— Родные места! Там еще живут остатки дхаров… Тогда, в начале века, я был, наверное, единственный дхар с незаконченным высшим образованием. Пытался рассказывать детям о нашей истории… У меня была неплохая коллекция образцов той самой письменности. В этом обвинить меня не могли, конечно… Зато прислали комиссию из синода. Тогда еще эти вопросы курировал сам господин Победоносцев. Вдобавок я составил письмо против планов нашего губернатора, который в порыве административного восторга хотел снести Дхори Арх — дхарское святилище. Ну, времена были тогда суровые, это было до 1905-го года…
— Сочувствую, коллега, — на этот раз вполне серьезно промолвил профессор. — Но все же насколько я понял, вашу эстафету поддержали? Кто-то же напечатал статью в «Известиях»…
— Это моя статья, — вновь улыбнулся Родион Геннадьевич. — К сожалению, дхарские древности больше никого не интересуют. Но я не об этом… Дхары еще не все забыли из своих древних знаний. И я, хотя учился в Петербургском университете, кое-что помню… Господа, сейчас в тайгу идти нельзя!
— Объяснитесь! — потребовал профессор. Все остальные сели поближе, почувствовав, что их хозяин не шутит.
— Не знаю, на каком языке с вами говорить, господа, — нерешительно начал учитель. — Я имею в виду не великий и могучий русский язык. Насколько я понял, вы люди науки… Будь вы мои соплеменники-дхары, я мог бы сказать, что наступает ночь Гургунх-эра, когда ярты покидают укрывища, и что оборотни вышли в этом году слишком рано из своего логова в царстве Смерти, а вагры не боятся даже священного огня…
— Красиво… — тихо прошептала Берг и вздрогнула.
— Но на этом языке вы меня не поймете. Что ж, это можно перевести так: в силу не до конца ясных климатических и прочих особенностей нынешней зимы, здешняя фауна внезапно стала проявлять несвойственные ей агрессивные наклонности, вдобавок не исключено появление некоторых очень редких явлений природы, пока необъяснимых до конца с точки зрения современной науки… Не ходите в тайгу, господа. Один из вас должен понимать, о чем я говорю…
— Если вы имеете в виду меня, коллега, то нет, — пожал плечами Семирадский. — Признаться, покорен вашим пассажем о — как бишь его? — Гургунх-эре, а также согласен с существованием неизученных природных явлений, но особой опасности все же не вижу.
— Во всяком случае к опасности подхватить воспаление легких добавляется перспектива оказаться в желудке какого-нибудь канис-люпус, — иронически, не без удовольствия отреагировал Богораз.
— Я имел в виду не вас, господа. Я обращаюсь к тому, кто носит Охс Вагре — Перстень Духов…
Только когда все вслед за хозяином поглядели на Арцеулова, капитан понял, что речь идет о нем.
— Помилуйте! — растерялся Ростислав. — Вообще-то это не совсем мой перстень. Вернее, совсем не мой… Странный перстень, признаться…
— Коллега, коллега, — предостерегающе заметил Семирадский. — Не идите неверным путем господина Богораза. Семен Аскольдович сложил уже целую сагу об этой безделушке…
— Не настаиваю, — улыбнулся Родион Геннадьевич, но на этот раз очень грустно. — Не знаю, откуда у вас перстень. Не смею утомлять ваш слух очередной языческой легендой… Впрочем, — тут его голос окреп, — господин… Арцеулов, кажется?
— К вашим услугам, сударь, — капитан встал и, не удержавшись, поглядел на черненых извивающихся змеек, украшавших печатку. — Не откажусь от легенды. Даже языческой…
— Подойдите сюда!
Арцеулов шагнул к окну. Сквозь заиндевелое стекло тускло просвечивал ущербный месяц. Родион Геннадьевич секунду постоял, словно в нерешительности, а затем резко растворил раму. В избу ворвался ледяной ветер.
— Снимите перстень и посмотрите сквозь него на лунный свет! — голос учителя прозвучал настолько властно, что капитан немедленно подчинился.
Вначале в круглом серебряном ободке был виден лишь белый холодный лунный диск с заметным ущербом на правом боку. Арцеулов хотел было прекратить этот нелепый опыт, но вдруг лунная поверхность затуманилась. Сквозь тусклую пелену засветились маленькие синие огоньки, Ростислав невольно ахнул, но тут огни пропали, пелена раздвинулась, вместо лунного диска он увидел странную темную пещеру, в дальнем углу которой тусклым огнем светилась невысокая ниша. В пещере стояли двое. Одного — себя — он узнал сразу, второго рассмотреть не успел — изображение вновь затуманилось, сверкнул синий огонь, и капитан невольно закрыл глаза. Вновь взглянув сквозь ободок перстня, он увидел лишь серебряный свет луны…
Родион Геннадьевич, не сказав ни слова, закрыл окно. Все молчали, не понимая, что, собственно говоря, произошло.
— Я был бы очень вам признателен, господа, если бы вы проводили ваши опыты с меньшим риском для здоровья присутствующих, — проговорил наконец Богораз и закашлялся. — Я совершенно запустил свой бронхит…
Ему никто не ответил. Арцеулов медленно надел перстень на палец и сел в сторонке.
— Вы… вы что-то увидели? — негромко поинтересовалась Берг.
— Н-не знаю, — честно ответил Ростислав. — Может, почудилось…
— А что сей опыт должен означать? — вмешался Семирадский, иронически поглядывая то на хозяина, то на капитана.
— По преданию, так можно увидеть будущее. Можете назвать это дхарским фольклором, господин профессор, — спокойно ответил учитель.
— А мне можно взглянуть? — заинтересовалась Берг.
— Нет, — покачал головой Родион Геннадьевич. — Это может увидеть только владелец Охс Вагре. И то не каждый. Перстень высвечивает какой-то переломный момент будущего, от которого зависит судьба…
— Да-с, да-с, забавно, — снисходительно молвил Семирадский. — Но, несмотря на все это, рискну проявить материализм и умеренный оптимизм. Если наши иппосы завтра все-таки взбунтуются, голосую за пеший поход. Вот-с.
— Вы правы, Глеб Иннокентьевич, — поднял голову Лебедев, за весь разговор не проронивший ни слова. — О февральских волках судить не могу, — но нам надо быть в Сайхене хотя бы послезавтра к вечеру. Мы идем в любом случае. Разве что… Степа, раз так, ты можешь остаться.
— Господин полковник! — воскликнул Арцеулов, но Лебедев остановил его повелительным жестом.
Степа молчал, как будто сказанное вовсе его не касалось. Он даже в сторону отвернулся, поглядывая то на сумрачного Богораза, то на жизнерадостного профессора.
— Степан, — позвал брат. — Ты слышал меня?
— Не-а, — Косухин по-прежнему смотрел в сторону. — Не слышал…
— Я серьезно…
— А я нет, чердынь-калуга! Да и его благородие меня не отпустит…
И Степа соизволил взглянуть на мрачного Арцеулова. Тот нервно встал и отошел подальше, стараясь не смотреть на внешне спокойного и даже несколько беззаботного Косухина. Он понимал, что красный не уйдет и не бросит их. А значит, надо по-прежнему быть начеку…