Самыми трудными оказались первые ступени: упавший слой почвы поглотил их, вдобавок из темноты непрерывно задувал холодный, пронизывающий ветер. Талисман раскачивался и вращался на сыромятном шнурке, когда я с сожалением оглянулся к светлому овалу отверстия, оставшегося за спиной. Луч электрического фонаря обежал массивные базальтовые блоки, полустертые изображения, погребенные под мхами и слизью. Признаюсь, я не без удовольствия ощущал громоздкую тяжесть кольта, который меня заставил взять шериф. Эбонитовая рукоять успокаивающе выглядывала из правого кармана моей куртки. Коридор начал петлять, отклоняясь то вправо, то влево. Комья земли наконец перестали попадаться под ноги. Изображения на стенах обрели отчетливость, и я с непроизвольной дрожью разглядывал жуткие фигурки, похожие на те, что покрывали корпус цилиндра. Порывы сквозняка и невидимые руки ни на секунду не оставляли меня в покое, подталкивая, теребя, раскачивая на плече сумку с инструментами. На одном из поворотов мне показалось, как в луч фонаря ступила какая-то бесплотная фигура, напомнившая мне стражника на вершине кургана. Опасаясь галлюцинаций, я решил сделать небольшую остановку. Не хватало только спятить, и это в момент, когда я стою на пороге величайшего открытия!
Бог мой! Теперь я раскаивался, что выбрал для привала именно это место. Вместо желанного успокоения я пришел в еще большее возбуждение, разглядев маленький предмет, откатившийся к стене несколькими ступенями ниже меня. Вне всякого сомнения, отверстие, через которое я проник под землю, было скрыто от человеческого взгляда многие поколения: на это ясно указывали слой почвы и крепкое переплетение корней растений. Однако предмету стены едва ли был старше моего поколения! Электрический фонарик, точно такой же, как и мой, лежал у меня под ногами. Бурая ржавчина покрывала корпус, стекло потускнело — однако ошибиться было невозможно. Спустившись на несколько ступенек, я поднял его и обтер о полу куртки. К корпусу крепилась никелированная пластина с выгравированными фамилией и адресом; я с замиранием сердца разобрал потемневшую надпись: "Джес К. Вильямс, штат Массачусетс, Кембридж, Сан-Трау-бридж, 17". Это было все, что осталось от двух археологов, исчезнувших 28 июня 1915 года. Всего тринадцать лет назад, а мне пришлось раскапывать слой нескольких столетий! Каким же образом фонарик попал под землю? Может быть, существует еще один выход… или следует принять в качестве объяснения сумасшедшую идею о дематериализации и рематериализации?
С этого момента сомнения и ужас прочно поселились в моем сердце. Словно околдованный, я спускался все ниже и ниже по лестнице, казавшейся бесконечной. Есть ли у нее вообще конец? Зловещие барельефы на стенах с пугающей точностью воспроизводили подземный мир, каким он описан в рукописи. В первый раз я серьезно спрашивал себя, стоит ли продолжать спуск и не лучше ли будет вернуться, пока неизвестная опасность не подстерегла меня, как предшественников. Однако колебания были недолгими: в моих жилах текла кровь вирджинских джентльменов и искателей приключений, не отступавших ни перед какой опасностью — известной или неизвестной.
Ступени пошли под уклон, и я старательно выбирал место, прежде чем поставить ногу. На жуткие барельефы я старался не обращать внимания, но не мог удержаться от дрожи, когда взгляд непроизвольно скользил вдоль них. Наконец впереди показалась арка, перед которой лестница обрывалась, сменяясь огромной круглой залой — о ужас, — в точности соответствовавшей описанию, приводимому в манускрипте Замаконы.
Это и в самом деле была она. Ошибиться было невозможно. И если оставалось место для сомнений, они рассеялись, как только я разглядел противоположный выход из залы. В начале извилистого, узкого коридора находились две ниши, из которых выглядывали уже знакомые изваяния. Темный, покрытый плесенью Йиг злобно уставился на поджавшего щупальца Тулу — два неземных бога, созерцающие мир с момента его зарождения.
Последующие события таковы, что мне самому нелегко в них поверить. Думаю, лучше всего будет ограничиться простым пересказом того, что предстало моим глазам, ибо чудовищность и невероятность увиденного невозможно постичь человеческим рассудком. Мощности моего фонаря было не достаточно, чтобы осветить целиком циклопическую залу; осматриваясь в незнакомом месте, я начал водить лучом по стенам. К моему изумлению, зала не пустовала: по стенам стояла странного вида мебель, пол усеивали груды коробок и пакетов, указывавших на недавнее и многолюдное присутствие. Все, что попадало в поле моего зрения, имело вполне обжитой и свежий вид; бессмысленно выглядело предположение о незапамятной древности окружавшего. Оглядываясь вокруг, я заметил одну необычную особенность, отличавшую все предметы, находившиеся в зале. Стоило лучу фонаря задержаться на них, как их контуры словно заволакивало туманом, очертания теряли четкость; и вскоре было нелегко понять, реальные вещи передо мной или галлюцинация.
Все время, пока я бродил по зале, дул пронизывающий ветер и невидимые руки злобно подталкивали меня, пытаясь сорвать талисман. Вихрь невероятных предположений закружился у меня в голове. Я вспомнил строки манускрипта, повествующие о гарнизоне, расположенном под курганом, — двенадцать мертвых рабов вайм-баи и шесть живых, но частично дематериализованных свободных горожан. Это было в 1545 году — триста восемьдесят три года назад… Что произошло с тех пор? Замакона предсказывал разрушительные перемены- разложение, упадок… склонность к дематериализации… всеобщая апатия и слабость… Возможно, воинов гарнизона удерживал талисман Серого Орла: ведь они поклонялись священному Ктулу-металлу. Их руки упорно старались сорвать его с моей шеи, чтобы затем… Я с ужасом заметил, что рассуждаю так, будто все, написанное в рукописи, — правда. Нет, только не поддаваться панике! Поверить в чужую мистификацию… Мне следует взять себя в руки… взять себя в руки…
Проклятье! Всякий раз, как я пытался уверить себя в нереальности происходящего, моим глазам представала очередная находка, разбивающая вдребезги все мое самообладание. Луч фонаря выхватил из мрака два предмета, настолько чужеродные остальной обстановке залы, что, чем дольше я рассматривал их, тем отчетливее становились их очертания. Напрасны усилия сохранять рассудочность, когда против paзума восстают предметы реального мира. Возле стены, составленные друг к другу, стояли мои исчезнувшие лопата и кирка. Всемилостивый Боже! они находились здесь все время, пока я утешал себя мыслью о шутниках из Бингера.
Это открытие было последней каплей. Гипнотическое влияние рукописи полностью подчинило мои чувства: я различал полупрозрачные фигуры окруживших меня воинов, ощущал их подталкивания и рывки. Их лица хранили бесстрастное выражение, движения — плавны и ругающе медлительны. Но еще ужаснее были другие фигуры — изувеченные, мертвые тела вайм-баи… и жуткие твари с обезьяньими мордами и торчащими рогами… Бесшумно скользящие жители дьявольского подземелья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});