Впрочем, на другой же год война вынудила Тома покинуть город, и его всепоглощающий интерес к протеже необъяснимо пошел на убыль. Свобода возвращалась к Стиву с такой стремительностью, что дух захватывало, — вскоре ему буквально ничто уже не мешало быть таким же, как все, когда и сколько ему заблагорассудится. Его призвали на военную службу, и тут он, в конце концов, проявил независимость, изъявив желание стать пилотом военно-воздушных сил.
Шутки шутками, а Стив уже действительно водил самолет, да как лихо водил, правда, не мог посадить. При стольких способностях Стиву было отказано в умении посадить самолет невредимым. Это вынуждены были признать все, причем кое-кто — в том числе и Стив — с облегчением. Попробовали было сделать из него штурмана — опять осечка: арифметика подвела. Попробовали сделать радистом — а у него возьми да обнаружься таинственные приступы внезапной глухоты. Так Стива и продержали бесславно на земле. Однако из общения с патроном Стив вынес одно ценное свойство: навык крепиться перед лицом испытаний. По всей видимости, у него был на это природный талант. Красивый жест окончился неудачей, но Стив был премного доволен одним уж тем, что сделал его. Он крепился не за страх, а за совесть. И вскоре начал озираться по сторонам.
Озираясь по сторонам, Стив приметил дочку второго из владельцев бухгалтерской фирмы, в которой он прежде служил. Дочка была хорошенькая, решительная и без ума от Стива. Стиву хотелось жениться; ему хотелось детей. И он в конце концов смирился с мыслью, что станет бухгалтером. Этот выбор также стоил ему душевных мук, но и тут его выручила привычка крепиться. А в конторе как раз такого, как он, и ждали с войны: молодой летчик, толковый, обаятельный, воспитанный, приличный, положительный — чего же лучше! Дочка стала его женой.
Так Стив и осел в городе. На свой скромный лад он весьма преуспел по бухгалтерской части. Живут они с супругой на широкую ногу. Стив чрезвычайно гордится своим потомством. Сокрушаясь в своем кругу о том, что кто-то сбился с пути, он с каждым годом испытывает при этом все меньше неловкости. Стив остепенился.
В судьбе Стива присутствует, на мой взгляд, нечто сугубо поучительное. Стив теперь уважаемый человек. Его просто хочется назвать столпом общества. Да, так я его и назову: столп общества. Более подходящего названия не подберешь.
Я сказал, что Том не уехал в Америку. Это не совсем точно. Точнее сказать, он не уехал в Америку как политический эмигрант в августе 1939 года. И никто из нас не уехал. Том все тянул да тянул, а Роберт не нажимал на него. «Война неминуема», — говорил Том, — во-первых, потому, что не хотел уезжать, а во-вторых, потому, что война была неминуема.
Тому не настал еще срок идти в армию, как ему предложили место в Министерстве авиационной промышленности. Он согласился и очень скоро выдвинулся на новой службе. Работать он уехал в Лондон, где находилось Главное управление министерства, и неожиданно, по распоряжению лорда Бивербрука, получил повышение в должности. Злые языки утверждали, будто причиной повышения явился счастливый случай, когда министр забыл в лифте портфель и Том, с портфелем в руках, кинулся его догонять. Я лично думаю, что это поклеп.
С каждой сменой правления в министерстве Том двигался то вверх, то вниз по служебной лестнице, пока наконец не повздорил с каким-то начальством и не был откомандирован в Вашингтон. Таким образом, в Америку он все же уехал.
Вы, по-видимому, успели достаточно хорошо изучить Тома и сможете, не задумываясь, ответить на простой вопрос: «Что сталось с Томом в Америке?»
Правильно. Том сделался американцем.
В Америке Тому открылись бескрайние просторы для приложения его неуемной и громогласной энергии — просторы духовные, эротические и географические. Он не удержался и заговорил с американским акцентом. Не удержался и сделал предложение американочке — та согласилась, и Тому пришлось жениться. Ему предложили заманчивую работу, при условии, что он примет американское гражданство. Война кончилась, он остался в Америке и живет там по сей день.
Не так давно я побывал за океаном и заезжал погостить к Тому. Он изменился, но не слишком: так же буйно вьются густые рыжие кудри, и только в телосложении заметнее обозначилась склонность к дородству. В Англии он раздобрел бы куда сильнее, но и тут заметно отяжелел. В остальном он остался такой же.
На второй день он отправил жену пораньше спать, достал бутылку виски и завел беседу о добрых старых временах.
Он расспрашивал меня о Стиве, который больше не пишет ему, о Миртл, которая не пишет больше нам обоим.
Разговоры о Миртл привели его в благодушное настроение, когда тянет пофилософствовать. Он не преминул сообщить мне, что за эти годы глубже постиг таинства человеческой души. Воспоминания о Миртл всколыхнули его.
— Ах, Миртл, — вздохнул он и усмехнулся, поджав губы.
— Ах, Миртл, — вздохнул и я и отхлебнул глоток виски.
— В своих отношениях с Миртл, Джо, ты допустил грубейший просчет.
— Какой?
— Миртл, — внушительно понизив голос, сказал Том, — не нужна была страсть. Ей нужно было замуж.
Можно было подумать, что мы с ним сидим в кафе на рыночной площади.
Как ожило во мне прошлое при этих словах! В точности тот же негромкий голос — только говорит все наоборот. Вы теперь сами видите, что Том совсем не изменился.
И наконец — Миртл. Миртл вышла замуж за Хаксби.
За те месяцы, что я прожил в городе после летних каникул, я видел ее лишь два раза — случайно, на улице. Оба раза мы прошли мимо не останавливаясь, не сказав друг другу ни слова. Вероятно, до нее долетали обрывки сведений обо мне, точно так же, как до меня — о ней. Богемного пошиба вечеринки шли у нее самым полным ходом при непременном участии Тревора и Стива. Непохоже, чтобы отказ выйти замуж как-то сказался на ее отношениях с Томом. По-моему, Том после этого стал ей больше нравиться. Во всяком случае, он бывал у нее на вечеринках и потом рассказывал мне новости о ней.
Первое время пересуды касались моего сходства со Свенгали. Потом на горизонте замаячил любовный союз с Хаксби, затмив собой эту тему. Да я, признаться, уже и не вникал. Как раз в эту пору я навсегда уехал из города и только задним числом узнал, что они давно женаты.
В мире торговой рекламы Миртл добилась блестящего успеха. Блистает она и поныне. Когда вам попадется на глаза реклама нейлоновых чулок самой ходовой марки — милая глянцевая картинка, на первый взгляд совсем невинная, на второй — пожалуй, не совсем, — знайте, что перед вами работа Миртл. И за эту работу Миртл платят большие деньги.