много, просто я ими не занималась. Она засмеялась, от этого звука повеяло прохладой.
– Ну разве не ужасно, милая? Здесь делать совершенно нечего, а я бы так хотела заняться чем-нибудь вместе с тобой.
– А как же талантливый мистер Гэтсби?
– Джей – для дневных встреч, – чопорно ответила она. – Мне не позволено вторгаться в его вечерние часы.
На другом конце провода я прищурилась. Здесь чувствовалось что-то не то, и, хотя я изо всех сил старалась не думать о Манчестерском законе, трудно было не замечать, сколько народу снимается с места, устремляясь на восток, запад и юг. Я рассудила, что, если Гэтсби слишком занят, чтобы развлекать Дэйзи, занят он может быть лишь одним – вьет для нее гнездышко где-нибудь в Париже, Риме или Марокко.
– Дело в том, Джордан, что я соскучилась по тебе, – продолжала Дэйзи, по-заговорщицки понизив голос. – Ужасно, правда? Я в самом деле скучаю по тебе, невероятно и безумно. Мне так одиноко, а ты так давно не приезжала.
– Томиться в одиночестве и скучать по мне – не одно и то же, – сухо заметила я, хоть меня и потянуло уже к ветру и воде.
– Да нет же, дорогая, – не прекращала уговоры она. – Позволь тебя подкупить. Я же знаю, что в последнее время Ник торчит в своем жалком домишке, как привидение, вместо того чтобы выводить тебя в люди, как ты того заслуживаешь. Если ты приедешь, я привезу его специально для тебя, свяжу бечевкой и запихну в какой скажешь чулан…
Я засмеялась, качая головой, потому что теперь Дэйзи почти тараторила. Если не остановить ее, она пообещает мне обобрать с неба все звезды, будто я парень, внимания которого она добивается. Но я была не такой и милостиво сдалась.
– Ладно, Дэйзи. А если я захочу увидеть Ника в чулане, я сама его туда заманю. У тебя ведь сохранился где-нибудь одеколон Гэтсби, да?
– Ах ты негодница! Приезжай скорее, милая.
Тетушка Джастина настояла, чтобы я взяла машину («в конце концов, дорогая, не похоже, чтобы она могла мне понадобиться в ближайшее время»), и я отправилась в Уэст-Эгг с изрядным запасом платьев и туфель, чтобы не пришлось одалживаться.
К моменту моего прибытия на закате дом был нестерпимо раскален, и я отправилась в сад, где Дэйзи дремала на низкой кушетке в тени садового тента, лежа босиком и устремив взгляд из-под прикрытых век на море. Я подошла и села на кушетку напротив, отпила из ее нетронутого стакана и чуть не поперхнулась.
– Демоник при свете дня? – изумилась я, и она лениво улыбнулась. Теперь, приглядевшись, я заметила, какими вялыми выглядят ее конечности и как подрагивают пальцы, которыми она водит по краю подушки под головой.
– Но он же из Варшавы, – возразила она. – Гораздо лучше того, что мы получали из Берлина. Он так хорош, и Джей привозит его специально для меня.
Я осторожно отпила еще глоток. И вправду лучше, чем другой, из Берлина. Конечно, после беспорядков в Вене венский демоник исчез, но Варшава восполнила его нехватку. Я подержала его на языке, прежде чем проглотить. Он был прекрасен, настолько горяч, что день показался прохладным. Я вытянулась на кушетке и взяла Дэйзи за руку.
Ее расплющило зноем, потемневшие волосы прилипли к влажной щеке, край белой шифоновой юбки трепетал, как флаг поверженного города. Полузакрыв глаза, я ждала, когда утихнут вспышки под веками, надеясь, что сумею разглядеть, какое она чудовище.
Дэйзи Бьюкенен в платье, возвещающем капитуляцию, с лицом, подобным цветку, была довольно привлекательным и ленивым чудовищем. Не из тех, которые способны много миль гнать добычу по густому подлеску. Вместо этого она лежала совершенно неподвижно, так что кто-нибудь неосторожный мог подумать, что она мертва, и явиться за ее шкурой, за славой ее победителя, за ее свойствами или ее богатством, – вот тогда-то она и бросалась на него.
«Не подходи слишком близко к Дэйзи Фэй, – предостерег меня внутренний голос. – От этого одни беды, девочка моя».
А разве я этого еще не поняла? И не рискнула своей репутацией в «Фулбрайте» ради нее? И не сделала девушку из бумаги, и не позволила Дэйзи убить ее?
Мне вдруг стали вспоминаться подробности ночи, проведенной в Чайнатауне. Демоник помог, и, по-видимому, его варшавский сорт был совершенно беспощадным. В тумане перед глазами, который на самом деле не был туманом, я увидела лица, похожие на мое, – увидела сверху, находясь над тем местом, где сама обмякла на грязном кафельном полу. Все люди вокруг составляли труппу бумагорезов, в том месяце выступавшую по всему Нью-Йорку. Одновременно я видела их с головами зверей – кошек, быков, собак и змей, а Кхая – с головой свиньи, как и саму себя.
«Нет, я не хочу», – уверяла я их, но Бай с толстощекой комичной мордочкой крысы покачала головой.
«Раньше надо было думать, до того, как ты это сделала».
В руке она держала ножницы. В отличие от тех, которые они дали мне той ночью, эти были тяжелые, садовые, с темными ржавыми лезвиями. Острыми они могли оказаться, только если Бай достаточно сильна, а я знала, что так и есть.
Она взяла меня за руку, открыла ножницы, и лезвия сомкнулись на самом маленьком из моих пальцев, поерзали несколько раз, давая мне прочувствовать, насколько они тупы. Щелкнув ножницами в следующий раз, Бай отхватила бы мне мизинец до второго сустава, но тут на каменных плитах дорожки, ведущей к садовому тенту, послышались тяжелые шаги.
Я слегка удивилась, увидев, что к нам направляется Том. С виду ему было жарко и неудобно, шляпу он держал под мышкой, лицо лоснилось от пота, волосы казались влажными.
– А, привет, Джордан, – сказал он и вместо того, чтобы поздороваться с Дэйзи, наклонился, чтобы коснуться легким поцелуем ее лба.
Мгновение я ждала, когда она вскинется и сожрет его, но она спокойно села, закрыв глаза и не улыбаясь. А Том улыбался ей, и я поняла: он понятия не имеет, что она о нем думает, как медлительная неприязнь прокатывается по ней, словно волна через песчаную отмель, вызывая злобный прищур, от которого занервничала бы любая девчонка Луисвилла.
– Приятно видеть тебя сегодня дома, – сказал Том. – На это я и надеялся, решив вернуться из города пораньше.
– Вот ты меня и увидел, – хмуро отозвалась она.
Том тоже прищурился, но в последний момент вспомнил обо мне. Порой наличия свидетеля хватало, чтобы напомнить ему: он порядочный мужчина, муж глупой жены-скандалистки, и, даже если Дэйзи с этим не согласна, этот вариант мне нравился больше остальных.
– Я тут подумал: мы могли бы сегодня поужинать в «Бэй-Харбор», – заговорил он. – Свежие гребешки, что-нибудь холодненькое по такой жаре, а?
Лицо Дэйзи