Читать интересную книгу Западня глобализации - Харальд Шуманн

Является ли Альфавилль моделью для всего мира? Вопрос правомерен, поскольку последствия глобализации разрывают социальную ткань даже тех стран, которые пока что знакомы с процветанием не понаслышке, и появляется все больше и больше копий этих предательских анклавов: например, в Южной Африке вокруг Кейптауна и в винодельческом районе Стелленбош, где и после официального прекращения политики апартеида все еще культивируется разделение по расовому и имущественному признаку; очевидно, в Соединенных Штатах, где высокие стены, окружающие территории типа Беверли-Хиллз, и частная охрана стали символом социального статуса от Бакхеда вблизи Атланты до Миранды неподалеку от Беркли; во Франции, а также в прибрежных районах Италии, Испании и Португалии равно как и в Нью-Дели или охраняемых кондоминиумах {Кондоминиум — многоквартирный дом, в котором квартиры находятся в частном владении. — Прим. ред.} и кварталах высотных зданий Сингапура. Даже острова, которые когда-то использовались для содержания политзаключенных, боровшихся за социальную справедливость, ныне превращаются в убежища для богачей с их богатством, не желающих платить по счетам за свое высокомерие. Один из таких примеров — чарующий островок в бухте Илья-Гранди у восточного побережья Южной Америки.

Не чужды бразильские ценности и новой Германии. В поисках инвесторов ее старейший морской курорт Хайлигендамм попал в руки Fundus, группы по торговле недвижимостью из Кёльна. Во времена кайзера Вильгельма, прежде чем начать приходить в упадок, этот расположенный недалеко от Ростока на Балтийском море знаменитый «белый город» с двумя дюжинами вилл в стиле периода классицизма был излюбленным местом летнего отдыха аристократии. В наши дни благодаря примерно двум сотням новых роскошных жилищ, а также укрупненному и отремонтированному «Гранд-отелю» он становится новым убежищем общественной и финансовой элит, /229/ представители которых часто предпочитают тень солнечному свету. От властей Хайлигендамма требуется проложить побольше шоссейных дорог и ввести строгие ограничения на въезд. То есть речь идет о новой стене в бывшей ГДР? «Главное, что здесь наконец-то что-то происходит, — говорит Гюнтер Шмидт, арендатор симпатичного, но обветшалого кафе, выживающего в основном за счет студентов, которые все еще наезжают в Хайлигендамм. — Избранным дамам и господам, естественно, нужна особая безопасность, иначе они просто не приедут» [17].

Вот так и будет выглядеть в конечном счете общество 20:80. Но уже сегодня, задолго до того как оно окончательно сформировалось, имеются очаги сопротивления, которые красят прошлое в розовый цвет и носят заметные черты авторитаризма.

Шовинизм и иррациональность процветания: современный радикал Петер Тишлер

«Они еще удивятся, — продолжает угрожать германский радикал Петер Тишлер по пути в Берлин, имея в виду почти всех, над кем мы пролетаем. — Принимая по 200 000 выселенцев в год, мы являемся посмешищем для всех: французов, испанцев и иже с ними. Лодка уже полна, а они все прут с Востока. Они получают все задаром, а мы вынуждены работать в поте лица. Там, где я живу, немцы из России владеют потрясающими земельными участками. Нам за свои приходится вносить обеспечение в банк, а им все оплачивает государство».

Ярость патриотичного компьютерного эксперта, направленная против немцев, возвращающихся на историческую родину, плавно переходит в более знакомую ксенофобию: «Слишком много иностранцев, вот безработица и растет. Нагрузка на систему социального обеспечения чересчур велика, во многом из-за тех, кто, получая пособие, работает на стороне. Им следовало бы поостеречься, а не то дела в Германии примут действительно крутой оборот».

Кому это «им»? «Тем, кто у власти, ну и, конечно, иностранцам тоже, — разъясняет Тишлер. — И не удивительно, что /230/ Германия как экономическая зона испытывает теперь все эти проблемы. Я хотел, как молодой предприниматель, основать свое дело, но государство требует так много, что об этом пришлось забыть. Оно ставит такие условия, что с равным успехом можно оставаться в стороне». В то же время он думает, что знает, почему немецкие компании переживают трудные времена: «Мы делаем слишком много закупок за границей для нужд местного производства, в результате чего страдает качество продукции. Полностью немецких товаров уже, считай, и не выпускается».

