донесение о том, что банда некоего Гвоздя разгромила в поселке Мыски под Новокузнецком районный информационный центр ЮНДО? Разве я начальник Западно-Сибирского бюро Восточного сектора?.. Что вы на это скажете, господин Глинка?.. И может быть, вы оба объясните мне, откуда вашим подчиненным известен личный код начальника Секретного отдела?.. Может быть, по спецканалу мне вскоре начнут слать любовные письма?
Шарп и Глинка вскочили из кресел и застыли, выпятив по армейской привычке грудь и глядя сквозь шефа. Рыманов продолжал говорить спокойно, только лицо его постепенно покрывалось красными пятнами да голос становился все звонче и звонче, как натягиваемая при настройке гитары струна.
— Почему только я должен думать, как обуздать этого молодчика Судзуки из токийского отделения Всемирного Альянса Посткригеров? А, Глинка?.. Чем, в таком случае, занимается ваш Янг Сяо?.. И над чем работает ваш Спилмен, Шарп?.. Какие он решает проблемы, если не у Института Социологии, а у меня спрашивают, каким образом отвлечь молодежь от интереса к военной теме?.. И почему, наконец, о сбоях в работе нашего отдела Кшижевскому докладывают экономисты, а не мы сами? Что вы на это скажете, господа заместители?
Господа заместители молчали. Рыманов перевел дух.
— В общем так, друзья мои, — сказал он вкрадчиво. — Время у вас есть только до завтра. А завтра прошу ко мне с планами перестройки работы. Ровно в десять!.. Вы оба свободны.
Шарп и Глинка дернули головами, отдавая честь, и вышли.
“С кем-то из них придется расставаться, — подумал Рыманов, убирая чашки с остатками кофе. — Слишком много уже наворочено. Сегодня Кшижевский ничего особенного не сказал, но дня через четыре обязательно скажет. Ведь за это время вряд ли что изменится. За четыре дня такую машину не раскачаешь, хоть надорвись!.. Нет, к Генеральной Ассамблее Кшижевскому будет нужен конкретный виновник неудач. И лучше представить его заранее!.. Глинка, конечно, нагадил больше, его провалы дискредитировали многие начинания ЮНДО, теперь уж придется это признать. А из акции “Туман” действительно получилась большая глупость. Впрочем, глупостью оказалась не сама идея, а ее воплощение в жизнь. И занимались воплощением совсем другие люди. Они и спровадили блестящую идею в помойное ведро… Но отвечать за это будет Глинка. Ибо кадры надо беречь, у них и так синдром страха. И еще надо уважать общественное мнение. А информация о том, что в какой-то там Тьмутаракани ЮНДО изгнала из своих рядов инспектора, вызовет не слишком большой интерес. Другое дело, если информационные агентства сообщат миру весть об отстранении от должности заместителя начальника Секретного отдела ЮНДО имярек. За дискредитацию благородных задач глобального разоружения и развал работы. Вот это будет бомба! И нет никому никакого дела до того, что имярек этот отдувается за своих подчиненных. Подчиненные — не тот калибр… Так-то, Вацлав Глинка, милый наш Грэм… Шарпа же отдать на растерзание журналистам не удастся — у него нет громких провалов…”
Размышления прервал сигнал пневмопочты. Рыманов подошел к ресиверу и вытащил из ниши письмо. Обыкновенное письмо, в бумажном конверте, с написанным от руки адресом. Надпись была сделана по-русски.
Удивленный необычным посланием, Рыманов пожал плечами и вскрыл конверт. Из конверта выпал сложенный вдвое небольшой листок бумаги. Рыманов развернул его. Листок был испещрен колонками арабских цифр. Рыманов недовольно цокнул языком и хотел вызвать шифровальщика, но тут взгляд его упал в самый конец послания. Там красовалась знакомая с детства дуля. Рыманов рассмеялся. Так подписывал свои записки товарищ по школьным играм Мишка Фигнер. И шифр этот был придуман ими еще во времена оны, когда они жили на бульваре Яна Райниса в Тушино и по вечерам помогали родителям возделывать огороды на берегу Сходни. И после трудов, выйдя на лоджию, можно было увидеть, как далеко за противоположным берегом речки сверкают и переливаются, словно новогодние огни, невидимые в сумраке здания новостроек Строгино, где жила соратница по клубу юных космонавтов Женька Гагарина, вечно задиравшая нос из-за своей знаменитой фамилии. О Мишке Рыманов ничего не слышал с тех самых пор, как тот поступил в летное училище. А вот шифр, оказывается, до сих пор прятался где-то в глубинах памяти и с легкостью всплыл оттуда.
“Привет, Рыма! — писал Мишка. — Если хочешь встретиться со старым приятелем, приходи сегодня в восемь часов к “Толстому Ришару”. Псов своих не бери. Я буду один, как перст”.
Рыманов усмехнулся. Похоже на Мишку, пишет, словно только вчера распрощались у станции метро “Сходненская”.
Рыманов подошел к тейлору и, набрав свой личный код, запросил данные по Фигнеру Михаилу Петровичу, русскому, уроженцу города Москвы, родившемуся в восемьдесят пятом году (память работала великолепно!), и через минуту получил ответ, что означенный М. П. Фигнер после окончания летного училища проходил службу в Н-ской воздушнодесантной дивизии, пятнадцать лет назад в составе сил ООН с целью подавления путча Михары находился в Иртании, был награжден международным орденом “За особые заслуги” и советским “Дружба народов”, вернулся в СССР, дослужился до майора. Был демобилизован, к трудоустройству не стремился, жил на пособие, был замечен в склонности к употреблению спиртных напитков. Три года назад пропал без вести при невыясненных обстоятельствах. Меры по розыску означенного М.П.Фигнера результатов не дали, и он по настоящее время числится пропавшим без вести.
Рыманов вздохнул и дал команду “сброс”. Заглянул в память секретаря. Контакт с Оллем был назначен на три часа пополудни, а то, что намечалось на вечер, можно было и отложить.
“Ну что же, — сказал он себе. — Мы встретимся с вами, пропавший без вести Михаил Фигнер по прозвищу Дуля”.
3.2. Звонок дальней связи раздался около двух часов пополудни, когда Рыманов собрался идти на встречу с Оллем. Канал был из Москвы, под грифом личного кода.
“Катерина, — подумал с неудовольствием Рыманов. — Вечно звонит, когда ни минуты свободной нет”.
На экране действительно появилось лицо Катерины.