Прекрати думать об этом! Думай о чем-нибудь другом!
Интересно, что они сказали бы, узнай, как сильно она хочет с ним подружиться?
Признай это, черт возьми! Жалеешь себя, потому что он вернется в Бостон, к своей блестящей жизни, а ты хочешь, чтобы он остался в Боуэне. Навсегда.
Черт, дьявол, как же так вышло? Как она могла быть такой дурой? Неужели не вняла голосу собственного разума, перечислившего все те причины, по которым ей следовало держаться от него подальше? Очевидно, нет. Такая сильная женщина, почему же не смогла защитить себя? А вдруг она любит его… о Господи, что, если это так и есть?
Невероятно. Любовь не может прийти так скоро… или может?
Мишель была так занята собственными тревожными мыслями, что не заметила, как он подошел к ней.
– Выглядишь так, словно потеряла лучшего друга. Пойдем потанцуем?
Уходи и дай мне упиться жалостью к себе.
– Так и быть.
Тео выудил из кармана четвертак, бросил в автомат, велел ей выбирать, и Мишель немедленно нажала клавишу А-1.
Заиграла музыка, но лишь когда он обнял ее, Мишель поняла, какую ошибку сделала. В ее теперешнем уязвимом состоянии полной беззащитности и жалости к себе не хватало только его прикосновений.
– Ты неподатливая, как бревно. Расслабься, – прошептал он.
– Я расслабилась.
Он осторожно пригнул ее голову и притягивал к себе, пока не прижался всем телом. О черт! Огромная, огромная ошибка. Но теперь уже слишком поздно.
Она прильнула к нему и обняла за шею.
– Обожаю эту песню.
– Что-то знакомое… но не помню, что именно. Я не часто слушаю западную музыку кантри.
– Это Уилли Нелсон поет «Синеглазка плачет под дождем».
Он скользил губами по ее шее, доводя до безумия.
– Чудесная песня. Мне нравится.
Мишель пыталась отстраниться, но Тео не давал.
– Это грустная песня, – возразила она, поеживаясь от враждебности собственного тона.
Они медленно покачивались в ритме с музыкой.
– Очень старая история, – объяснила Мишель.
– О чем?
Он поцеловал чувствительное местечко чуть ниже уха, и у нее по спине пошли мурашки. Она затрепетала. Он наверняка знает, что делает с ней! Ох, она и вправду как глина в его руках.
– О женщине, которая влюбилась, а он ее покинул, и она…
– Дай мне угадать… плачет под дождем?
Похоже, он едва сдерживал смех. Его ладонь осторожно гладила ее спину.
– Это всего лишь песня, – поспешно добавила Мишель. – Мне всегда казалось, что дело было именно так. А может, все наоборот: она так счастлива избавиться от него, что это слезы радости.
– Угу…
Мишель придвинулась ближе, задумчиво растирая ладонью его затылок.
– Тебе вообще-то лучше немедленно перестать.
– Тебе не нравится? – пробормотала она, гладя его волосы. – Очень. Поэтому и прошу тебя остановиться.
Ничего, в эту игру всегда могут играть двое. И она вполне способна довести его до безумия. При одной мысли о столь великолепной возможности у нее даже голова закружилась. Теперь ей море по колено!
– Итак, ты не хочешь, чтобы я это делала? – шепотом уточнила она, целуя жилку, бившуюся у основания шеи.
– Мишель, предупреждаю, дело кончится плохо. В эту игру всегда могут играть двое!
Неужели он разгадал, о чем она думает?
– Какую игру? – с невинным видом осведомилась она и снова поцеловала его в шею, щекоча при этом языком. Сегодня она на все готова. Все равно отец ушел на кухню, а остальные не обращают на них внимания. Кроме того, Тео почти закрыл ее своим мощным телом. Мишель еще больше осмелела и только что не прилипла к нему. – Если тебе не по вкусу то, что я делаю… Вызов не остался без ответа.
– Ты плохая, – заявил он.
– Спасибо, – вздохнула она.
– А знаешь, что мне нравится?
– Что?
– Твой запах. Стоит подступить ближе, как я с ума схожу. Твой аромат сводит меня с ума и заставляет думать обо всех тех вещах, которые я хотел бы с тобой сделать.
Мишель закрыла глаза.
Не спрашивай. Ради Господа Бога не спрашивай!
– Каких вещах?
До этого момента она имела глупость воображать, что достойно держит оборону против истинного мастера. Она первая начала этот двусмысленный, полный эротических намеков разговор, и, судя по тому, как крепко он держит ее, потрясение оказалось немалым.
Но тут он начал шептать ей на ухо, и Мишель поняла, что окончательно пропала. Низким хрипловатым голосом Тео перечислял во всех деталях, что именно хотел бы сделать с ней. В его фантазиях она, разумеется, была звездой, а каждая часть ее тела, включая пальцы на ногах, – предметом любовных игр. Ничего не скажешь, воображение у него весьма изобретательное, чтобы не сказать больше, и ко всему прочему он вовсе не стеснялся поделиться своими грезами. И Мишель некого было винить, кроме себя самой. Ведь это она просила его сказать…
К тому времени как он закончил описание нескольких весьма затейливых способов, которыми хотел бы взять ее, в ушах Мишель ревела кровь, все кости словно превратились в резину, а сама она буквально таяла.
Песня смолкла. Тео поцеловал ее в щеку, выпрямился и разжал руки.
– Спасибо за танец. Хочешь пива или чего-то еще? Уж очень ты раскраснелась.
Раскраснелась? Да ей казалось, что температура в баре повысилась до ста пятидесяти градусов! А стоило заглянуть ему в глаза, сразу становилось ясно: он прекрасно знает, что сотворил с ней.
– Здесь немного душно. Пожалуй, выйду-ка на улицу, глотну немного свежего воздуха, – как ни в чем не бывало объявил он. Мишель беспомощно смотрела ему в спину.
Он едва успел толкнуть дверь и переступить порог, как она метнулась следом.
– Ну вот.
Тео стоял, подняв лицо к лунному свету. Она подбежала, ткнула его между лопаток и уже громче повторила:
– Ну вот! Ты выиграл. Тео неспешно повернулся.
– Ты о чем?
Она так разозлилась, что снова ткнула его, на этот раз в грудь.
– Я сказала, ты выиграл.
– Прекрасно, – спокойно кивнул он. – И что же я выиграл?
– Ты знаешь, о чем я, но поскольку мы одни, почему бы не расставить все точки над i? Ту игру, в которую мы играли. Ты выиграл. Я честно считала, что вполне могу выдержать осаду, но, очевидно, ошибалась. Плохой из меня стратег. Так что ты выиграл.
– Да что именно?
– Секс.
Тео удивленно поднял брови.
– Что?
– Ты меня слышал. Мы собираемся заняться сексом, Тео Бьюкенен. Ой, прости, не просто сексом, а фантастическим сексом. Усек?
Дьявольская улыбка мелькнула на губах Тео, он тут же сделался серьезным и уставился в пространство. Думает о том, как поскорее затащить ее в постель, или даже не обратил внимания на ее капитуляцию?