— Ты не говоришь прямо, Джакопо, и этим ты можешь навлечь на себя гнев Совета. Говори: кто были его помощники в бегстве?
— У него было много верных слуг и смелых гондольеров, ваше превосходительство.
— Все это нам хорошо известно… Но его исчезновение имеет в себе что-то странное. Уверен ли ты, что он бежал?
— Синьор, так разве герцог все еще в Венеции?
— Мы тебя об этом и спрашиваем, потому что тебя обвиняют в убийстве дона Камилло.
— А также и в убийстве донны Виолетты?
— О ней мы ничего не знаем. Что ты скажешь против этого обвинения?
— Синьоры, чего ради я буду выдавать мои тайны?
— Так ты хочешь нас обмануть!.. Не забудь, что у нас там… в камере под свинцовой крышей, есть один заключенный, взявшись за которого как следует, мы заставим тебя сказать правду.
Джакопо смело поднял голову; видно было, что его ничто теперь не страшило. Но взгляд его был грустен, и в голосе его слышалась тоска.
— Синьоры, тот узник, о котором вы говорите, свободен от вашей опеки.
— Ты забываешься, Джакопо, позволяя себе шутить с нами.
— Нисколько, синьоры, я говорю правду.
— Так твой отец?..
— Умер, синьоры! — произнес Джакопо.
Два пожилых члена Совета переглянулись с удивлением, а младший из них прислушивался с интересом человека, который приступает к изучению новых и тяжелых обязанностей. Оба старика, поговорив между собою, передали, что находили нужным, синьору Соранцо.
— Хочешь ли говорить по совести, Джакопо, и открыть нам все, что ты знаешь относительно бегства неаполитанца? — продолжал судья, когда их совещание было окончено.
Джакопо не проявил ни малейшего волнения, слыша скрытую угрозу судьи, и после минутного размышления ответил:
— Вам, конечно, известно, синьоры, желание правительства выдать замуж наследницу Пьеполо по своему усмотрению и ради собственных выгод. И для вас не тайна, что в нее был влюблен герцог, и она отвечала взаимностью на любовь неаполитанца. В ту ночь, когда умер Антонио, я один бродил в тоске среди могил Лидо. Жизнь для меня стала невыносимой; я был близок к самоубийству. Я встретил помощь дона Камилло. И тогда я узнал о его намерении относительно побега и согласился помочь ему. Я поклялся ему в верности и в готовности умереть за него, если это понадобится. Я обещал ему похитить его возлюбленную. И я сдержал свое слово. Счастливые влюбленные теперь в церковных владениях под покровительством кардинала-секретаря, который приходится братом матери дона Камилло.
— Безумный! Ты не подумал о том, что тебе грозит за это!
— Нет, я об этом не думал в то время. Я искал только человека, перед которым я мог бы высказать свои страдания. И я был счастлив, как никогда в жизни, смотря на радостное свидание влюбленных, которым я, отверженный злодей, браво, это счастье доставил!
Судьи были поражены спокойствием Джакопо, и это удивление еще раз заставило их впасть в нерешимость. Наконец, самый старший из них вновь приступил к допросу.
— Джакопо, можешь ли ты нам сообщить подробности бегства? Не забудь, что этим ты можешь сохранить тебе жизнь.
— Для меня она теперь немного стоит, синьор… Но, чтобы доставить вам удовольствие, я ничего не скрою.
И затем Джакопо просто и откровенно рассказал о средствах, к которым прибегал дон Камилло, об его планах, об его разочаровании и, наконец, об успехе бегства. Он ничего не скрыл в этом рассказе, кроме временного приюта женщин под покровительством Джельсомины. Он рассказал о замысле Джакомо Градениго убить неаполитанца и об участии в этом покушении ювелира Осии. Внимательнее всех слушал его рассказ молодой сенатор. Несмотря на свое официальное положение, он чувствовал, как сильно билась кровь в его жилах, и при окончании рассказа, когда подсудимый описал встречу влюбленных, сердце Соранцо затрепетало от радости. Наоборот, его сослуживцы, состарившиеся на службе политике, с рассчитанной холодностью слушали рассказ браво. Теперь они убедились, что дон Камилло и донна Виолетта ускользнули из-под их власти. Не имея больше надобности в Джакопо, они позвали стражу и велели отвести браво в тюрьму.
— Надо будет послать поздравление кардиналу-секретарю по случаю брака его племянника с самой богатой наследницей нашего города, — сказал судья Совета Трех, когда дверь за подсудимым затворилась. — Влияние неаполитанца может еще нам пригодиться.
— А если он расскажет о том, как Сенат противился его браку? — усомнился синьор Соранцо.
— Ну, мы всегда можем сложить нашу вину на прежний состав Совета. Вот, вы присутствовали на первом нашем собрании, синьор; позже опыт даст вам не раз случай убедиться, что как бы ни была совершенна наша теория, в практике могут всегда случиться ошибки… Да, не надо забывать о деле молодого Градениго; оно очень серьезно.
— Мне давно известно его распутство, — ответил самый старый из членов Совета. — Очень грустно, что у такого благородного патриция, как синьор Градениго, такой недостойный сын. Во всяком случае, ни государство, ни город не потерпят убийств.
— Пусть они будут как можно реже! — сказал молодой сенатор.
— Конечно, это очень желательно. По секретным розыскам, вся тяжесть вины падает на Джакопо, но нельзя не доверять и его донесениям, в чем мы имели случай не раз убедиться.
— Как! Разве Джакопо является сыщиком?
— Мы поговорим об этом после, на свободе, синьор Соранцо. А сейчас нам надо рассмотреть вопрос о покушении на жизнь одного из венецианцев, находящегося, несмотря на отъезд его из Венеции, под покровительством ее закона.
Члены Тайного Совета начали серьезное обсуждение дела двух преступников: Джакомо Градениго и ювелира.
В результате совещанием было решено наказать Джакомо Градениго ссылкой на десять лет в провинцию, а Осию — пожизненным изгнанием.
— Мы не должны скрывать ни этого приговора, ни причин, которыми он был вызван, — сказал судья Совета Десяти после прений. — Государство не может упускать случая оповестить о своем правосудии.
— На нынешний вечер мы покончили наши дела, синьоры, — сказал сенатор Соранцо. — Разойдемся теперь по домам?
— У нас еще дело Джакопо.
— Ну, его мы можем передать в обыкновенный суд.
— Как вы найдете нужным поступать, синьоры?..
Все согласились.
Соранцо уехал первым, но остальные члены Совета еще долго совещались между собой. Затем было отправлено приказание уголовному судье, и после этого, наконец, каждый из них вернулся в свой дворец.
Глава XXIX
На следующее утро состоялись похороны Антонио. В соборе продолжали служить заупокойные обедни. Монах-кармелит был во главе священников. В ту минуту, когда собирались выносить тело Антонио, он вдруг почувствовал, что кто-то дернул его за рукав; последовав за незнакомцем, он очутился в стороне от толпы, среди темных церковных колонн.