Перед храмом стоят две большие корзины для жертвенных «денег». Храмовой служитель — «истопник» — ворошит огонь в печи и подбрасывает туда все новые пачки «банкнотов». Духи предков будут довольны — благодаря этим «деньгам» они смогут получше устроиться на том свете.
Все это объясняет девушка, пришедшая в храм вместе с семьей. Когда я спрашиваю, не малайская ли музыка исполняется перед храмом, она сердится. Ну что вы, это настоящая китайская музыка! Скрипки безусловно не малайские, но за то, что подвешенные к стойке гонги — китайские, я бы не ручался — на мой взгляд, это самые настоящие индонезийские гонги.
Домой возвращаюсь пешком, в сопровождении молодого человека, который рассказывает о китайских обычаях. Через открытые двери заглядываем в дома — всюду видны освещенные алтари.
В одном доме совершается траурная церемония. Перед домом стоит масса венков. Возможно, это венки погребальные (хотя такие же венки могут быть и свадебными). В распахнутых дверях стоит гроб (значит, венки действительно погребальные), отгороженный чем-то вроде царских врат. Вокруг висят красные и черные занавеси с вышитыми китайскими иероглифами и изображениями птиц.
По одну сторону ворот едят и пьют прохладительные напитки, по другую — группа провожающих покойного вращает по кругу нечто вроде небольшой карусели, подвешенной на бамбуковом шесте. Карусель оклеена красной папиросной бумагой и украшена белой бахромой. Я думаю, вращение карусели должно каким-то образом облегчить душам умерших пребывание на том свете, а может, быть, оно поможет установить согласие между живыми и мертвыми.
Рядом с каруселью сидит старуха и громко причитает. Не похоже, что она искренне страдает, скорее всего это профессиональная плакальщица.
Некоторые участники траурной церемонии одеты в костюмы из мешковины с капюшонами. Под ними рубашки, выпущенные поверх белых брюк, на ногах шлепанцы. Это выглядит довольно-таки комично: шлепанцы, надетые на модные, носки; нарядные рубашки, выглядывающие из-под траурной одежды… На головах белые платки, поверх которых повязаны, веревки. Один из участников церемонии все время держит на плече палку с привязанным к ней голубым фонарем, обшитым белыми ленточками и украшенным белыми бумажными цветами.
Жаль, что нельзя фотографировать; такова просьба провожающих.
Начинает играть оркестр, состоящий из пискливой флейты и барабанчика, по которому музыкант ударяет ладонью. Барабанчик, похожий на толстую сковородку с ручкой, торчит у него под мышкой, а сбоку висит латунный гонг, в который он бьет палочкой.
От алтаря отделяются трое мужчин и, сняв пиджаки, облачаются в накидки; тот, что в центре — в оранжево-золотую, двое других — в оранжевую. Помолившись у алтаря, мужчины идут к центральным «вратам», у которых стоит гроб. Начинается богослужение. Те двое, что стоят по бокам, бьют в гонги, в руках у третьего — колокольчик с символическим знаком, предназначенным отгонять демонов. Мужчина, прохаживаясь, бьет в гонг, другой держит сложенную гармошкой китайскую книгу, а третий, стоящий в центре, читает по ней тексты каких-то молитв или заклинаний. При всех передвижениях мужчин сопровождает человек с лампионом. Через некоторое время все трое возвращаются в боковой алтарь, где снимают с себя накидки.
Плакальщица опять начинает причитать, безостановочно кружится карусель, люди едят. Однако мне пора домой.
По дороге захожу в индуистский храм, где совершается жертвоприношение. Жрец в скорлупе кокосового ореха разносит освященную воду, которой окропляют себя верующие и которой матери поят младенцев. Сбоку висит табличка: «Плоды для жертвоприношения — 20 центов. Кокос для жертвоприношения — 50 центов».
Сумма взноса вписывается в специальную книгу. Жертвователи стоят сложив руки; через какое-то время к ним выходит жрец, который молился в часовенке, и каждому вручает по половинке скорлупы ореха, в которых лежат по два небольших банана и щепотка какого-то порошка.
Потом все ходят вокруг алтаря. Я тем временем рассматриваю картины, в основном мадрасского производства. Сцены из жизни богов — вместе, вперемежку с фоторепродукциями с портретов Елизаветы II и президента Сингапура.
Стоя у выхода, читаю объявление о ближайших храмовых праздниках. Вдруг рядом со мной раскалывается кокосовый орех, брошенный одним из жертвователей. Хорошо, что кокосовое молоко почти бесцветно.
Понаблюдав еще некоторое время за молящимися — одни стояли прямо или откинувшись назад и сложив приподнятые вверх руки, другие падали перед алтарем, — я подумал, что в китайских храмах, где тоже падают ниц, все-таки легче, потому что там молятся на коленях. Здесь же устремляются вниз с высоты человеческого роста.
Следующий пункт моей программы — аквариум. Он находится в специальном здании недалеко от театра. Каких только там нет рыб и земноводных! С большим интересом разглядываю пираний и маленьких сухопутных крокодилов.
На другой день после полудня отправляюсь погулять по самым глухим улочкам Сингапура. Иду без фотоаппаратов. В тех районах Сингапура, куда я направляюсь, можно остаться не только без. фотоаппарата, но и без одежды. Сингапур не относится к числу спокойных городов, здесь постоянно шныряют китайские бандитские шайки, с которыми полиция справиться не в состоянии. К пойманным бандитам нередко применяется смертная казнь, но ловят их не часто. В газетах что ни день появляются заметки о нападениях, однако очевидцы предпочитают ни о чем не рассказывать, ибо боятся мести.
У ворот одного из домов я натолкнулся на сторожевые будки. Напротив — открытый гараж, в котором наготове стояли две машины, на крыше одной из них — красная лампочка. Я замедляю шаги, желая получше рассмотреть охрану, находящуюся в будках. Она состоит из трех человек. Одеты они в обычные полицейские мундиры, какие носят в Сингапуре, только на головах не фуражки, а светло-коричневые шляпы, украшенные государственным гербом. Позднее я узнал, что это гуркхи, доставшиеся Сингапуру в наследство от англичан и пользующиеся репутацией надежной стражи. Некоторые из них сейчас охраняют английские базы. На доме нет никакой таблички. Возможно, что это своеобразное подразделение охраняет владения какого-нибудь сановника.
Многие частные дома в Сингапуре похожи на настоящие дворцы. Однажды я забрел во двор одного из таких дворцов. Ворота были открыты, и я вошел. Поскольку у входа висели точно такие же фонари, какие я видел у китайских храмов, я объяснил удивленной хозяйке виллы свое неожиданное вторжение тем, что принял ее дом за храм. Однако пора прощаться с Сингапуром. В порту уже стоит «Хель», корабль, на котором я поплыву в Польшу.