До конца 80-х дела все еще шли в гору, и нам, мол, следовало бы вновь принять на вооружение сильные стороны того времени. Германия как ведущий мировой экспортер задала бы работы политикам, «и им пришлось бы снова подумать о гражданах». Совершенно неприемлем тот факт, что «курды могут запросто блокировать автомагистрали». Как-то раз Тишлер хотел успеть на рейс до Алжира из Дюссельдорфского аэропорта, «а им было на это наплевать». Этот много путешествующий по свету компьютерщик знает, как нужно было поступить: «Я бы ввел пограничников или спецназ, и они бы расчистили все за пять минут».

Тишлера-избирателя республиканцы, несмотря на их небезызвестные лозунги, не вполне устраивают: «Проблема, к сожалению, в том, что у нас в Германии нет настоящей правой партии». Все было бы по-другому, «имей мы кого-нибудь вроде австрийца Йорга Хайдера».

Пока самолет пересекает воздушное пространство над прусскими Альпами, Тишлер обрисовывает контуры современного радикального гражданского движения. Оно «вернуло бы нашей стране порядок. Такая партия без труда набрала бы от 20 до 30 процентов голосов». Когда он наконец чувствует под ногами твердую почву немецкой столицы, на его лице на несколько минут появляется выражение глубокого удовлетворения. Хотя данный рейс «Lufthansa» соединяет два города в пределах Европейского Союза, в тесном зале прилета сидят в своих будках дотошные пограничники. «Мне нравится, что они по-прежнему проверяют здесь паспорта, — говорит торопливый в других ситуациях системщик, — даже если приходится часок подождать». После паспортного контроля больше задержек нет, и сей благонравный бюргер ускоряет шаг, чтобы успеть на встречу. /231/

Спасители-фундаменталисты: сайентология, Росс Перо, Йорг Хайдер

Возможно, величина такой фигуры, как Гельмут Коль, заслоняет в Германии то, что почти ни в одной другой индустриально развитой стране далее игнорировать не приходится. Все больше и больше избирателей отворачивается от своих традиционных представителей. Словно ведомые некоей невидимой рукой, они лишают своей поддержки партии центристского толка и ищут спасения у правых популистов. Старые политические учреждения разваливаются, что вновь лучше всего видно на примере Соединенных Штатов. Граждане США, как правило, проявляют во время выборов изрядную пассивность: даже в I960 году захватывающая борьба за президентское кресло между Кеннеди и Никсоном привлекла на избирательные участки не более 60,7 процента электората. В 1992 году фактически лишь 24,2 процента имеющих право голоса отдали его за победителя, Билла Клинтона, тогда как правый популист Росс Перо с первой попытки набрал 10,6 процента их голосов, или 19 процентов всех признанных действительными бюллетеней.

Летом 1996 года, как и четырьмя годами ранее. Перо сильно отставал в опросах общественного мнения от своих соперников. Но на этот раз он мог полагаться на хорошо отлаженный механизм его Партии реформ, которая консультируется со своими членами посредством Интернета [18]. К тому же «зеленые», разочарованные антиэкологическим и враждебным по отношению к нацменьшинствам популизмом Клинтона, впервые в истории президентских выборов в США официально выдвинули своего кандидата. Им стал защитник прав потребителей Ральф Нейдер, который хочет начать «создание агрессивной политической силы будущего» [19].

По мере того как подобные кандидаты получают все большую поддержку на выборах, способность двух основных американских партий к консолидации избирателей ослабевает, создавая все больше простора для откровенно иррациональных решений и авторов таковых. Например, еще несколько лет тому назад соперничество между кандидатами от республиканцев /232/ и демократов в части ужесточения требований к иммиграции было бы в крупнейшей в мире стране иммигрантов немыслимым. Но в августе 1996 года бывшая звезда американского футбола Джек Кемп чуть ли не бил себя в грудь, отрекаясь от своей относительно умеренной позиции по отношению к «нелегалам», чтобы его выдвинули на пост вице-президента при Бобе Доуле [20].

Проницательные политические обозреватели характеризуют текущие изменения в том, что еще до недавних пор было наиболее стабильной парламентской демократией в мире, в исключительно тревожных тонах. «Мы находимся в предфашистской ситуации», — говорит выдающийся вашингтонский журналист и писатель Уильям Грейдер, нередко проявлявший острое чутье к политическим тенденциям [21]. В 1987 году, например, он в своей книге «Секреты храма» обстоятельно поведал о том, как центральный банк США «правит страной», а в 1992 году его книга «Кто расскажет людям?» с подзаголовком «Предательство американской демократии», где анализируется сомнительная политическая система его страны, оказалась в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс».